Роулинг Гарри Поттер и орден Феникса читать полностью

Пятая часть знаменитых приключений Гарри Поттера. Полная версия, не фрагмент. Читайте бесплатно без регистрации и без каких бы то ни было условий.

Глава первая Деменция Дудли

Рекордно жаркий день этого лета подходил к концу, и большие квадратные дома Бирючинной улицы окутывало дремотное молчание. Автомобили во дворах, обыкновенно сверкающие чистотой, потускнели от пыли, а газоны, некогда изумрудно-зеленые, высохли и пожелтели – в связи с засухой пользоваться шлангами запрещалось. Местные жители, вынужденные отказаться от привычных занятий – мытья машин и ухода за лужайками, – прятались по прохладным домам, широко распахнув окна в надежде заманить несуществующий ветерок. На улице оставался один лишь мальчик-подросток, лежавший навзничь на клумбе возле дома № 4.

Этот тощий черноволосый мальчик в очках, видимо, сильно прибавил в росте за очень короткое время и потому выглядел слегка нездорово. На нем были грязные рваные джинсы, мешковатая линялая футболка и старые спортивные тапочки, которые просили каши. Такая наружность, конечно, не прибавляла Гарри Поттеру очарования в глазах других обитателей улицы, свято веривших, что неопрятность следует причислить к уголовно наказуемым деяниям. К счастью, нынче вечером от соседских глаз его скрывал большой куст гортензии. Собственно, сейчас Гарри вообще могли бы заметить только его дядя и тетя, да и то если бы высунулись в окно и посмотрели прямо вниз, на клумбу.

В целом Гарри считал, что идея спрятаться здесь очень удачна. Конечно, лежать на раскаленной каменной земле не слишком удобно, зато никто не смотрит на него волком, не заглушает голос диктора зубовным скрежетом и не задает гнусных вопросов, как бывает всякий раз, когда он пытается смотреть телевизор в гостиной вместе с родственниками.

И, словно эта мысль случайно влетела через окно в комнату, оттуда неожиданно послышался голос Вернона Дурслея, приходившегося Гарри дядей:

– Хорошо хоть мальчишка больше сюда не лезет. Кстати, куда он подевался?

– Понятия не имею, – равнодушно ответила тетя Петуния. – В доме его нет.

Дядя Вернон невнятно рыкнул и язвительно прибавил:

– Он теперь, видите ли, интересуется новостями. Хотел бы я знать, что он на самом деле затевает. Чтобы нормального парня волновали события в мире!.. Так я и поверил! Дудли вот понятия ни о чем не имеет. Сомневаюсь, что он в курсе, как зовут премьер-министра… И вообще, не станут же про их кодлу рассказывать в наших новостях…

– Вернон, ш-ш-ш! – испуганно перебила его тетя Петуния. – Окно ведь открыто!

– Ах да… прости, дорогая.

Дурслеи затихли, и Гарри выслушал стишок про мюсли с фруктами и отрубями. Одновременно он наблюдал, как по улице бредет миссис Фигг, чокнутая престарелая кошатница, которая жила неподалеку в Глициниевом переулке. Миссис Фигг хмурилась и что-то бормотала себе под нос. Гарри еще раз порадовался, что догадался спрятаться за кустом: в последнее время миссис Фигг взяла моду при каждой встрече зазывать его на чай. Она уже завернула за угол и скрылась из виду, когда из окна опять поплыл голос дяди Вернона:

– Значит, Дудлика пригласили в гости?

– Да, к Полкиссам, – с нежностью ответила тетя Петуния. – У него столько друзей, ребята его так любят…

Гарри с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Просто поразительно, до чего слепо Дурслеи обожают сына. Все каникулы тот умудрялся кормить родителей весьма неизобретательной ложью про ежевечерние чаепития у приятелей, но Гарри-то прекрасно знал, что никаких чаев Дудли не пьет. Вместо этого каждый вечер Дудли и его банда отправляются в детский парк и крушат что под руку попадется, либо слоняются по улицам, курят и кидаются камнями в проезжающие машины и гуляющих детей. Гарри не однажды видел, как они этим занимаются, когда сам бродил по Литтл Уинджингу, – почти все каникулы он блуждал по улицам, заодно таская газеты из урн.

Тут до ушей Гарри донеслись первые ноты музыкальной заставки, предварявшей семичасовые новости, и в животе у него что-то судорожно сжалось. Может быть, сегодня… после целого месяца ожидания… может быть, сегодня.

– Число туристов, застрявших в аэропортах Испании, достигло рекордной отметки. Идет вторая неделя забастовки носильщиков…

– Вот я бы им устроил пожизненную сиесту, – заглушило конец фразы ворчание дяди Вернона, но это было не важно: под окном на клумбе Гарри уже чувствовал, что узел в животе потихоньку развязывается. Случись что-нибудь, об этом, без сомнения, сказали бы в первую очередь; смерть и катастрофы всегда идут раньше застрявших туристов.

Гарри медленно выдохнул и стал смотреть в ослепительно-синее небо. Этим летом каждый день одно и то же: мучительное напряжение, ожидание, потом временное облегчение, потом снова нарастающее беспокойство… и недоумение, всякий раз все острее: почему ничего не происходит?

Он продолжал слушать новости – так, на всякий случай, в надежде уловить хоть малейший намек, непонятный для муглов… какое-нибудь необъяснимое исчезновение или загадочный инцидент… но за сообщением о туристах последовал сюжет о засухе в юго-восточном районе («Надеюсь, сосед это смотрит! – заревел дядя Вернон. – Думает, мы не знаем, что он в три утра включает свои поливал-ки!»); потом о вертолете, чуть не потерпевшем крушение в Суррее; потом о разводе одной знаменитой актрисы с ее не менее знаменитым мужем («Очень нам интересно нюхать их грязное белье», – дернула носом тетя Петуния, которая с упорством маньяка выуживала подробности этой истории из всех журналов, какие только попадали в ее костлявые руки).

Яркое небо слепило глаза, и Гарри закрыл их, одновременно услышав: «…И последнее. Попка-дурак изобрел новый способ охладиться. Волнистый попугайчик Попка, проживающий в “Пяти перьях” в Парнсли, выучился кататься на водных лыжах! С подробностями – наш корреспондент Мэри Ахинейс».

Гарри открыл глаза. Раз дошли до попугайчиков на водных лыжах, дальше можно не слушать. Он осторожно перекатился на живот, встал на четвереньки и пополз прочь от окна.

Однако не успел он проползти и двух дюймов, одно за другим случилось сразу несколько событий.

Раздался оглушительный, похожий на выстрел хлопок, громким эхом разнесшийся в сонном молчании улицы; из-под машины неподалеку очумело выкатилась и унеслась кошка; из окна гостиной Дурслеев донесся вопль, громкое ругательство и звон разбившегося фарфора; и тогда, как по долгожданному сигналу, Гарри вскочил, выхватывая из-за пояса джинсов тонкую деревянную волшебную палочку, словно меч, но, не сумев даже выпрямиться, треснулся макушкой о раму открытого окна. Услышав грохот, тетя Петуния завопила еще громче.

Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Из глаз неудержимо полились слезы. Он стоял покачиваясь, стараясь сфокусировать зрение и понять, откуда раздался хлопок, но, едва ему удалось обрести равновесие, из окна протянулись две багровые мясистые руки и крепко обхватили его за горло.

– А ну – убери – эту – штуку! – зарокотал Гарри в ухо голос дяди Вернона. – Быстро! Пока – никто – не – увидел!

– Отстаньте – от – меня! – задушенно прохрипел Гарри. Несколько секунд между ними шла ожесточенная борьба. Левой рукой Гарри пытался оторвать от себя дядины пальцы-сардельки, а правой крепко сжимал поднятую палочку. Макушку пронзила особо сильная боль, дядя Вернон пронзительно взвизгнул, как от удара током, и выпустил племянника – будто сквозь тело Гарри текла незримая сила, не позволявшая его коснуться.

Гарри, тяжело дыша, чуть не свалился на куст гортензии, но сумел-таки выпрямиться и огляделся. Вокруг не наблюдалось ничего такого, что могло бы издать хлопок, зато в окнах окрестных домов показались любопытные лица. Гарри поспешно сунул палочку за пояс джинсов и напустил на себя невинный вид.

– Добрый вечер! – прокричал дядя Вернон миссис из дома номер семь напротив, сурово глядевшей из-за тюлевых занавесок. – Слышали, какой сейчас был выхлоп? Мы с Петунией так и подпрыгнули!

Он продолжал неестественно лыбиться во все стороны, пока соседи не отошли от окон, и тогда безум ная улыбка превратилась в гримасу яростного бешенства. Дядя Вернон поманил Гарри к себе.

Гарри приблизился на несколько шагов, осторожно, чтобы ненароком не перейти ту черту, за которой руки дяди Вернона смогут вновь схватить его за горло и начать душить.

– Какого рожна ты это сделал, парень? – Голос дяди Вернона прерывался от злости.

– Что сделал? – холодно уточнил Гарри. Он все озирался, надеясь увидеть, кто хлопнул.

– Палишь тут, как из пистолета, прямо у нас под…

– Это не я, – твердо сказал Гарри.

Рядом с широкой багровой физиономией дяди Вернона появилось худое лошадиное лицо тети Петунии. Она была в бешенстве.

– Что ты тут шныряешь?

– Да… Да! Правильно, Петуния! Что ты делал под окном, парень?

– Слушал новости, – безропотно признался Гарри. Дядя и тетя возмущенно переглянулись.

– Слушал новости? Опять?!

– Они вообще-то каждый день новые, – сказал Гарри.

– Ты мне не умничай! Я хочу знать, что ты на самом деле затеваешь, – и нечего мне мозги полоскать! «Слушаю новости»! Тебе прекрасно известно, что вашу братию…

– Тише, Вернон! – еле слышно выдохнула тетя Петуния.

Дядя Вернон понизил голос и договорил так тихо, что Гарри с трудом расслышал:

– …Что вашу братию не показывают по нашему телевидению!

– Это вы так думаете, – сказал Гарри.

Несколько секунд дядя Вернон молча таращил на него глаза, а потом тетя Петуния решительно произнесла:

– Мерзкий лгунишка. Зачем же тогда все эти ваши… – тут она тоже понизила голос, и следующее слово Гарри пришлось читать по губам: – совы? Разве они не новости приносят?

– Да-да! – победно зашептал дядя Вернон. – Не пудри нам мозги, парень! Как будто мы не знаем, что свои новости ты получаешь от этих отвратных птиц!

Гарри молчал в нерешительности. Сказать правду было не так-то легко, пусть даже дядя с тетей и не могли понять его боль.

– Совы… не приносят мне новости, – бесцветно выговорил он.

– Не верю, – тут же сказала тетя Петуния.

– Я тоже, – горячо поддержал ее дядя Вернон.

– Ты что-то нехорошее затеял, это ясно, – продолжала тетя Петуния.

– Мы, между прочим, не идиоты, – объявил дядя Вернон.

– А вот это уж точно новость дня, – огрызнулся Гарри раздражаясь. Не успели Дурслеи ответить, он круто развернулся, пересек лужайку, переступил через низкую ограду и зашагал по улице.

Он знал, что нажил себе неприятности. Потом, конечно, придется поплатиться за грубость, но пока это не важно; ему и так есть о чем беспокоиться.

Он почти не сомневался, что громкий хлопок раздался оттого, что кто-то аппарировал на Бирючинную улицу или, наоборот, дезаппарировал. Точно с таким же звуком растворялся в воздухе домовый эльф Добби. Возможно ли, что Добби сейчас здесь? Вдруг в эту самую минуту эльф идет за ним по пятам? Гарри круто обернулся, но Бирючинная улица была совершенно пуста, а Гарри точно знал, что Добби не умеет становиться невидимым.

Он шел, не выбирая дороги, – он уже столько раз тут бродил, что ноги сами несли его излюбленными маршрутами, – и каждые несколько шагов оглядывался через плечо. Пока он валялся среди умирающих бегоний тети Петунии, рядом был кто-то из колдовского мира, это точно. Почему же они не заговорили с Гарри? И где прячутся теперь?

Разочарование нарастало, а уверенность ослабела и исчезла.

В конце концов, вовсе не обязательно, что звук был волшебный. Может, из-за бесконечного ожидания он, Гарри, дошел до ручки и готов любой самый обычный шум принять за весточку из своего мира? Может, просто у соседей что-то разбилось или взорвалось?

При этой мысли на душе у Гарри сразу стало тягостно, и в мгновение ока опять навалилась горькая безнадежность, преследовавшая его все лето.

Завтра в пять утра он снова проснется по будильнику, чтобы заплатить сове, разносящей «Оракул», – но что толку его выписывать? В последнее время Гарри отбрасывал газету, не раскрывая: новость о возвращении Вольдеморта, когда до идиотов в редакции дойдет наконец, что это правда, поместят на первой полосе, а прочее неинтересно.

Если повезет, совы принесут и письма от Рона с Гермионой. Но Гарри давно оставил надежду узнать от них что-нибудь вразумительное.

Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чем… Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если письма заблудятся… Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать в письме подробно… Здесь столько всего происходит, при встрече обо всем расскажем…

При встрече? И когда же это? Что-то никто не торопится назначить дату. На поздравительной открытке, которую Гермиона прислала ему в день рождения, было написано: «Думаю, что мы очень скоро увидимся». Но как скоро наступит это самое «скоро»? Насколько можно понять по их туманным намекам, Рон с Гермионой сейчас вместе, предположительно у Рона. Гарри с трудом мирился с мыслью, что они двое веселятся в «Гнезде», а он вынужден торчать на Бирючинной улице. А если уж до конца откровенно, он злился на друзей так сильно, что выкинул целых две коробки рахатлукулловского шоколада, которые они прислали ему в подарок. Правда, сразу об этом и пожалел – после вялого салата, поданного в тот же вечер на ужин тетей Петунией.

И чем это таким они заняты? И почему он, Гарри, не занят ничем? Разве он не доказал, что способен на много, много большее, чем они? Неужели все забыли, что он сделал? Это ведь он был на кладбище и видел, как погиб Седрик, это его привязали к надгробию и чуть не убили…

Не вспоминай, – в сотый раз за лето приказал себе Гарри. Кладбище снилось ему в кошмарах каждую ночь; не хватало еще думать о нем наяву.

Он свернул в Магнолиевый проезд и вскоре прошел мимо узкого прохода рядом с гаражом, где когда-то впервые увидел своего крестного отца. Сириус хотя бы осознает, каково сейчас Гарри. Конечно, и он толком ничего не рассказывает, но его письма полны не многозначительных намеков, а слов заботы и утешения: я понимаю, как тебе сейчас тревожно… будь умничкой, все наладится… будь осторожен, не глупи…

«Что же – думал Гарри, сворачивая с Магнолиевого проезда на Магнолиевую улицу и направляясь к парку, над которым уже сгущались сумерки, – я по большому счету так и поступаю. Я же не привязал сундук к метле и не улетел в “Гнездо”, хотя ужасно хотелось». Гарри вообще считал себя паинькой – если учитывать, как его злит вынужденное сидение на Бирючинной улице и шнырянье по кустам в надежде хоть что-то узнать о лорде Вольдеморте. Но все равно, совет не глупить от человека, который двенадцать лет отсидел в колдовской тюрьме Азкабан, бежал, предпринял попытку совершить то убийство, за которое, собственно, и был осужден, а затем отправился в бега вместе с краденым гиппогрифом, – мягко говоря, бесит.

Гарри перелез через запертые ворота парка и побрел по высохшей траве. Кругом было так же пустынно, как и на окрестных улицах. Он дошел до площадки с качелями, сел на те единственные, которые еще не были сломаны Дудли и его приятелями, одной рукой обвил цепь и мрачно уставился в землю. Больше не выйдет прятаться на клумбе. Завтра придется изобрести новый способ подслушивать новости. А пока ему не светит ничего хорошего, кроме очередной тяжелой беспокойной ночи: вечно снятся если не кошмары про Седрика, так обязательно какие-то длинные темные коридоры, ведущие в тупик, к запертым дверям. Видно, потому, что и наяву он в отчаянной безысходности. Шрам на лбу довольно часто саднит, но теперь это вряд ли обеспокоит Рона с Гермионой, да и Сириуса тоже. Раньше боль предупреждала о том, что Вольдеморт вновь набирает силу, но теперь, когда и так ясно, что он вернулся, друзья, скорее всего, скажут, что шрам, собственно, и должен болеть… не о чем и говорить… старая песня…

Обида на эту сплошную несправедливость переполняла Гарри, и ему хотелось кричать от ярости. Да если бы не он, никто бы и не знал про Вольдеморта! А в награду его вот уже целый месяц маринуют в Литтл Уинджинге, в полной изоляции от колдовского мира! Вынуждают сидеть среди вялых бегоний и слушать про попугайчиков! Как мог Думбльдор взять и забыть про него? Почему Рон с Гермионой вместе, а его не позвали? Хватает же совести! И сколько ему еще терпеть наставления Сириуса? Сколько сидеть смирно, быть паинькой и бороться с искушением написать в газету: ку-ку, ребята, Вольдеморт вернулся? В голове у Гарри роились гневные мысли, внутри все переворачивалось от злости, а между тем на землю спускалась жаркая бархатистая ночь, воздух был напоен ароматом теплой сухой травы, и в тишине лишь глухо рокотали машины за оградою парка.

Неизвестно, сколько времени Гарри просидел на качелях, но в его мрачные мысли внезапно ворвались чьи-то голоса, и он поднял голову. С близлежащих улиц сквозь кроны деревьев проникал туманный свет фонарей, высветивший силуэты людей, шагавших через парк. Один громко распевал неприличную песню. Остальные смеялись. Все они, судя по приятному стрекотанию, катили рядом с собой дорогие гоночные велосипеды.

Гарри знал, кто это такие. Впереди, вне всякого сомнения, Дудли. Держит путь домой в окружении боевых друзей.

Дудли оставался громадиной, но прошлогодняя суровая диета и вдруг открывшийся талант сильно переменили его внешность. Недавно – о чем с большим восторгом сообщал всем и каждому дядя Вернон – Дудли стал победителем чемпионата по боксу среди юниоров-тяжеловесов школ Юго-Востока. «Благородный», по выражению дяди Вернона, спорт сделал Дудли фигурой еще более устрашающей, чем раньше, во времена, когда они с Гарри ходили в начальную школу и Гарри служил двоюродному брату первой боксерской грушей. Гарри уже не боялся Дудли, но все равно считал, что, если тот научился бить точнее и больнее – это отнюдь не повод для ликования. Для соседских детей Дудли был страшилищем похуже «бандита Поттера», которым их пугали родители, – такой, мол, отпетый хулиган, что его отдали в школу св. Грубуса, интернат строгого режима для неисправимых преступников.

Гарри смотрел на движущиеся силуэты, гадал, кому они наваляли сегодня вечером, и вдруг поймал себя на том, что мысленно призывает их: оглянитесь! Ну же… оглянитесь… я тут совсем один… давайте… подойдите-ка…

Если дружки Дудли увидят его одного, они тут же бросятся к нему – и что тогда делать Дудли? Неприятно ударить лицом в грязь перед своей бандой, но и до смерти страшно спровоцировать Гарри… Интересно будет понаблюдать за этой внутренней борьбой… Дразнить Дудли и видеть, что он боится ответить… А если кто из его прихвостней захочет напасть – пожалуйста, Гарри готов: у него с собой палочка. Пусть только сунутся… он с радостью выместит злость – хотя бы отчасти – на этих типчиках, кошмаре его детства.

Но они не оборачивались и не видели его и почти уже дошли до ограды. Гарри поборол желание их окликнуть… глупо нарываться на драку… ему нельзя колдовать… нельзя рисковать… его же могут исключить из школы…

Голоса затихали; компания, направлявшаяся к Магнолиевой улице, скрылась из виду.

Вот тебе, Сириус, получи, – скучно подумал Гарри. – Я не сглупил. Был умничкой. В отличие от тебя.

Он встал и потянулся. Пора. А то дядя Вернон с тетей Петунией уверены, что домой надо приходить именно во столько, во сколько возвращается их сын, и ни секундой позже. Дядя Вернон даже грозился запереть Гарри в сарае, если тот еще хоть раз вернется после Дудли; подавив зевок и по-прежнему хмурясь, Гарри направился к воротам.

Магнолиевая улица ничем не отличалась от Бирючинной – те же большие квадратные дома с ухоженными газонами, те же большие квадратные хозяева и очень чистые машины. Литтл Уинджинг гораздо больше нравился Гарри ночью, когда занавешенные окна ярко и красиво светились в темноте и можно было спокойно идти мимо, не опасаясь услышать очередную гадость о своей «бандитской роже». Он шагал быстро и вскоре нагнал банду Дудли; они прощались у поворота в Магнолиевый проезд. Гарри спрятался за кустом сирени и стал ждать.

– Визжал прямо как свинья, скажи? – говорил Малькольм под дружный гогот приятелей.

– Отличный хук справа, Чемпион, – хвалил Пирс.

– Завтра в то же время? – спросил Дудли.

– Давайте у меня, предков дома не будет, – предложил Гордон.

– Ладно, пока, – сказал Дудли.

– Пока, Дуд!

– До встречи, Чемпион!

Гарри подождал, пока дружки Дудли разойдутся, и отправился дальше. Когда голоса утихли, он свернул в Магнолиевый проезд и очень скоро почти нагнал Дудли. Тот брел весьма неспешно, немузыкально напевая себе под нос. Гарри шел за ним.

– Эй, Чемпион!

Дудли обернулся.

– А, – пробурчал он. – Это ты.

– Не-а, не я. Чемпион у нас ты, забыл?

– Заткнись, – рыкнул Дудли отворачиваясь.

– Что ж, хорошее имя, – сказал Гарри и, поравнявшись с кузеном, зашагал с ним в ногу. – Но для меня ты навсегда «Дудинька Дюдюша».

– Я же сказал, ЗАТКНИСЬ! – Руки Дудли сжались в кулаки.

– А твои друзья знают, как тебя называет мамочка?

– Заткни свой поганый рот.

– А ей ты не говоришь «заткни свой поганый рот»… Может, «Попкин» или «Пипкин»? Можно мне тебя так называть?

Дудли молчал. Видимо, сосредоточил все усилия на том, чтобы не броситься на Гарри.

– Ладно, лучше расскажи, кого вы отметелили сегодня? – спросил тот, и улыбка исчезла с его лица. – Очередного малолетку? Насколько я знаю, пару дней назад не повезло Марку Эвансу…

– Он сам напросился, – пробурчал Дудли.

– Ах вот как?

– Он меня дразнил!

– Ой! Неужто он осмелился сказать, что ты похож на свинью, которую выучили ходить на задних ногах? Это не называется дразнить, Дуд, это называется говорить правду.

Желваки на лице Дудли ходили ходуном. Гарри испытывал огромное удовлетворение оттого, что ему удалось так сильно взбесить двоюродного брата; как будто вылил на Дудли свое раздражение – ведь больше его деть некуда.

Короткий путь из Магнолиевого проезда в Глициниевый переулок вел через тот самый проход, где Гарри впервые увидел Сириуса. Здесь было пустынно и намного темнее – никаких фонарей. С одной стороны возвышался забор, с другой – стены гаражей, и шаги звучали глухо.

– Думаешь, если у тебя эта штука, ты самый крутой, да? – сказал Дудли после короткого раздумья.

– Какая штука?

– Ну эта… эта твоя… которую ты прячешь.

Гарри опять ухмыльнулся:

– Дуд, да ты, видать, не такой тупой! Впрочем, иначе ты, пожалуй, не мог бы ходить и говорить одновременно.

Гарри достал палочку и заметил, как покосился на нее Дудли.

– Тебе нельзя, – поспешно заявил Дудли. – Я точно знаю. А то тебя исключат из твоей дебильной школы.

– А вдруг у нас правила поменяли? А тебе не доложили?

– Ничего не поменяли, – сказал Дудли, но без особой убежденности.

Гарри тихо рассмеялся.

– Все равно, без этой штуки тебе на меня слабó, – проворчал Дудли.

– Да ты сам без четырех ассистентов десятилетнего мальчишку побить не можешь. Вот ты получил разряд по боксу. Сколько было твоему сопернику? Семь? Восемь?

– Шестнадцать, если хочешь знать, – буркнул Дудли, – и, когда я с ним закончил, он двадцать минут валялся как мертвый, а он, между прочим, в два раза тяжелей тебя. Вот погоди, я скажу папе, что ты опять доставал эту дрянь…

– Так, вот мы и побежали к папуле. Дюдюша-Чемпион испугался противной палочки.

– Что-то ты по ночам не такой храбрый, – мерзко ухмыльнулся Дудли.

– Ночь – это то, что сейчас, Попкин. Так называется время, когда вокруг темно.

– Я имею в виду, ночью в кровати! – рявкнул Дудли.

Он остановился. Гарри тоже остановился и уставился на двоюродного брата. В темноте было плохо видно, но, кажется, тот смотрел победителем.

– Чего? Ночью в кровати я не такой храбрый? Что это значит? – озадаченно спросил Гарри. – А чего мне там бояться? Подушек?

– Я слышал сегодня, – негромко проговорил Дудли. – Ты разговаривал во сне. Стонал.

– Чего? – снова спросил Гарри, но у него уже похолодело в груди. Этой ночью ему опять снилось кладбище.

Дудли хрипло хохотнул и заскулил тоненьким голоском:

– «Не убивай Седрика! Не убивай Седрика!» Кто такой Седрик? Твой бойфренд?

– Я… Ты врешь, – машинально сказал Гарри. Но во рту у него пересохло. Он прекрасно понимал, что Дудли не врет – откуда еще ему знать про Седрика?

– «Папа! Помоги мне, папа! Папочка, он хочет меня убить! У-у-у!»

– Заткнись! – тихо приказал Гарри. – Умолкни, Дудли, иначе я за себя не ручаюсь!

– «Папочка, помоги! Мамочка, помоги! Он убил Седрика! Папочка, спаси меня! Он хочет…» Не тычь в меня этой штукой!

Дудли вжался в забор. Палочка нацелилась прямо ему в сердце. Вся ненависть, накопившаяся за долгие четырнадцать лет, закипела у Гарри в сердце – чего только он не отдал бы сейчас за возможность садануть Дудли заклятием пострашнее! И пусть ползет домой бессмысленным насекомым с какими-нибудь ложноножками…

– Больше не смей и заикаться об этом, – яростно прошипел Гарри. – Понял?

– Убери эту штуку!

– Я спрашиваю, понял?

– Убери эту штуку!

– ПОНЯЛ МЕНЯ?

– УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОЮ…

И вдруг Дудли судорожно охнул, будто неожиданно окунувшись в ледяную воду.

Произошло что-то непонятное. Звездное небо цвета индиго внезапно почернело, и наступила кромешная тьма – исчезли и луна, и звезды, и мерцающий свет фонарей в переулках. Не стало слышно шелеста листвы и далекого рокота автомобилей. Теплый вечер обжигал пронзительным холодом. Гарри и Дудли окружила абсолютная, непроницаемая, черная тишина, словно чья-то гигантская рука накрыла все вокруг плотной ледяной накидкой, не пропускавшей ни звука, ни света.

Сначала Гарри решил, что, сам того не желая, проделал какое-то волшебство, но потом разум взял верх над чувствами – как бы там ни было, выключить звезды ему не под силу. Он повертел головой, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но тьма невесомой вуалью льнула к глазам.

В уши ударил перепуганный голос Дудли:

– Т-ты чего н-наделал? Уб-бери это!

– Ничего я не наделал! Замолчи и не двигайся!

– Я н-ничего н-не в-вижу! Я ослеп! Я…

– Я сказал, помолчи!

Гарри стоял как вкопанный и тщетно пытался разглядеть что-то в темноте. Стало так холодно, что его трясло с головы до ног; руки покрылись гусиной кожей, а волосы на затылке встали дыбом. Гарри все крутил головой и без толку таращил глаза.

Немыслимо… невозможно… как они оказались здесь… в Литтл Уинджинге?.. Гарри напряг слух… он услышит их раньше, чем сможет увидеть…

– Я п-пожалуюсь п-папе! – заскулил Дудли. – Т-ты г-где? Т-ты ч-что?..

– Да тихо ты! – прошипел Гарри. – Дай послу…

И оборвал сам себя – он услышал именно то, чего так боялся.

В проходе кроме них было что-то еще – и оно медленно, судорожно, свистяще втягивало в себя воздух. Гарри окатило волной ужаса.

– Х-хватит! П-прекрати! А то к-как т-тресну, п-понял…

– Дудли, тихо…

БАМ.

Кулак попал Гарри в висок. Ноги оторвались от земли. В глазах вспыхнул белый фейерверк, и во второй раз за вечер Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Он тяжело рухнул на землю. Палочка вылетела из рук.

– Ты болван, Дудли! – заорал Гарри, вздернувшись на четвереньки и слепо шаря вокруг. Он услышал, что Дудли понесся куда-то, спотыкаясь на ходу и стукаясь о забор. – ДУДЛИ, НАЗАД! ТЫ БЕЖИШЬ ПРЯМО НА НЕГО!

Тишину прорезал ужасающий визг, и топот прекратился. В то же самое мгновение Гарри спиной ощутил наползающий холод, а это означало только одно: их тут несколько.

– ДУДЛИ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! ГЛАВНОЕ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! Ну где же… – отчаянно забормотал Гарри. Его руки шныряли по земле как пауки. – Где же… палочка… давай же… люмос!

Он произнес заклинание машинально – очень уж нужен был свет, – и, к его несказанному облегчению, в считаных дюймах от правой руки появился лучик: на кончике волшебной палочки зажегся свет. Гарри схватил палочку, вскочил, осмотрелся…

И внутри все перевернулось.

К нему над самой землей медленно скользила, всасывая на ходу ночной воздух, высокая фигура в плаще с капюшоном, без лица и без ног.

Спотыкаясь, Гарри отступил и поднял палочку.

– Экспекто патронум!

Палочка выпустила облачко серебристого пара, и движение дементора замедлилось, но заклинание не сработало как следует – дементор надвигался на Гарри, а тот лишь в ужасе пятился, путаясь в собственных ногах. Мысли остановились от страха… Сосредоточься…

Из-под плаща высунулись серые, покрытые слизью и струпьями руки, потянулись к Гарри. В ушах у него зашумело…

– Экспекто патронум!

Его голос прозвучал словно издалека. И опять из кончика палочки выплыло серебристое облачко, еще жиже предыдущего… Все, он разучился, он больше не умеет исполнять это заклинание!

Голова наполнилась хохотом, высоким, пронзительным хохотом… зловонное, смертоносное дыхание дементора заполняло легкие, Гарри стремительно тонул в нем… скорее… счастливые воспоминания…

Но он не мог вспомнить ничего счастливого… ледяные пальцы неумолимо смыкались на его шее… пронзительный хохот звучал все громче, и в голове кто-то шептал: «Поклонись своей смерти, Гарри… это, наверное, даже не больно… не знаю… никогда не умирал…»

Он больше не увидит Рона и Гермиону…

И когда он отчаянно боролся за глоток воздуха, перед мысленным взором очень отчетливо возникли лица друзей.

– ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из палочки вырвался огромный серебристый олень и на лету ударил дементора рогами туда, где должно было находиться сердце. Дементор, невесомый, как сама тьма, был отброшен назад. Олень грозно наступал, а побежденный дементор ринулся прочь, похожий на летучую мышь.

– СЮДА! – крикнул Гарри оленю. Развернувшись, он помчался по проходу с палочкой наперевес. – ДУДЛИ? ДУДЛИ!

Он не пробежал и десяти шагов, как наткнулся на них: Дудли лежал на земле, сжавшись в комок и закрыв лицо руками, а второй дементор склонялся над ним. Склизкими лапами он держал Дудли за запястья и медленно, почти любовно разводил его руки и под капюшоном склонялся, будто для поцелуя.

– БЕЙ ЕГО! – вскричал Гарри. Олень с мощным свистом проскакал мимо. Безглазое лицо нависло над самым лицом Дудли, но тут олень ударил дементора рогами; того подбросило, и он, как и его напарник, улетел прочь и исчез в темноте; олень проскакал к переулку и растворился в серебристом тумане.

Луна, звезды и фонари в мгновение ока вернулись на свои места. Подул теплый ветерок. В близлежащих садах зашелестели деревья, а из Магнолиевого проезда снова донесся будничный рокот машин. Гарри застыл – чувства обострены до предела – и не сразу осознал внезапное возвращение к нормальной действительности. Потом заметил, что футболка плотно прилипла к телу; он был весь в поту.

Он никак не мог поверить в случившееся. Дементоры – здесь, в Литтл Уинджинге.

Дудли, скорчившись, лежал на земле. Он трясся и тоненько поскуливал. Гарри наклонился проверить, в состоянии ли Дудли ходить, но тут за спиной раздался лихорадочный топот. Инстинктивно вскинув палочку, Гарри развернулся – кто бы там ни был, встретить его лицом к лицу.

Из темноты, на ходу теряя клетчатые шлепанцы, появилась совершенно запыхавшаяся полоумная старушка миссис Фигг. Из-под сеточки для волос вырывалась путаная седая пакля, на запястье, позвякивая, раскачивалась авоська. Гарри суетливо дернулся, намереваясь поскорее спрятать палочку, но…

– Куда, балда! Не убирай! – завопила миссис Фигг. – А если тут еще есть? Нет, я просто укокошу этого Мундугнуса Флетчера!

 

 

Глава вторая Засовали долбы

– Чего? – тупо спросил Гарри.

– Смылся! – ломая руки, воскликнула миссис Фигг. – Какая-то там у него встреча, какие-то котлы, видишь ли, с метлы свалились! Я ведь говорила: кожу сдеру, если уйдешь, а он… И вот пожалуйста! Дементоры! Хорошо еще, я поставила там мистера Пуфика! Ладно, некогда нам тут болтаться! Ну что же ты, шевелись, надо поскорее доставить вас назад! Ох, что же будет! Я убью его, просто убью!

– Но… – То, что старая любительница кошек знала, кто такие дементоры, потрясло Гарри не меньше чем самое их появление в здешних местах. – Вы… вы – ведьма?

– Я шваха, о чем Мундугнусу прекрасно известно! Вот как, скажите на милость, я должна была справляться с дементорами? Оставил тебя без прикрытия, а ведь я предупреждала…

– Значит, этот самый Мундугнус следил за мной? Подождите… Так это был он! Это он дезаппарировал от нашего дома!

– Да, да, да! Счастье еще, что я на всякий случай поставила на дежурство мистера Пуфика, под машину, и он прибежал меня предупредить, но, когда я добралась до вашего дома, ты уже ушел… а теперь… что скажет Думбльдор? Ну ты! – пронзительно крикнула она на недвижимого Дудли. – Поднимай уже свою жирную задницу!

– Вы знаете Думбльдора? – уставился на нее Гарри.

– Конечно, я знаю Думбльдора, кто же не знает Думбльдора? Но пойдем наконец – если они вернутся, от меня проку не будет, я и чайный пакетик в чай не превращу. – Она нагнулась, сморщенными пальчиками схватила массивную ручищу Дудли и дернула: – Вставай, бревно бессмысленное, вставай!

Но Дудли либо не мог, либо не хотел двигаться. Он лежал на земле с пепельно-серым лицом, дрожал и очень крепко сжимал губы.

– Дайте я. – Гарри взял Дудли за руки, рванул с нечеловеческой силой и сумел поднять. Дудли пребывал в полуобморочном состоянии. Маленькие глазки выкатились из орбит, на лице выступили капли пота; стоило Гарри на секунду его отпустить, как Дудли угрожающе пошатнулся.

– Скорее! – истерично торопила миссис Фигг.

Гарри закинул к себе на плечи мясистую лапищу Дудли и, проседая под чудовищной тяжестью, поволок его к дороге. Миссис Фигг семенила впереди. Она осторожно заглянула за угол.

– Не убирай палочку, – предупредила она Гарри, когда они вышли в Глициниевый переулок. – Забудь пока про Закон о секретности, голову все одно снимут, но, как говорится, платить, так уж по гринготтскому счету. Вот вам декрет о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних… вот этого Думбльдор и боялся… Что там в конце улицы? Ах, это мистер Прентис всего-навсего… Да не убирай ты палочку, сколько можно говорить, что от меня никакого толку?

Держать палочку и одновременно волочь на себе Дудли было не так-то просто. Гарри, потеряв терпение, ткнул двоюродного брата под ребра, но Дудли решительно не желал двигаться самостоятельно. Он мертвым грузом висел на плече у Гарри, и его огромные ноги волочились по земле.

– Миссис Фигг, почему вы никогда не говорили, что вы шваха? – пыхтя и отдуваясь, спросил Гарри. – Я столько раз бывал у вас дома… почему вы ничего не сказали?

– По приказу Думбльдора. Я должна была приглядывать за тобой, но ни о чем не рассказывать, ты был слишком маленький. Уж прости, что плохо тебя развлекала, Гарри, но Дурслеи ни за что не пускали бы тебя ко мне, если б знали, что тебе у меня нравится. Это было нелегко, уж поверь… О господи, – она снова трагически заломила руки, – когда Думбльдор узнает… как Мундугнус посмел уйти с поста до полуночи? И где его носит? Как я доложу Думбльдору? Я же не умею аппарировать!

– У меня есть сова, возьмите ее, – простонал Гарри, сильно опасаясь, что под тяжестью Дудли у него вот-вот переломится хребет.

– Гарри, ты не понимаешь! Думбльдору нужно действовать как можно скорее, министерство ведь сразу фиксирует случаи незаконного колдовства, там уже все знают, уверяю тебя.

– Но мне же нужно было отогнать дементоров, как я мог обойтись без колдовства? Их ведь больше должно волновать, откуда в Глициниевом переулке взялись дементоры?

– О господи, господи, хорошо бы так, вот только я боюсь… МУНДУГНУС ФЛЕТЧЕР! Я ТЕБЯ УБЬЮ!

Раздался громкий хлопок, кругом разлился запах спиртного и застарелого курева, и одновременно из воздуха материализовался коренастый небритый человек в драном пальто. У него были короткие кривые ноги, длинные рыжие космы, покрасневшие глаза, а под ними мешки, из-за которых он смахивал на скорбного бассет-хаунда. В руках он сжимал серебристый сверток – Гарри сразу узнал плащ-невидимку.

– Чё стряслось, Фигуля? – спросил он, невинно хлопая глазами и переводя взгляд с миссис Фигг на Гарри, а потом на Дудли. – Мы чего, уже не под прикрытием?

– Я тебе покажу под прикрытием! – завопила миссис Фигг. – У нас тут дементоры, ворюга бессовестный! Дрянь безмозглая!

– Дементоры? – ошалело повторил Мундугнус. – Дементоры, здесь?

– Здесь, навоз ты куриный, здесь! – продолжала голосить миссис Фигг. – Дементоры напали на мальчика в твое дежурство!

– Мама дорогая, – слабым голосом выговорил Мундугнус, водя глазами от миссис Фигг к Гарри и обратно. – Мама дорогая… да я…

– Ты! А ты котлы ворованные скупал! Разве я не говорила, чтоб ты на месте оставался? Не говорила?

– Ну я… мне… – Мундугнус донельзя сконфузился. – Так ведь шанс… уникальный… бизнес, понимаешь?..

Миссис Фигг взмахнула рукой с авоськой и принялась колошматить Мундугнуса по шее и по физиономии. Судя по клацанью, в авоське были банки с кошачьей едой.

– Ой! Все, хва… Сказал, хватит, мышь бешеная! Надо же Думбльдора предупредить!

– Совершенно – верно – надо! – Миссис Фигг все размахивала авоськой. – И – лучше – если – это – сделаешь – ты! Сам – ему – и – скажешь – почему – тебя – не – было – на – месте!

– Хорош, хорош! Сетку с волос не потеряй! – крикнул Мундугнус, приседая и закрывая голову руками. – Пошел я, пошел!

И с очередным громким хлопком испарился.

– И надеюсь, что Думбльдор тебя растерзает! – кровожадно крикнула миссис Фигг. – Ну же, давай, Гарри, чего дожидаешься?!

Гарри решил не тратить силы и не объяснять, что буквально уже не в состоянии волочить полуживого кузена, а лишь вскинул его повыше и, шатаясь, зашагал дальше.

– Я провожу вас до двери, – сказала миссис Фигг, когда они свернули на Бирючинную улицу. –

На всякий случай… вдруг там еще… ох, батюшки, это просто катастрофа… и тебе пришлось бороться с ними самому… а Думбльдор велел, чтоб мы любой ценой не давали тебе колдовать… м-да… что толку плакать над пролитым зельем… Кота в мешке не утаишь…

– Значит, – пропыхтел Гарри, – это Думбльдор… велел… за мной… следить?

– А кто ж еще, – ответила миссис Фигг. – Думаешь, после того, что случилось в июне, он бы позволил тебе разгуливать без присмотра? А вроде говорят, что ты умный мальчик!.. Давай, быстро в дом – и сиди там, – прибавила она, поскольку они уже дошли. – Наверняка с тобой скоро свяжутся.

– А вы что будете делать? – поспешно спросил Гарри.

– А я к себе, – ответила миссис Фигг и, содрогнувшись, оглядела темную улицу. – Ждать указаний. Спокойной ночи.

– Подождите, не уходите! Я хотел спросить…

Но миссис Фигг уже семенила прочь, шлепая тапочками и позвякивая авоськой.

– Подождите! – снова крикнул ей вслед Гарри. У него миллион вопросов, она ведь общается с Думбльдором… но не прошло и пары секунд, как миссис Фигг растворилась в ночи. Хмурясь, Гарри поправил руку Дудли у себя на плече и с трудом потащился по дорожке к дому.

В холле горел свет. Гарри сунул палочку за пояс, позвонил и скоро увидел, как, приближаясь, за рифленым дверным стеклом вырастает странно искаженный силуэт тети Петунии.

– Дудличка! Слава богу, а то я уже начала всерьез волнова… волнова… Дюдюша, что с тобой?!

Гарри, скосив глаза, посмотрел на Дудли и едва успел выскользнуть из-под его руки. Дудли, слегка позеленев, некоторое время покачался на месте, а потом открыл рот, и его сильно вырвало на коврик.

– Дудлик! Дудлик, что с тобой?! Вернон? ВЕРНОН!

Грузный дядя Вернон иноходью прискакал из гостиной. Его моржовые усы подергивались, как и всегда, когда он бывал взволнован. Он поспешил к тете Петунии и помог ей перевести ослабевшего Дудли через порог и лужу рвоты.

– Вернон, ему плохо!

– В чем дело, сынок? Что случилось? Миссис Полкисс что-то не то подала к чаю?

– Почему ты весь в грязи, деточка? Ты что, лежал на земле?

– Подожди-ка… На тебя случайно не напали, а, сыночек?

Тетя Петуния страшно закричала:

– Вернон, звони в полицию! Звони в полицию! Дюдюшенька, дорогой, поговори с мамочкой! Что они с тобой сделали?

В суматохе никто не обращал никакого внимания на Гарри – и это его полностью устраивало. Он сумел проскользнуть в дом до того, как дядя Вернон захлопнул дверь, и, пока троица Дурслеев шумно перемещалась через холл к кухне, тихонько направился к лестнице.

– Кто это был, сынок? Назови имена. Мы их найдем, даже не сомневайся.

– Ш-ш-ш! Он хочет что-то сказать, Вернон! Что, Дудличек? Скажи маме!

Гарри уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, когда Дудли сумел наконец выдавить:

– Это он.

Гарри замер, занеся ногу, и сжался в ожидании взрыва.

– ТЫ! А НУ ИДИ СЮДА!

В страхе и ярости Гарри медленно снял ногу со ступеньки, повернулся и проследовал за Дурслеями на кухню.

После кромешной тьмы улицы патологически чистая, сверкающая кухня показалась ему чем-то нереальным. Дудли, по-прежнему зеленого и в липком поту, тетя Петуния усадила на стул. Дядя Вернон стоял около сушки и сверлил Гарри свирепым взглядом прищуренных глазок.

– Что ты сделал с моим сыном? – грозно спросил он.

– Ничего, – ответил Гарри, прекрасно, впрочем, понимая, что дядя ему не поверит.

– Дудленька, что он тебе сделал? – дрожащим голосом спросила тетя Петуния, губкой отчищая кожаную куртку сына. – Он что… он… ну, сам-знаешь-что, да, дорогой? Он доставал… свою штуку?

Дудли медленно, боязливо кивнул. Тетя Петуния издала протяжный вопль, а дядя Вернон затряс кулаками.

– Вранье! – закричал Гарри. – Я ему ничего не сделал, это не я, это…

И тут в окно бесшумно влетела совка. Чуть не задев дядю Вернона по макушке, она пересекла кухню и, открыв клюв, сбросила к ногам Гарри большой пергаментный конверт. Затем, мазнув кончиками крыльев по холодильнику, она красиво развернулась, вылетела в окно и скрылась над садом.

– СОВЫ! – завопил дядя Вернон, и у него на виске сердито забилась многострадальная жилка. Он с грохотом захлопнул окно. – ОПЯТЬ СОВЫ! Я ЖЕ СКАЗАЛ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ ПОТЕРПЛЮ В СВОЕМ ДОМЕ НИКАКИХ СОВ!

Но Гарри уже рвал конверт и вынимал письмо. Его сердце колотилось где-то в районе кадыка.

Уважаемый м-р Поттер!

Мы получили донесение о том, что сегодня вечером, в 21:23, в муглонаселенном районе и в присутствии одного из муглов, Вами было исполнено заклятие Заступника.

Доводим до Вашего сведения, что вследствие столь серьезного нарушения Декрета о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних Вы исключаетесь из школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц». В ближайшее время представители министерства прибудут по месту Вашего жительства с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку.

Кроме того, поскольку ранее Вы уже получали преду преждение по поводу нарушения положений раздела 13 Закона о секретности Международной конфедерации чародейства, мы вынуждены уведомить Вас о том, что 12 августа сего года в здании министерства магии состоится дисциплинарное слушание Вашего дела.

С пожеланиями здоровья и благополучия,

искренне Ваша,

Мафальда Хопкирк

Отдел неправомочного

использования колдовства

Министерство магии

 

 

Гарри перечитал письмо дважды. Сейчас он едва понимал, что говорят ему дядя Вернон и тетя Петуния. В голове царила мутная ледяная пустота. Одна-единственная мысль отравленной стрелой пронзала сознание. Его исключили из «Хогварца». Все кончено. Он больше никогда туда не вернется.

Он поднял глаза на Дурслеев. Багроволицый дядя Вернон орал, так и не опустив кулаков, тетя Петуния обвивала руками Дудли, которого снова рвало.

Временно отключившийся мозг словно пробудился от зачарованного сна. «В ближайшее время представители министерства прибудут по месту Вашего жительства с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку». Остается одно – бежать. Куда бежать, Гарри не знал, знал только, что, в «Хогварце» или нет, остаться без палочки он не может. Как в тумане, он достал ее из-за пояса и повернулся к двери.

– Ты куда это направился?! – закричал дядя Вернон и, не получив ответа, тяжеловесно затопотал по кухне, чтобы перекрыть выход. – Я, парень, с тобой еще не закончил!

– Прочь с дороги, – тихо сказал Гарри.

– Ты останешься и объяснишь, каким образом мой сын…

– Если вы не уйдете с дороги, я наложу на вас заклятие. – Гарри угрожающе поднял палочку.

– А вот этого не надо! – зарычал дядя Вернон. – Тебе нельзя колдовать за стенами дурдома, который у вас называется школой!

– Из дурдома меня выперли, – сообщил Гарри. – Так что я могу делать все, что хочу. Даю вам три секунды. Раз… два…

И тут что-то громко задребезжало. Тетя Петуния закричала, дядя Вернон завизжал и пригнулся, а Гарри уже третий раз за вечер заозирался в поисках источника непонятного шума. И на сей раз быстро его обнаружил: снаружи на подоконнике сидела встрепанная, недоумевающая сипуха, которая только что врезалась в стекло.

Не обращая внимания на мученический вопль дяди Вернона: «СОВЫ!» – Гарри подбежал и распахнул окно. Сова протянула лапку и, как только Гарри отвязал маленький пергаментный свиток, встряхнулась и улетела. Дрожащими руками Гарри развернул второе письмо, написанное в явной спешке и заляпанное черными кляксами.

Гарри,

Думбльдор только что прибыл в министерство. Он старается все уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ.

Артур Уизли

 

 

Думбльдор старается все уладить… что это значит? Разве он может указывать министерству? Значит ли это, что у Гарри появился шанс не вылететь из «Хогварца»? В груди затеплилась робкая надежда, почти сразу же задушенная приступом паники, – что значит «не сдавай палочку»? Как же тут без колдовства? Что ему, драться с министерскими? Да за такое уже не исключение, а хорошо, если в Азкабан не посадят.

Мысли в голове заскакали… Можно попробовать бежать, с риском попасться в лапы представителям министерства, а можно остаться и дожидаться их здесь. Первый вариант привлекал гораздо больше, но, с другой стороны, Гарри понимал, что мистер Уизли плохого не посоветует… и потом, Думбльдор улаживал и не такие дела.

– Ладно, – сказал Гарри. – Я передумал. Я остаюсь.

Он устало шлепнулся на стул у кухонного стола напротив Дудли и тети Петунии. Дурслеев, казалось, неприятно удивила эта его неожиданная перемена решения. Тетя Петуния бросила отчаянный взгляд на мужа; у того на виске все сильнее билась жилка.

– От кого вообще эти проклятущие совы? – страшным голосом спросил он.

– Первая – из министерства магии, уведомление об исключении, – спокойно объяснил Гарри. Он напряженно ловил малейшие звуки с улицы – не идут ли представители миниитерства, – и ему было проще без лишнего шума ответить дяде на вопросы, чем доводить того до скандала и крика. – А вторая – от отца моего друга Рона, который работает в министерстве.

– В министерстве магии? – возопил дядя Вернон. – Ваши люди в правительстве? О, это все объясняет, все, все объясняет. Теперь я понимаю, почему эта страна катится в тартарары.

Гарри промолчал. Дядя Вернон некоторое время негодующе смотрел на него, а потом злобно выплюнул:

– И за что же тебя исключили?

– За колдовство.

– А-ГА! – загрохотал дядя, стукнув кулачищем по холодильнику. Дверца открылась, и на пол высыпались низкокалорийные батончики, припасенные для Дудли. – Признался! Говори, что ты сделал с Дудли?

– Ничего, – повторил Гарри, теряя терпение. – Это был не я…

– Ты, – неожиданно заговорил Дудли.

Дядя Вернон с тетей Петунией замахали руками на Гарри, чтобы тот замолчал, и низко склонились над сыном.

– Говори, сынок, говори, – упрашивал дядя Вернон. – Что он сделал?

– Скажи нам, милый, – шептала тетя Петуния.

– Направил на меня свою палку, – промямлил Дудли.

– Ну, направил, но я ничего не сделал… – сердито начал Гарри, но…

– МОЛЧАТЬ! – хором заорали дядя Вернон и тетя Петуния.

– Продолжай, сыночек, – ласково сказал дядя, яростно взмахнув усами.

– Стало ужасно темно, – хрипло начал Дудли. – Везде-везде. А потом я услышал… ну, всякое такое. В голове.

Дядя Вернон и тетя Петуния обменялись взглядами, полными непередаваемого ужаса. Самой распоследней вещью на свете они считали колдовство, а предпоследней – соседей, умудряющихся хитроумнее, чем они сами, обойти запрет на полив из шлангов. Люди же, которые слышат голоса, в их табели о рангах занимали одно из десяти последних мест. Было понятно, чтó сейчас думают дядя и тетя: наш бедный сын сходит с ума.

– Какое такое ты слышал, Попкин? – Лицо тети Петунии мертвенно побелело, а в глазах стояли слезы.

Но Дудли не мог рассказать. Он сильно содрогнулся и затряс большой блондинистой головой. Гарри, невзирая на безразличное отчаяние, овладевшее им после первого письма, даже как-то заинтересовался. Дементоры заставляют человека заново пережить худшие моменты жизни. Что же всплыло в памяти испорченного, избалованного, наглого Дудли?

– А как получилось, что ты упал, сынок? – спросил дядя Вернон неестественно тихо, как говорят у постели тяжелобольного.

– С-спотыкнулся, – дрожащим голосом ответил Дудли. – А потом…

Он показал на свою широкую грудь. Гарри понял. Дудли вспомнился тот жуткий липкий холод, что наполняет душу, когда дементоры высасывают оттуда счастье и надежду.

– Ужасно, – надтреснуто простонал Дудли. – И холодно. Жутко холодно.

– Хорошо, – подчеркнуто спокойно сказал дядя Вернон, а тетя Петуния пощупала сыну лоб, проверяя температуру. – Что же было потом, Дудлик?

– Я чувствовал… чувствовал… как будто бы… как будто бы…

– Как будто бы затосковал навсегда, – бесцветным голосом закончил за него Гарри.

– Да, – прошептал Дудли, не переставая дрожать.

– Итак! – Дядя Вернон выпрямился, и его голос вновь достиг обычной (и весьма значительной) громкости. – Ты наложил на моего сына идиотское заклятие, так что он стал слышать голоса и решил, будто он… обречен на несчастье?

– Сколько раз вам говорить? – взвился Гарри. – Это не я! Это дементоры!

– Де… кто? Это что еще за дрянь такая?

– Де-мен-то-ры, – повторил Гарри по слогам, – двое.

– И кто это такие, дементоры?

– Охранники колдовской тюрьмы, Азкабана, – сказала тетя Петуния.

Две секунды после этого в кухне стояла абсолютная, звенящая тишина; потом тетя Петуния прихлопнула рот ладонью, словно у нее нечаянно вырвалась отвратительная, грубая непристойность. Дядя Вернон в ужасе выкатил на нее глаза. У Гарри в голове все гудело. Миссис Фигг – ладно, но тетя Петуния?..

– Откуда вы знаете? – потрясенно выпалил он.

У тети Петунии был такой вид, словно она противна самой себе. Она бросила на дядю Вернона испуганный, извиняющийся взгляд и чуть опустила руку, приоткрыв лошадиные зубы.

– Я слышала… как тот негодяй… говорил ей… тогда, давно, – не вполне связно объяснила она.

– Если вы имеете в виду моих маму и папу, почему бы не называть их по именам? – с вызовом сказал Гарри, но тетя Петуния не обратила на него внимания. Она до крайности разволновалась.

Гарри тоже был поражен до глубины души. Тетя Петуния никогда не упоминала о сестре – лишь однажды в истерике кричала, что мать Гарри была ненормальной. И вот надо же, столько лет хранит в памяти какие-то обрывочные сведения о колдовском мире – хотя так старается отрицать самое его существование.

Дядя Вернон открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл, снова закрыл, а затем, с явным трудом припоминая, как люди разговаривают, открыл в третий раз и прокаркал:

– Так… так… они… э-э… и правда… э-э… существуют? Эти… э-э… демей… как их там?

Тетя Петуния кивнула.

Дядя Вернон поочередно обводил глазами всех, точно надеясь, что скоро кто-нибудь закричит: «С первым апреля!» Не дождавшись, он в очередной раз открыл рот, но от необходимости подбирать слова его избавило прибытие третьей за вечер совы. Мохнатым пушечным ядром птица влетела в открытое окно и шумно приземлилась на кухонный стол. Дурслеи так и подскочили от испуга. Гарри выхватил из совиного клюва официальное на вид послание и сразу надорвал конверт, а сова бесшумно вылетела из дома и скрылась в ночи.

– Хватит с нас этих – гадских – сов, – рассеянно пробормотал дядя Вернон, протопал к окну и опять с грохотом его захлопнул.

Уважаемый м-р Поттер!

В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленному приблизительно 22 минуты назад, сообщаем, что министерство магии пересмотрело свое решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять ее у себя вплоть до дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится 12 августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение.

Также доводим до Вашего сведения, что после беседы с директором школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц» министерство согласилось отложить рассмотрение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания. В настоящее время и до поступления дальнейших распоряжений Вы считаетесь отстраненным от занятий.

С наилучшими пожеланиями,

искренне Ваша,

Мафальда Хопкирк

Отдел неправомочного

использования колдовства

Министерство магии

 

 

Гарри перечитал письмо три раза подряд. От того, что вопрос об исключении не решен окончательно, ему полегчало, и узел отчаяния в груди чуточку ослаб, но страх тем не менее остался. Теперь все зависело от дисциплинарного слушания двенадцатого августа.

– Ну? – напомнил о своем существовании дядя Вернон. – Что новенького? Посадят тебя или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает? – с воодушевлением добавил он после короткого раздумья.

– Мне назначили слушание, – ответил Гарри.

– И там тебя приговорят?

– Наверное.

– Значит, будем жить надеждой, – съязвил дядя Вернон.

– Ладно, если это все… – сказал Гарри поднимаясь. Ему было просто необходимо побыть одному, подумать и, может быть, написать Рону, Гермионе или Сириусу.

– НЕТ УЖ, ДУДКИ! НИКАКОЕ НЕ ВСЕ! – загремел голос дяди Вернона. – СЯДЬ НАЗАД!

– Что еще? – недовольно спросил Гарри.

– ДУДЛИ, ВОТ ЧТО! – орал дядя Вернон. – Я хочу точно знать, что произошло с моим сыном!

– ОТЛИЧНО! – потеряв терпение, закричал Гарри, и из волшебной палочки посыпались красные и золотые искры. Все трое Дурслеев испуганно съежились. – Мы с Дудли были в проходе между Магнолиевым проездом и Глициниевым переулком. – Стараясь справиться с раздражением, Гарри заговорил очень быстро. – Дудли стал задираться, я достал палочку, но не воспользовался ею. Тут появились два дементора…

– Но кто такие эти… дементы? – гневно перебил его дядя Вернон. – Чем они ЗАНИМАЮТСЯ?

– Я же сказал – высасывают из тебя счастье, – ответил Гарри. – А если могут, запечатлевают Поцелуй.

– Поцелуй? – вытаращил глаза дядя Вернон. – Поцелуй?

– Это так называется. Когда они высасывают душу через рот.

Тетя Петуния тихо вскрикнула.

– Душу? Они же не забрали… нет… у него ведь осталась?..

Она схватила сына за плечи и стала трясти, словно надеясь услышать, как загрохочет внутри его душа.

– Конечно, не забрали – если бы забрали, вы бы сразу поняли, – устало сказал Гарри.

– Значит, ты задал им жару, да, сын? – громко заговорил дядя Вернон, явно стремясь вернуть разговор в понятное ему русло. – Показал, почем фунт лиха, правда?

– Дементорам нельзя показать, почем фунт лиха, – сквозь зубы процедил Гарри.

– А почему же он тогда в полном порядке? – с вызовом спросил дядя Вернон. – Почему из него ничего не выпито? А?

– Потому что я воспользовался заклятием Заступ…

ВУ-УШШШШ. В каминной трубе забились, зашуршали крылья, из очага посыпалась пыль, и вскоре оттуда стремительно вылетела четвертая сова.

– ГОСПОДИ БОЖЕ МИЛОСЕРДНЫЙ! – вскричал дядя Вернон, в негодовании вырывая клочья из своих несчастных усов, чего с ним не случалось уже очень-очень давно. – МНЕ ЗДЕСЬ СОВЫ НЕ НУЖНЫ! Я ЗДЕСЬ ЭТОГО НЕ ПОТЕРПЛЮ! ЯСНО?!

Но Гарри уже снимал с протянутой лапки пергаментный свиток. Он был совершенно уверен, что письмо от Думбльдора и теперь наконец-то все разъяснится – и дементоры, и миссис Фигг, и что затевается в министерстве, и как Думбльдор собирается все уладить, – и впервые в жизни испытал разочарование, увидев почерк Сириуса. Не слушая завываний дяди Вернона и сильно прищурившись от пыли – сова только что отбыла обратно через трубу, – Гарри прочитал Сириусову записку.

Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае.

Это показалось Гарри настолько неадекватным ответом на все случившееся нынешним вечером, что он перевернул свиток, рассчитывая найти продолжение. Но продолжения не было.

Его снова охватил гнев. Кто-нибудь вообще собирается сказать ему «молодец»? Как-никак, он один победил двух дементоров! А что Сириус, что мистер Уизли, оба ведут себя так, будто он нашалил, а они просто не хотят его ругать, пока еще не ясно, насколько все плохо.

– …засовали твои долбы… то есть, тьфу, задолбали твои совы! Туда-сюда, туда-сюда! Проходной двор! Я тебя предупреждаю, парень, я этого не потер…

– Ничего не могу поделать, – огрызнулся Гарри и смял письмо Сириуса в кулаке.

– Я хочу знать правду! Что сегодня случилось? – прогавкал дядя Вернон. – Если на Дудли напали дурмендуры, почему тогда исключают тебя? Говори, ты делал сам-знаешь-что? Делал? Сам же признался!

Гарри глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. У него опять заболевала голова. Больше всего на свете хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от Дурслеев.

– Мне пришлось применить заклятие Заступника, чтобы отогнать дементоров, – сказал он, усилием воли сохраняя спокойствие. – Против них нет больше средств.

– Но что понадобилось этим демендурам у нас в Литтл Уинджинге?! – возмущенно закричал дядя Вернон.

– Не могу вам сказать, – утомленно проговорил Гарри. – Не имею представления.

Голова раскалывалась от ламп дневного света. Злость отступала. Он выдохся, силы исчерпаны. Дурслеи продолжали сверлить его взглядами.

– Это все из-за тебя, – с напором произнес дядя Вернон. – Это как-то связано с тобой, парень, я точно знаю. С чего бы еще им здесь появляться? Что они забыли в том переулке? Ты же единственный… единственный… – Очевидно, он не мог себя заставить выговорить слово «колдун». – Единственный сам-понимаешь-кто на всю округу.

– Я не знаю, зачем они здесь оказались.

Но слова дяди Вернона что-то стронули в усталом мозгу, и тот заработал с новой силой. Действительно, почему дементоры оказались в Литтл Уинджинге, там же, где и Гарри? Неужто случайно? Кто их послал? Они вышли из-под контроля министерства магии? Покинули Азкабан и встали на сторону Вольдеморта, как предсказывал Думбльдор?

– Так эти дерьмендеры охраняют вашу дурацкую тюрьму? – спросил дядя Вернон, словно бы следуя по пятам за раздумьями Гарри.

– Да.

Если бы только перестала болеть голова! Если бы он мог пойти к себе, в темную спальню, и подумать!..

– О-хо! Так они пришли тебя арестовать! – Дядя Вернон восторжествовал, точно разрешил неразрешимую загадку. – Так ведь, парень? Значит, ты у нас бегаешь от закона!

– Разумеется, нет. – Гарри потряс головой, точно отпугивая надоедливую муху. Мысли так и роились у него в голове.

– Тогда зачем?..

– Это он их послал, – очень тихо сказал Гарри скорее себе, чем дяде Вернону.

– Что? Кто – он?

– Лорд Вольдеморт, – пояснил Гарри.

Краем сознания он отметил, как это чуднó, что Дурслеи, которые корчились и вскрикивали, стоило произнести при них слова «колдун», «магия» или «волшебная палочка», даже не шелохнулись, услышав имя самого могущественного злого колдуна всех времен и народов.

– Лорд… погоди-ка. – Дядя Вернон скривился, и в его свиных глазках проступило понимание. – Я это где-то слышал… это не тот, который…

– Убил моих родителей, да, – подтвердил Гарри.

– Но он же исчез, – нетерпеливо возразил дядя Вернон, не смущаясь поминать болезненную тему гибели родителей. – Так сказал тот громила. Что он исчез.

– Он вернулся, – мрачно проговорил Гарри.

Это было очень странно – стоять на стерильной, как операционная, кухне тети Петунии между холодильником последней модели и широкоформатным телевизором и преспокойно беседовать о лорде Вольдеморте с дядей Верноном. Появление дементоров в Литтл Уинджинге, казалось, разрушило ту огромную невидимую стену, что надежно отделяла непреклонно нормальный мир Бирючинной улицы от всего остального мира. Две параллельные жизни Гарри слились воедино, и все перевернулось с ног на голову: Дурслеи расспрашивают его о колдовских делах, миссис Фигг знакома с Думбльдором, над Литтл Уинджингом кружат дементоры, а над Гарри висит угроза никогда больше не увидеть «Хогварц». Голова заболела вдвое сильнее.

– Вернулся? – прошептала тетя Петуния.

Она смотрела на Гарри так, как никогда не смотрела прежде. И впервые за всю свою жизнь Гарри вдруг отчетливо понял, что тетя Петуния – сестра его матери. Он не смог бы объяснить, отчего это стало так ясно именно теперь. Он лишь понимал, что среди тех, кто находится сейчас в кухне, не он один осознает весь ужас случившегося. Никогда раньше тетя Петуния не глядела на него такими глазами – большими, серыми, столь непохожими на глаза сестры: сейчас они не щурились от злости или отвращения, а широко распахнулись в испуге. Казалось, она вдруг отбросила притворство и перестала упрямо делать вид, будто ни колдовства, ни какого-либо иного мира помимо того, где живут они с дядей Верноном, не существует, – а ведь так было всегда, сколько Гарри себя помнил.

– Да, – Гарри посмотрел ей прямо в глаза. – Месяц назад. Я сам видел.

Ее пальцы стиснули мощное, затянутое в кожу плечо сына.

– Минуточку, – вмешался дядя Вернон, переводя взгляд с жены на Гарри и обратно. Он был явно озадачен и даже смущен внезапно возникшим между ними беспрецедентным взаимопониманием. – Минуточку. Так ты говоришь, этот самый Вольде… как его там… вернулся.

– Да.

– Тот, кто убил твоих родителей.

– Да.

– И теперь он послал за тобой двусмерторов?

– Похоже на то, – сказал Гарри.

– Понятно, – проговорил дядя Вернон, снова переводя взгляд с совершенно побелевшей жены на Гарри и подтягивая брюки. Он сам и особенно его багровое лицо раздувались прямо на глазах. – Что ж, тогда решено, – объявил он, и рубашка слегка разошлась у него на груди, – можешь выметаться вон из моего дома, парень!

– Чего? – удивился Гарри.

– Того! Выметайся! ВОН! – Дядя Вернон заорал так, что даже тетя Петуния и Дудли вздрогнули. – ВОН! ВОН! Давно бы пора! Эти совы – устроили тут, понимаешь, ночлежку! Взрывающиеся пудинги, сломанные стены! Хвост Дудли! Мардж под потолком! Летающий «форд»!.. ВОН! ВОН! Хватит с меня! Слышать о тебе не хочу больше! Раз за тобой гоняется какой-то маньяк, тебе здесь не место! Я должен защитить жену и сына! Мне твои неприятности не нужны! Раз ты пошел по той же дорожке, что и твои родители, – пожалуйста! Только я тут ни при чем! ВОН!

Гарри застыл как громом пораженный. В руке он по-прежнему держал скомканные письма из министерства, от мистера Уизли и от Сириуса. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае.

НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА.

– Ты меня слышал! – кричал дядя Вернон. Он на-двинулся на племянника багровым лицом, и до Гарри долетали брызги слюны. – Мотай отсюда! Пол-часа назад ты и сам мечтал уйти! Так вот я – за! Проваливай! И прошу больше никогда не пачкать мой порог! Не знаю, зачем мы тебя вообще взяли, Мардж права, надо было отослать тебя в приют! А мы своей добротой сами себе все испортили, ду-мали, сможем это из тебя выбить, сделать из тебя человека, только уж если кто родился с гнильцой, ничего не попишешь, и теперь с меня хва… Что?! Совы?!

Сова с такой скоростью просвистела по трубе, что сначала ударилась об пол и лишь потом с недоволь-ным криком взвилась в воздух. Гарри поднял руку, чтобы выхватить у нее письмо в красном конверте, но сова пролетела над его головой к тете Петунии. Та взвизгнула и пригнулась, закрыв лицо локтями. Сова сбросила конверт ей на голову, развернулась и вылетела обратно в трубу.

Гарри бросился к письму, но тетя Петуния его опередила.

– Можете открыть, если хотите, – сказал Гарри, – но я все равно услышу, о чем оно. Это вопиллер.

– Брось его, Петуния! – взревел дядя Вернон. – Не прикасайся! Это опасно!

– Но оно адресовано мне, – прохныкала тетя Петуния. – Мне, Вернон, взгляни! Миссис Петуния Дурслей, кухня, дом № 4, Бирючинная улица…

Тут у нее перехватило дыхание от испуга. Красный конверт задымился.

– Открывайте скорей! – понуждал ее Гарри. – Покончите разом! Это же все равно случится.

– Ни за что!

Ее рука дрожала. Она дико озиралась, словно в поисках выхода, но было слишком поздно – конверт загорелся. Тетя Петуния закричала и уронила его на стол.

Из языков пламени зазвучал страшный громопо-добный голос, который, эхом отдаваясь в замкнутом пространстве, заполнил собой всю кухню:

– Петуния, вспомни мое последнее!..

Тетя Петуния была близка к обмороку. Ноги ее подкосились, она опустилась на стул рядом с Дудли и спрятала лицо в ладонях. Остатки конверта беззвучно догорели и превратились в пепел.

– Что это было? – Дядя Вернон охрип от волнения. – Что… я не понимаю… Петуния?

Та молчала. Дудли смотрел на мать, тупо разинув рот. Страшное молчание ширилось. Гарри в полном изумлении следил за тетей; голова буквально разрывалась от боли.

– Петуния, дорогая? – робко позвал дядя Вернон. – П-петуния?

Тетя подняла голову. Ее била дрожь. Она сглот-нула.

– Мальчишка… мальчишка должен остаться, Вернон, – пролепетала она.

– Ч-что?!

– Он останется, – повторила тетя Петуния, не глядя на Гарри. И снова встала.

– Он… но, Петуния…

– Что скажут соседи, если мы выбросим его на улицу? – Несмотря на чрезвычайную бледность, к тете Петунии быстро вернулся обычный решительный тон. – Начнут задавать вопросы, захотят знать, куда мы его отправили. Придется его оставить.

Дядя Вернон сдулся, как лопнувшая покрышка.

– Но, Петуния, дорогая…

Тетя Петуния не дослушала и повернулась к Гарри.

– Будешь сидеть в своей комнате, – велела она. – Из дома не выходить. А сейчас – спать.

Гарри не пошевелился.

– Кто прислал вопиллер?

– Не задавай дурацких вопросов, – отрезала тетя Петуния.

– Вы что, переписываетесь с колдунами?

– Я сказала, спать!

– Что это значит? Вспомни мое последнее – что?

– Немедленно спать!

– Откуда?..

– ТЫ СЛЫШАЛ, ЧТО СКАЗАЛА ТЕТЯ! НЕМЕДЛЕННО СПАТЬ!

 

 

Глава третья Авангард

«На меня напали дементоры, и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит и когда я отсюда выберусь».

Едва оказавшись у письменного стола в темной спальне, Гарри трижды написал эти слова на трех отдельных листах пергамента. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе Рону, а третье Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту; ее пустая клетка стояла на столе. В ожидании ее возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. Оттого, что ему пришлось тащить на себе Дудли, ужасно ныла спина и жутко саднили шишки на голове.

Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз сердито косился на усыпанное звездами небо. На него наслали дементоров, за ним тайно следили Мундугнус и миссис Фигг, его отстранили от занятий в «Хогварце», его ждет дисциплинарное слушание – а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чем дело.

И что, что сказал этот непонятный вопиллер? Чей голос таким грозным, таким страшным эхом разносился по кухне?

Почему Гарри должен сидеть здесь, как в клетке, не зная абсолютно ничего? Почему с ним обращаются как с непослушным младенцем? Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома…

Гарри мимоходом пнул сундук со школьными вещами, но от злости не избавился, наоборот, стало еще хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.

И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.

– Наконец-то! – проворчал Гарри. – Можешь это положить, у меня для тебя работа.

Большие, круглые, янтарные глаза обиженно посмотрели на него поверх зажатой в клюве дохлой лягушки.

– На-ка, – сказал Гарри, взял со стола три свитка и кожаный ремешок и привязал послания к шершавой совиной ноге. – Быстренько отнеси это Сириусу, Рону и Гермионе и не возвращайся без нормальных длинных ответов. Если понадобится, долби их, пока не напишут приличных писем. Поняла?

Хедвига, все еще с лягушкой в клюве, невнятно ухнула.

– Тогда отправляйся, – приказал Гарри.

Сова сразу же снялась с места. Как только она скрылась из виду, Гарри, не раздеваясь, бросился на кровать и уставился в потолок. В добавление к прочим горестям его теперь грыз стыд – он грубо обошелся с Хедвигой, а ведь здесь, на Бирючинной улице, она у него – единственный друг. Ладно, он еще загладит свою вину, когда Хедвига вернется.

Сириус, Рон и Гермиона просто обязаны ответить быстро – не могут же они проигнорировать известие о нападении дементоров. Завтра, когда он проснется, его будут ждать три толстых сочувственных письма с планами его немедленной эвакуации в «Гнездо»… На этой утешительной мысли Гарри сморил сон, заглушивший все, что его тревожило.

Но на следующее утро Хедвига не вернулась. Гарри безвылазно сидел у себя в комнате, выходя только в ванную. Трижды в день тетя Петуния просовывала еду в маленькое окошко в двери, прорезанное дядей Верноном три года назад. Гарри всякий раз пытался расспросить ее о вопиллере, но с тем же успехом можно было допрашивать дверную ручку. А вообще Дурслеи не подходили к его комнате. Гарри не видел смысла навязывать им свою компанию; этим ничего не добьешься, кроме разве что очередного скандала, а тогда он может потерять терпение и опять начать колдовать.

Так оно и тянулось три долгих дня. Гарри то переполняло беспокойство, и он не мог ничем заниматься, а лишь ходил взад-вперед по комнате, злясь на друзей, бросивших его на произвол судьбы, то охватывала апатия, настолько всепоглощающая, что он часами лежал на кровати, уставившись в пространство и с ужасом думая о предстоящем слушании в министерстве.

А если его признают виновным? И исключат из школы? Сломают пополам его палочку? Что тогда делать, куда податься? Теперь, когда он знает о существовании другого мира, своего мира, ему не выжить на Бирючинной улице. Можно ли будет поселиться в доме Сириуса, как тот и предлагал год назад, еще до своего побега? Позволят ли Гарри жить там одному, ведь он несовершеннолетний? Или это решат за него? А вдруг он так серьезно нарушил Международный закон о секретности, что его приговорят к сроку в Азкабане? При этой мысли Гарри неизменно соскальзывал с кровати и снова начинал ходить по комнате.

На четвертую ночь после того, как улетела Хедвига, Гарри, пребывавший в стадии апатии и не способный ни о чем думать, лежал и смотрел в потолок. Неожиданно в комнату вошел дядя. Гарри медленно перевел на него взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.

– Мы уходим, – сообщил он.

– Что?

– Мы – а именно мы с твоей тетей и Дудли – уходим.

– Отлично, – равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.

– Пока нас нет, тебе запрещается покидать комнату.

– Ладно.

– Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.

– Слушаюсь.

– И запрещается таскать еду из холодильника.

– Угу.

– Я запру дверь в твою комнату.

– Как хотите.

Дядя Вернон, явно обескураженный отсутствием возражений, вперил в племянника подозрительный взгляд, но не нашел, что сказать, и, топая, как бегемот, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ и как дядя Вернон тяжеловесно спускается по лестнице. Через несколько минут во дворе хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающей машины.

Отъезд Дурслеев на Гарри и впрямь не произвел впечатления. Какая ему разница, дома они или нет. У него нет даже сил встать и включить свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он все валялся на кровати, слушая ночные звуки из окна, постоянно открытого в ожидании счастливого момента возвращения Хедвиги.

Пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Гарри лежал в ступоре, без мыслей, без движения, несчастный.

И вдруг с кухни очень отчетливо донесся грохот.

Гарри молниеносно сел и внимательно прислушался. Это не Дурслеи – слишком рано, да и потом он бы услышал машину.

Несколько секунд было тихо, затем раздались голоса.

Воры, – подумал Гарри, соскальзывая с кровати, но затем до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать, а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не трудился понижать голос.

Гарри схватил с тумбочки волшебную палочку и встал лицом к двери, изо всех сил напрягая слух. И сразу же отпрянул – замок громко щелкнул, и дверь распахнулась.

Гарри замер, глядя сквозь дверной проем на неосвещенную лестничную площадку, и старался уловить хоть что-то, но теперь вокруг было совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел за порог.

Сердце билось уже не в груди, а в горле. Внизу, в темноте холла, стояли какие-то люди, подсвеченные тусклым уличным светом, который лился сквозь стекло входной двери. Пришельцев было восемь или девять, и все они, кажется, смотрели прямо на Гарри.

– Убери-ка палочку, паренек, пока никому глаз не выколол, – проговорил низкий рокочущий бас.

Сердце Гарри заскакало в бешеном галопе. Он узнал этот голос, но палочку по-прежнему держал на изготовку.

– Профессор Хмури? – неуверенно сказал он.

– Не знаю, как насчет «профессор», – пророкотал бас, – до преподавания, сам знаешь, дело не дошло. Давай-ка вниз, мы хотим нормально тебя разглядеть.

Гарри чуть опустил палочку, но хватки не ослабил и с места не двинулся. Для подозрительности у него были все основания. Не так давно он целых десять месяцев общался якобы с Шизоглазом Хмури, но потом оказалось, что это никакой не Хмури, а самозванец, который в довершение ко всему перед разоблачением попытался его убить. Гарри еще не решил, как действовать дальше, а снизу послышался другой, хрипловатый голос:

– Все в порядке, Гарри. Мы за тобой.

У Гарри прямо дух захватило. Этот голос он тоже узнал, хотя не слышал его уже больше года.

– П-профессор Люпин?! – не веря сам себе, тихо воскликнул он. – Это вы?

– А чего мы в темноте-то? – сказал третий голос, на этот раз совершенно незнакомый, женский. – Люмос.

Зажегся кончик чьей-то палочки и осветил холл волшебным светом. Гарри заморгал. Люди сгрудились у подножия лестницы и пристально смотрели на Гарри – некоторые, чтобы лучше видеть, вытягивали шеи.

Рем Люпин стоял ближе всех. Совсем нестарый, он выглядел усталым и больным; за то время, что Гарри его не видел, у Люпина прибавилось седых волос, как и заплаток на порядком поизносившейся мантии. Тем не менее Люпин широко улыбался, и Гарри, хотя все еще не мог оправиться от шока, постарался ответить тем же.

– Точь-в-точь такой, как я думала, – сказала ведьма со светящейся палочкой, самая молодая из всех. У нее было бледное лицо-сердечко и короткие ярко-фиолетовые волосы торчком. – Приветик, Гарри!

– Да, теперь я понимаю, что ты имел в виду, Рем, – звучно и неторопливо проговорил стоявший дальше всех лысый чернокожий колдун с золотым кольцом в ухе. – Ну просто копия Джеймс.

– Нет, глаза, – одышливо возразил из заднего ряда колдун с серебряными волосами. – Глаза Лили.

Седой, длинноволосый Шизоглаз Хмури, у которого в носу недоставало большого куска, подозрительно сощурившись, рассматривал Гарри своими разными глазами. Один его глаз напоминал маленькую черную бусину, а второй был большой, круглый и отчаянно-голубой – волшебный. Он видел сквозь стены, закрытые двери и даже сквозь затылок Шизоглаза.

– Люпин, а ты вполне уверен, что это он? – пророкотал Хмури. – А то хороши мы будем, если вместо Гарри притащим Упивающегося Смертью. Давайте спросим о чем-нибудь, что известно только Поттеру. А может, у кого с собой признавалиум?

– Гарри, какой облик принимает твой Заступник? – спросил Люпин.

– Оленя, – волнуясь, ответил Гарри.

– Порядок, Шизоглаз, это он, – сказал Люпин.

Гарри, остро ощущая, что все взгляды направлены на него, спустился с лестницы, на ходу засовывая палочку в задний карман джинсов.

– Сдурел, парень?! – взревел Хмури. – Куда пихаешь? А если сработает? И поумней тебя колдуны без задницы оставались!

– Это кто остался без задницы? – тут же заинтересовалась фиолетововолосая ведьма.

– Не твоего ума дело, – проворчал Хмури. – Главное, держать палочку подальше от задних карманов, ясно? Элементарная техника магобезопасности, только всем почему-то плевать. – Он затопал к кухне. – И я все вижу, – с раздражением добавил он, когда молодая ведьма закатила глаза к потолку.

Люпин поздоровался с Гарри за руку.

– Ну, ты как? – спросил он, внимательно глядя ему в лицо.

– Н-нормально…

Гарри не верил своим глазам. Месяц – ничего, ни намека на то, что его заберут с Бирючинной, и вдруг пожалуйста – целая делегация колдунов, как будто так и надо. Он обвел взглядом тех, кто стоял рядом с Люпином. Все по-прежнему с живейшим интересом смотрели на него. Гарри вдруг очень явственно осознал, что уже четыре дня не причесывался.

– Я… Вам очень повезло – Дурслеи как раз уехали, – пробормотал он.

– Повезло! Ха! – воскликнула фиолетововолосая девушка. – Это я их выманила. Послала по мугловой почте письмо, что они вошли в список финалистов всебританского конкурса «Самый ухоженный газон». Так что сейчас они едут получать приз… то есть они так думают.

Гарри на миг представил себе лицо дяди Вернона, когда тот поймет, что никакого всебританского конкурса газонов не было и в помине.

– Так мы что, уезжаем? – спросил он. – Скоро?

– Почти сразу, – ответил Люпин, – вот только дождемся отмашки.

– А куда? В «Гнездо»? – с надеждой спросил Гарри.

– Нет, не в «Гнездо», – сказал Люпин и поманил его в кухню; за ними тесной группкой последовали остальные. – Слишком рискованно. Мы устроили штаб-квартиру в необнаружимом месте. На это ушло время…

Шизоглаз Хмури уже сидел за кухонным столом, прихлебывая из фляжки. Его волшебный глаз вертелся, озирая приспособления по облегчению домашнего труда, имевшиеся у Дурслеев в огромном количестве.

– Гарри, познакомься, это Аластор Хмури, – сказал Люпин.

– Да, я знаю, – неловко ответил Гарри. Как-то странно, когда тебя представляют человеку, с которым вы вроде были знакомы уже год.

– А это Нимфадора…

– Ты что, Рем, какая Нимфадора, – содрогнулась молодая ведьма, – я – Бомс.

– Нимфадора Бомс, предпочитающая, чтобы ее звали только по фамилии, – закончил Люпин.

– Ты бы тоже предпочитал, если бы дура-мамочка назвала тебя Нимфадорой, – проворчала Бомс.

– А это Кингсли Кандальер. – Люпин указал на высокого чернокожего колдуна. Тот поклонился. – Эльфиас Дож. – Одышливый колдун кивнул Гарри. – Дедал Диггл…

– Мы уже знакомы, – по обыкновению, восторженно пискнул Диггл, роняя фиолетовую шляпу.

– Эммелина Ванс. – Статная ведьма в изумрудно-зеленой шали величественно наклонила голову. – Стурджис Подмор. – Колдун с квадратной челюстью и густыми соломенными волосами весело подмигнул. – И Гестия Джонс. – Розовощекая брюнетка помахала от тостера.

В процессе представления Гарри смущенно кивал каждому и хотел лишь одного – чтобы они перестали наконец на него пялиться и посмотрели куда-нибудь еще, а то он чувствовал себя как на сцене. Но, интересно, зачем их так много?

– Поразительно, сколько людей вызвалось за тобой поехать, – словно прочитав его мысли, сказал Люпин, и уголки его рта чуть изогнулись.

– А что, чем больше, тем лучше, – мрачно буркнул Хмури. – Мы – твоя охрана, Поттер.

– Мы ждем только сигнала, что путь свободен. – Люпин бросил быстрый взгляд в окно. – Осталось минут пятнадцать.

– Какие они чистюли, эти муглы, скажите? – Ведьма по имени Бомс с огромным любопытством осматривала кухню. – Мой папочка тоже муглорожденный, но вот уж кто неряха из нерях! Впрочем, они же, наверное, все разные, как и мы, колдуны, да?

– Э-э… да, – подтвердил Гарри. – Слушайте, – повернулся он к Люпину, – что происходит, я ничего не знаю, мне никто не пишет, что там Вольде…

Кое-кто зашикал; Дедал Диггл опять уронил шляпу, а Хмури цыкнул:

– Тише ты!

– А что? – не понял Гарри.

– Здесь мы ничего обсуждать не будем, слишком рискованно, – заявил Хмури, устремляя на него нормальный глаз. Волшебный был по-прежнему нацелен на потолок. – Горгулья тебя побери, – ругнулся он, прикладывая руку к волшебному глазу, – все время застревает – с тех пор как его носил этот ублюдок…

И с отвратительным хлюпом – будто из полной ванны вынули затычку – вытащил глаз из орбиты.

– Шизоглаз, ты в курсе, что меня сейчас стошнит? – как бы между прочим спросила Бомс.

– Гарри, не подашь стакан воды? – попросил Хмури.

Гарри достал чистый стакан из посудомоечной машины, налил воды из-под крана – и все под пристальным наблюдением команды колдунов. Это уже раздражало.

– Благодарствую, – сказал Хмури, получив стакан. Он бросил волшебный глаз в воду и поболтал; глаз вращался, внимательно глядя на каждого по очереди. – На обратной дороге мне нужны все триста шестьдесят градусов видимости.

– А как мы доберемся до… ну, до места? – спросил Гарри.

– На метлах, – ответил Люпин. – Другого способа нет. Ты еще маленький, чтобы аппарировать, кружаные пути просматриваются, а если мы незаконно создадим портшлюс, нам вообще крышка.

– Рем говорит, ты классно летаешь, – низко и звучно сказал Кингсли Кандальер.

– Просто отлично, – подтвердил Люпин, поглядев на часы. – Ладно, так или иначе, тебе, Гарри, надо собираться. Когда дадут сигнал, мы должны быть готовы.

– Я помогу, – с энтузиазмом сказала Бомс.

Вслед за Гарри она через холл направилась к лестнице, с любопытством вертя головой.

– Странное место, – заметила она. – Чересчур чистое, если ты меня понимаешь. Неестественно как-то. О, а тут уже лучше, – добавила она, как только Гарри включил свет в своей комнате.

Да уж, весь остальной дом был гораздо опрятнее. Гарри провел у себя четыре дня в крайне дурном расположении духа и совершенно не горел желанием прибираться. Книги валялись на полу – чтобы отвлечься, Гарри хватал их одну за другой, а потом бросал где попало; клетку Хедвиги давно следовало почистить, а то она уже попахивала; из раскрытого сундука свешивалась беспорядочно перемешанная мугловая и колдовская одежда.

Гарри принялся суетливо подбирать книги и швырять их в сундук. Бомс задержалась у открытого шкафа и критически оглядела себя в зеркало на дверце.

– Знаешь, фиолетовый все-таки не мой цвет, – задумчиво протянула она, оттягивая торчащую прядку. – Я из-за него какая-то изможденная, нет?

– Эмм, – сказал Гарри, глянув на нее поверх «Квидишных команд Британии и Ирландии».

– Нет, точно не мой, – решила Бомс. Она напряженно сощурилась, словно пытаясь что-то вспомнить. Через секунду ее волосы стали ярко-розовые, как жевательная резинка, и Бомс снова открыла глаза.

– Как вы это сделали? – уставился на нее Гарри.

– А я метаморфомаг, – объяснила Бомс, поворачиваясь так и этак перед зеркалом. – Могу менять внешность по собственному желанию, – добавила она, заметив в зеркале недоуменное лицо Гарри. – Я такая родилась. Когда училась на аврора, у меня всегда были высшие баллы по сокрытию и маскировке, а я совершенно не занималась! Здорово было.

– Вы – аврор? – сказал Гарри, сильно впечатленный. Агент по борьбе с черными магами… Вот чем, пожалуй, он и сам хотел бы заниматься.

– Ага, – гордо ответила Бомс. – Кингсли тоже, только он главнее меня. Я всего год как получила квалификацию. Представляешь, чуть не провалила слежку и слияние с обстановкой. Я жутко неуклюжая – слышал, я тарелку разбила, когда мы прибыли?

– А выучиться на метаморфомага можно? – спросил Гарри, напрочь забыв, что нужно собираться.

Бомс хихикнула:

– Что, шрам надоел, да? Иногда не прочь от него избавиться?

Ее глаза остановились на молниеобразном шраме на лбу Гарри.

– Да уж, – пробормотал он, отворачиваясь. Он не любил, когда смотрели на его шрам.

– Ну, если и можно, то, боюсь, очень сложно, – сказала Бомс. – Метаморфомаги – большая редкость, и ими не становятся, ими рождаются. Большинство колдунов меняет внешность с помощью палочек или зелья. Ой, Гарри, что же мы стоим, надо же сундук складывать! – виновато заторопилась она, оглядывая разбросанные по полу вещи.

– Ах да, – спохватился и Гарри, подбирая еще несколько книжек.

– Только давай-ка без глупостей, будет гораздо быстрее, если я… упак!.. – крикнула Бомс, длинным взмахом палочки охватывая всю комнату.

Одежда, книги, телескоп, весы – все взлетело в воздух и кучей ухнуло в сундук.

– Не слишком аккуратно, но… – сказала Бомс, заглядывая внутрь. – Это у меня мама умеет так упаковывать, что все на своих местах – даже носки попарно свернуты, – а я что-то никак не усвою, как она это делает… Как-то так раз – и… – Она с надеждой махнула палочкой.

Один носок, лежавший поверх всего остального, слабо вздернулся и упал обратно.

– Ну и не надо. – Бомс захлопнула крышку сундука. – Зато все собрали. Кстати, тут неплохо бы прибраться. – Она ткнула палочкой в сторону клетки. – Заблистай! – Перья и помет исчезли. – Что ж, стало чуточку лучше… с домохозяйственными заклинаниями у меня не очень-то… Ну что… Ничего не забыли? Котел? Метлу? Ух ты!.. «Всполох»?

Ее глаза расширились, едва Гарри подхватил метлу – суперсовременную, подарок Сириуса, главную свою радость и гордость.

– А я-то все на «Комете-260» колупаюсь, – с завистью сказала Бомс. – Ну да ладно… Палка в кармане? Попа на месте? Обе половинки? Отлично… поехали. Локомотор сундук.

Сундук воспарил над полом, и Бомс, дирижируя палочкой, вывела его перед собой из комнаты, в левой руке держа клетку. Они спустились по лестнице, Гарри нес метлу.

Хмури на кухне уже вставил волшебный глаз на место. После чистки тот вращался с такой скоростью, что при одном взгляде на него Гарри сразу замутило. Кингсли Кандальер и Стурджис Подмор с интересом изучали микроволновку, а Гестия Джонс умирала со смеху над картофелечисткой, найденной в ящике. Люпин заклеивал конверт, адресованный Дурслеям.

– Отлично, – сказал он, поднимая голову навстречу вошедшим Гарри и Бомс. – Кажется, у нас еще есть минутка. Все готовы, так что, наверное, лучше выйти в сад. Гарри, я тут написал письмо твоим родственникам, чтоб они не беспокоились…

– Они не будут, – перебил Гарри.

– …что с тобой все в порядке…

– А вот это их огорчит.

– …и что они снова увидят тебя следующим летом.

– Это обязательно?

Люпин улыбнулся, но не ответил.

– Иди-ка сюда, паренек, – хрипло приказал Хмури, подзывая к себе Гарри взмахом палочки. – Я должен тебя прозрачаровать.

– Что? Разочаровать? – занервничал Гарри.

– Наложить прозрачаровальное заклятие, – объяснил Хмури, поднимая палочку. – Люпин говорит, у тебя есть плащ-невидимка, но в полете он будет развеваться, заклятие – оно понадежнее… Вот так…

Он крепко стукнул Гарри по макушке; это было странно – как будто Хмури разбил там яйцо; от макушки по телу побежали холодные струйки.

– Класс, – одобрила Бомс, глядя Гарри в пупок.

Гарри посмотрел вниз, на свое тело – точнее, на то, что было его телом минуту назад. Теперь оно стало не то чтобы невидимым, нет – оно приняло цвет и фактуру ближайшего кухонного шкафчика. Гарри превратился в человека-хамелеона.

– Пошли, – приказал Хмури, отпирая заднюю дверь волшебной палочкой.

Компания вышла наружу, на идеально ухоженный газон дяди Вернона.

– Ясная ночь, – заворчал Хмури, сканируя небо волшебным глазом. – Не помешало бы побольше облаков для прикрытия. Так, слушай сюда, – рявкнул он Гарри, – порядок следования такой. Бомс впереди тебя, держись у нее на хвосте. Люпин прикрывает снизу. Я – сзади. Остальные будут кружить около нас. Диспозицию не нарушать ни при каких обстоятельствах. Если кого-то убьют…

– А что, могут? – испугался Гарри, но Хмури его будто бы и не услышал.

– …остальные продолжают лететь как ни в чем не бывало, не останавливаясь, соблюдая боевой порядок. Если убьют всех, а ты, Гарри, останешься жив, в дело вступит арьергард. Двигай на восток, они тебя нагонят.

– Что-то ты больно весел, Хмури, смотри, как бы Гарри не подумал, что мы на пикничок собрались, – вмешалась Бомс, грузившая сундук и клетку Хедвиги в сетку, привязанную к ее метле.

– Я просто объясняю ему план действий, – рыкнул Хмури. – Перед нами поставлена задача доставить его в штаб, и если мы погибнем во время операции…

– Ничего мы не погибнем, – успокоил Кингсли Кандальер своим звучным голосом.

– Первый сигнал! Седлайте метлы! – крикнул Люпин, показывая на небо.

Высоко-высоко, среди звезд, забил фонтан красных искр. Такие искры Гарри хорошо знал – их можно высечь лишь волшебной палочкой. Он перекинул правую ногу через древко «Всполоха», крепко ухватился за него и почувствовал, что метла легонько завибрировала, словно от нетерпения.

– Второй сигнал! Взлетаем! – громко сказал Люпин, когда в небе появился новый сноп искр, на этот раз зеленых.

Гарри с силой оттолкнулся от земли, и прохладный ночной ветерок тотчас взъерошил ему волосы. Аккуратные прямоугольники садов Бирючинной улицы становились все меньше, меньше и скоро превратились в одно большое черно-зеленое лоскутное одеяло. Все страхи по поводу дисциплинарного слушания исчезли, словно их выдуло из головы мощным воздушным потоком. Сердце разрывалось от наслаждения; Гарри снова был в воздухе, он улетал прочь с ненавистной Бирючинной улицы, о чем так мечтал все лето, он летел домой… На несколько мгновений счастья все его горести съежились до размеров песчинок, ничтожных по сравнению с этим великолепным, необъятным ночным небом.

– Забирай влево, круто влево, а то там мугл смотрит! – раздался за его спиной вопль Хмури. Бомс повернула, Гарри повторил за ней, глядя на сундук, бешено мотающийся у нее на хвосте. – Надо выше… хотя бы на четверть мили!

После подъема стало гораздо холоднее, у Гарри даже заслезились глаза; внизу ничего не было видно, кроме светящихся булавочных головок – должно быть, это фары и фонари. Может, где-то там едут в опустевший дом и Дурслеи – в бешенстве из-за несостоявшегося и никогда не проводившегося конкурса… При мысли об этом Гарри громко расхохотался, но его смеха никто не услышал: очень уж громко хлопали на ветру мантии, скрипела сеть с сундуком и клеткой и свистел ветер в ушах. Как давно он не бывал таким счастливым, таким живым!

– Забирай на юг! – крикнул Хмури. – Впереди город!

Они свернули направо, чтобы обогнуть мерцающую огоньками паутину.

– На юго-восток и повыше, вон там низкие облака, в них и спрячемся! – кричал Хмури.

– Не полечу в облаках! – сердито завопила Бомс. – Мы же вымокнем!

При этих ее словах Гарри испытал большое облегчение; его руки на древке «Всполоха» успели сильно онеметь. Он жалел, что не надел куртку, от холода его трясло.

Следуя указаниям Шизоглаза, они то и дело меняли курс. Гарри летел, сильно сощурившись, – в глаза бил ледяной ветер, от которого вдобавок разболелись уши; так холодно на метле ему было лишь однажды, в третьем классе, на квидишном матче с «Хуффльпуффом», проходившем в бурю. Охрана, точно большие хищные птицы, кружила в воздухе. Гарри совершенно потерял счет времени. Интересно, сколько они уже летят? Час как минимум, это уж точно.

– Сворачиваем на юго-запад! – проорал Хмури. – Надо обогнуть шоссе!

Гарри так продрог, что уже с вожделением думал об уютных сухих салонах автомобилей внизу, а потом, с еще большим вожделением, о кружаной муке; оно, может, и не очень удобно, вертеться в чужих

каминах, но там по крайней мере тепло… Мимо, сверкнув лысиной и серьгой, просвистел Кингсли Кандальер… справа Эммелина Ванс с палочкой наготове внимательно смотрит по сторонам… а вот она взмыла, и ее сменил Стурджис Подмор…

– Надо немного вернуться назад, проверить, нет ли за нами хвоста! – крикнул Хмури.

– ТЫ ЧТО, ШИЗОГЛАЗ, ОШИЗЕЛ! – взвизгнула Бомс. – Я промерзла до самой метлы! Если мы будем так вилять, за неделю не долетим! И вообще мы уже почти на месте!

– Идем на снижение! – раздался голос Люпина. – Следуй за Бомс, Гарри!

Бомс ушла в пике, Гарри полетел за ней. Они направлялись к гигантскому скоплению огней, к огромной, раскинувшейся во все стороны, сверкающей и густой паутине с нашитыми там и сям заплатками густой черноты. Ниже, ниже, и вот уже Гарри видел фары и фонари, трубы и телевизионные антенны. Ужасно хотелось поскорее оказаться на земле, хотя он был уверен, что не сможет слезть с метлы, пока его не отморозят от древка.

– Приехали! – крикнула Бомс и через пару секунд приземлилась.

Гарри тоже коснулся земли – они оказались на пятачке неухоженной травы посреди маленькой площади. Бомс уже снимала сундук с метлы. Гарри, мелко дрожа, осмотрелся. Окрестные фасады смотрели неприветливо; кое-где выбиты окна, в темных стеклах посверкивают отражения фонарей, с дверей облезает краска, а у парадных крылец валяются груды мусора.

– Где это мы? – спросил Гарри, но Люпин тихо сказал:

– Минутку.

Хмури рылся в плаще онемевшими от холода руками.

– Нашел, – наконец пробормотал он, щелкая чем-то похожим на серебряную зажигалку.

Ближайший фонарь, пыхнув, потух. Хмури снова щелкнул и потушил следующий фонарь; так продолжалось до тех пор, пока площадь не погрузилась во тьму. Теперь светились только занавешенные окна, за которыми горели лампы, да месяц на небе.

– Одолжил у Думбльдора, – пророкотал Хмури, пряча мракёр в карман. – Пускай муглы выглядывают на улицу сколько им угодно. Ну, ребята, давайте-ка скоренько.

Он взял Гарри за локоть, провел через пятачок и через дорогу на тротуар; следом за ними Люпин и Бомс вдвоем несли сундук. С флангов шла остальная охрана с палочками на изготовку.

Из окна верхнего этажа ближайшего дома несся приглушенный грохот стереосистемы. За сломанными воротами валялась куча до отказа набитых мусорных мешков, источавших гнилостный запах.

– Вот, – тихо сказал Хмури, сунув кусок пергамента в прозрачарованную руку Гарри и приблизив к тексту зажженную палочку: – Быстро прочти и заучи наизусть.

Гарри поглядел на листок. Узкий почерк показался ему знакомым. Текст гласил:

Штаб-квартира Ордена Феникса расположена по адресу: Лондон, площадь Мракэнтлен, дом № 12.

 

 

Глава четвертая Площадь Мракэнтлен, дом 12

– А что это такое, Орден?.. – начал было Гарри. – Тихо, парень! Не здесь! – заворчал Хмури. – Погоди, пока войдем!

Он вырвал листок из рук Гарри и поджег волшебной палочкой. Бумажка, съеживаясь в языках пламени, порхнула на землю. Гарри оглядел дома на площади. Они сейчас стояли перед домом № 11; он посмотрел налево и увидел номер 10; на доме справа, однако, стоял номер 13.

– Но где же?..

– Подумай о том, что ты сейчас выучил наизусть, – тихо сказал Люпин.

Гарри проговорил про себя заученную фразу и на словах «площадь Мракэнтлен, дом № 12» увидел, что между домами одиннадцать и тринадцать из ниоткуда появляется весьма непрезентабельная дверь, а за ней очень скоро – грязные стены и немытые окна. Новый дом, как воздушный шар, вырастал прямо на глазах и теснил соседние дома. Гарри изумленно открыл рот. Но стереосистема в доме № 11 грохотала как ни в чем не бывало – видимо, проживающие там муглы ничего не заметили.

– Давай, давай, скорей, – заторопил Хмури, подталкивая Гарри в спину.

Гарри поднялся по стесанным каменным ступеням, разглядывая новоявленную дверь. Черная краска на ней сильно потрескалась. Серебряный дверной молоток – змея клубком. Ни замочной скважины, ни щели для писем.

Люпин достал палочку и легонько стукнул по двери. Что-то металлически защелкало, и, кажется, зазвенела цепь. Дверь со скрипом отворилась.

– Гарри, давай быстренько внутрь, – прошептал Люпин, – только не заходи далеко и ничего не трогай.

Перешагнув порог, Гарри очутился в почти непроницаемой темноте. Пахло пылью, сладковатой гнилью, сыростью – древним необитаемым жилищем. Он оглянулся через плечо и увидел, как заходят в дом остальные. Люпин и Бомс внесли сундук и клетку Хедвиги. Хмури стоял на верхней ступени крыльца и выпускал на волю световые шары, стремительно улетавшие к колбам уличных фонарей. Площадь снова озарилась оранжевым; Хмури прохромал в дом и закрыл за собой дверь. В холле стало совершенно темно.

– Дай-ка…

Хмури постучал Гарри по макушке волшебной палочкой, по спине побежали горячие струйки – прозрачаровальное заклятие было снято.

– А теперь стойте все смирно, я свет зажгу, – шепотом сказал Хмури.

Оттого, что все говорили приглушенно, у Гарри появилось неприятное ощущение, будто они пришли в дом к умирающему. Раздалось тихое шипение, и сейчас же по стенам зажглись старомодные газовые лампы – они тусклым мерцанием осветили шелушащиеся обои и протертый до дыр ковер длинного мрачного холла. Под потолком поблескивала огромная, опутанная паутиной люстра, а на стенах свисали с крюков почерневшие от времени портреты. Под плинтусами что-то шуршало. Люстра и канделябр на шатком столике были в форме змей, как и дверной молоток.

Послышались торопливые шаги, и из двери в дальнем конце холла вышла миссис Уизли, мама Рона. Лучась радостью, она кинулась навстречу гостям. Гарри заметил, что с их последней встречи она сильно побледнела и похудела.

– Ой, Гарри, как же я счастлива тебя видеть! – прошептала она и крепко сжала его в объятиях, а после отстранила от себя, оглядела внимательно и продолжила: – Что-то ты осунулся, надо будет тебя подкормить, вот только, боюсь, ужин еще не скоро.

Взрослым колдунам она взволнованным шепотом сообщила:

– Он только что прибыл, собрание началось.

За спиной у Гарри раздались взволнованные восклицания, и все торопливо зашагали мимо него к двери, откуда только что вышла миссис Уизли. Гарри хотел было пойти следом, но миссис Уизли его остановила.

– Нет, Гарри, собрание только для членов Ордена. Рон с Гермионой наверху, подожди пока с ними, а потом будем ужинать. И, пожалуйста, не разговаривай громко в холле, – добавила она лихорадочным шепотом.

– Почему?

– Чтобы ничего не разбудить.

– Как это?..

– Потом объясню, сейчас некогда, мне надо на собрание – вот только покажу, где ты будешь спать.

Прижимая палец к губам, она на цыпочках провела его мимо двух длинных, проеденных молью портьер, за которыми, решил Гарри, должна быть еще одна дверь. Затем, обогнув подставку для зонтов, сильно напоминавшую отрубленную ногу тролля, они стали подниматься по неосвещенной лестнице вдоль вереницы торчащих из стен сушеных голов на подставках. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это головы домовых эльфов с одинаковыми носами, очень похожими на хоботки.

С каждой ступенькой удивление Гарри росло. Зачем они здесь, в доме, явно принадлежащем чернейшему из магов?

– Миссис Уизли, почему?..

– Дорогой, Рон с Гермионой тебе все объяснят, а мне правда надо бежать, – рассеянно прошептала миссис Уизли. – Вот, – они поднялись на площадку второго этажа, – твоя дверь справа. Когда собрание кончится, я вас позову.

И она пошла вниз.

Гарри пересек грязную лестничную площадку, повернул дверную ручку в форме змеиной головы и открыл дверь.

Перед ним мелькнула мрачная комната с высокими потолками и двумя одинаковыми кроватями; затем раздался громкий клекот и вопль еще громче, и Гарри перестал видеть что бы то ни было, кроме густой массы кудрявых волос. Гермиона, бросившись с объятиями, чуть не сбила его с ног, а крошечная сова Рона, Свинринстель, от восторга выписывала бешеные круги над их головами.

– ГАРРИ! Рон, он уже здесь, Гарри здесь! Мы не слышали, как вы вошли! О-о, как ты? Ты нормально? Ты очень злишься? Знаю, что очень, мы писали такие болванские письма… но мы ничего не могли, Думбльдор взял с нас клятву не говорить, о-о, мы столько всего должны тебе рассказать, и ты тоже… Дементоры! Когда мы узнали… и еще это слушание… полное безобразие, я все законы просмотрела, тебя не могут исключить, просто не имеют права, в декрете о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних оговорено, что в опасных для жизни ситуациях…

– Гермиона, он же задохнется, – сказал Рон, широко улыбаясь и притворяя дверь. За прошедший месяц Рон подрос минимум на несколько дюймов и стал еще больше похож на каланчу. А вот длинный нос, ярко-рыжие волосы и веснушки остались прежними.

Сияющая Гермиона отпустила Гарри, но, не успела она произнести еще хоть слово, раздался громкий шорох крыльев, и нечто снежно-белое, слетев со шкафа, мягко опустилось ему на плечо.

– Хедвига!

Белая сова защелкала клювом и принялась нежно щипать хозяина за ухо. Гарри ласково гладил ее перья.

– Она нам тут такие сцены закатывала, – сообщил Рон. – Когда принесла твои последние письма, чуть до смерти не заклевала, вот смотри…

Он продемонстрировал Гарри палец с поджившей, но очень глубокой раной.

– Какая неприятность, – процедил Гарри. – Уж прости – но мне, знаешь ли, нужен был ответ.

– Мы очень хотели написать, честно, – сказал Рон. – Гермиона уже на стенку лезла, говорила, что ты натворишь глупостей, если и дальше не будешь получать известий, но Думбльдор…

– …взял с вас клятву не говорить, – закончил за него Гарри. – Я понял.

Теплота, что разлилась в груди, едва он увидел лучших друзей, вдруг исчезла, уступив место ледяной ярости. Он столько времени мечтал с ними встретиться, а теперь… Пожалуй, он даже хотел бы, чтоб они ушли и оставили его в покое.

Повисло напряженное молчание. Гарри ни на кого не глядя машинально перебирал перья Хедвиги.

– Но он думал, так будет лучше, – почти неслышно пролепетала Гермиона. – В смысле Думбльдор.

– Ага, – сказал Гарри. На ее руках он без капли сочувствия тоже заметил следы клюва Хедвиги.

– По-моему, он считает, что у муглов безопаснее… – начал Рон.

– Да что ты? – Гарри поднял брови. – А на кого-нибудь из вас нападали дементоры?

– Нет, но… поэтому он и приставил к тебе людей из Ордена…

 

Внутренности Гарри ухнули вниз, будто он, спускаясь по лестнице, нечаянно пропустил ступеньку. Значит, все знали, что за ним следят, – кроме него самого.

– Не очень-то помогло, – сказал он, изо всех сил стараясь не раскричаться. – Мне пришлось самому о себе позаботиться, а?

– Он жутко рассердился. – произнесла Гермиона в благоговейном ужасе. – Думбльдор. Мы сами видели. Когда узнал, что Мундугнус ушел с дежурства до конца смены. Это было что-то страшное.

– А я рад, что Мундугнус ушел, – холодно отозвался Гарри. – А то мне не пришлось бы колдовать, и Думбльдор, наверно, так и продержал бы меня на Бирючинной до конца лета.

– А ты… не боишься дисциплинарного слушания? – тихо спросила Гермиона.

– Нет, – с вызовом солгал Гарри.

Со счастливой Хедвигой на плече он отошел от Рона с Гермионой и осмотрелся. Увы, эта комната едва ли могла поднять настроение. Здесь было темно и сыро. Облупившиеся стены украшал лишь большой кусок пустого холста в резной раме. Гарри прошел мимо, и ему показалось, что в невидимых глубинах картины противно захихикали.

– И почему же Думбльдору так хотелось, чтоб я ничего не знал? – спросил Гарри, все еще стараясь, чтобы голос звучал как обычно. – Вы… э-э… не потрудились поинтересоваться?

Он поднял глаза и успел заметить взгляды, которыми обменялись Рон с Гермионой. Эти взгляды означали, что он ведет себя именно так, как они и боялись. От чего ему не стало легче.

– Мы говорили Думбльдору, что хотим тебе все рассказать, – ответил Рон. – Честно. Но он сейчас так занят. Мы и видели-то его здесь всего два раза, и то у него не было на нас времени, он только заставил нас поклясться, что мы тебе ничего важного писать не будем, на случай, если сов перехватят.

– Вот только не рассказывайте, что, кроме сов, у него не было другого способа со мной связаться, – отрезал Гарри. – Захотел бы – обошелся бы и без них.

Глянув на Рона, Гермиона сказала:

– Я тоже об этом думала. Но он не хотел, чтобы ты знал хоть что-нибудь.

– Может, он мне не доверяет, – бросил Гарри, наблюдая за их лицами.

– Ты что, сдурел? – растерялся Рон.

– Или думает, что я не способен о себе позаботиться.

– Ничего такого он не думает! – вскричала Гермиона.

– А почему же тогда вы во всем участвуете, а я сижу у Дурслеев? – сбивчиво заговорил Гарри, с каждым словом повышая голос. – Почему вам можно знать все, а мне нет?

– Ничего нам нельзя! – перебил его Рон. – Мама и близко не подпускала нас к собраниям, говорит, мы еще малень…

Но Гарри, не помня себя, заорал:

– ВАС, ЗНАЧИТ, НЕ ПУСКАЛИ НА СОБРАНИЯ?! ГОРЕ-ТО КАКОЕ! ЗАТО ВЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ! ВМЕСТЕ! А Я ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ ПРОТОРЧАЛ У ДУРСЛЕЕВ! А Я УЖ КАК-НИБУДЬ УМЕЮ ПОБОЛЬШЕ ВАШЕГО! И ДУМБЛЬДОР ЭТО ЗНАЕТ! КТО ВЕРНУЛ ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ? КТО УНИЧТОЖИЛ РЕДДЛЯ? КТО ВСЕХ СПАСАЛ ОТ ДЕМЕНТОРОВ?

Из него неудержимо лились обиды, копившиеся целый месяц: и тревога от отсутствия новостей, и досада на друзей, что они проводят время вместе без него, и возмущение оттого, что за ним следили, а он ничего не знал… Все чувства, которых он почти стыдился, внезапно вырвались из-под контроля. Хедвига, испугавшись крика, улетела обратно на шкаф; Свинринстель тревожно застрекотал и принялся нарезать круги еще быстрее.

– КТО СРАЖАЛСЯ С ДРАКОНАМИ, СФИНКСАМИ И ВСЯКОЙ НЕЧИСТЬЮ? КТО ВИДЕЛ, КАК ОН ВЕРНУЛСЯ? КТО ОТ НЕГО СБЕЖАЛ? Я!

Растерянный Рон стоял с полуоткрытым ртом, явно не зная, что сказать. Гермиона готова была разрыдаться.

– НО ЧТО ОБО МНЕ БЕСПОКОИТЬСЯ, ДА? ЗАЧЕМ МНЕ О ЧЕМ-ТО РАССКАЗЫВАТЬ?

– Гарри, мы хотели рассказать, честное слово… – начала Гермиона.

– ЗНАЧИТ, НЕ ОЧЕНЬ-ТО СИЛЬНО ХОТЕЛИ! ИНАЧЕ ЧТО-НИБУДЬ ДА ПРИСЛАЛИ БЫ! НО ВЕДЬ ДУМБЛЬДОР ВЗЯЛ С ВАС КЛЯТВУ…

– Но он правда…

– Я МЕСЯЦ СИДЕЛ НА БИРЮЧИННОЙ! ТАСКАЛ ГАЗЕТЫ ИЗ УРН, ЧТОБ УЗНАТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ!..

– Мы хотели…

– А ВАМ ТУТ БЕЗ МЕНЯ БЫЛО ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО? УЮТНЕНЬКО?

– Нет, ну честно…

– Гарри, нам очень, очень жаль! – в отчаянии воскликнула Гермиона уже в слезах. – И ты совершенно прав – если бы так поступили со мной, я была бы в бешенстве!

Гарри некоторое время сверлил ее гневным взглядом, потом отвернулся и заходил по комнате. На шкафу мрачно ухала Хедвига. В комнате повисло долгое молчание, прерываемое лишь траурным скрипом половиц у Гарри под ногами.

– Где мы вообще? – отрывисто спросил он.

– В штаб-квартире Ордена Феникса, – поспешно ответил Рон.

– Кто-нибудь собирается мне объяснить, что за Орден такой?

– Это тайное общество, – заторопилась Гермиона, – во главе – Думбльдор, он основатель. Это те, кто сражался против Сам-Знаешь-Кого в прошлый раз.

– Кто именно? – Гарри встал посреди комнаты, сунув руки в карманы.

– Довольно много народу…

– Мы знаем человек двадцать, – сказал Рон, – но думаем, что их больше.

Гарри продолжал сверлить их взглядом.

– Ну? – бросил он, переводя глаза с одного на другую.

– Э-э-э, – замялся Рон. – Что – ну?

– Вольдеморт, вот что! – яростно закричал Гарри, и Рон с Гермионой вздрогнули. – Что известно? Где он? Как мы с ним боремся?

– Мы же сказали, нас не пускают на собрания, – взволнованно заговорила Гермиона. – Мы не знаем подробностей… но общее представление имеем, – спешно добавила она, увидев, какое у Гарри сделалось лицо.

– Такое дело – Фред с Джорджем изобрели подслуши, – пояснил Рон. – На редкость полезная вещь.

– Подслуши?

– Уши для подслушивания, ага. Только пришлось прекратить ими пользоваться – мама узнала. Прямо взбесилась. Чуть не выкинула на помойку, но Фред с Джорджем успели все попрятать. Но еще до этого мы много чего разведали. Мы знаем, что одни следят за бывшими Упивающимися Смертью, досье на них ведут…

– Другие набирают новых членов, – продолжила Гермиона.

– А третьи что-то охраняют, – закончил Рон. – Они постоянно говорили про дежурства.

– Может, они охраняли меня? – саркастически осведомился Гарри.

– Действительно, – протянул Рон, будто на него только что снизошло откровение.

Гарри фыркнул. И снова заходил по комнате, на друзей стараясь не глядеть.

– Если вас не пускали на собрания, чем же вы тогда занимались? – спросил он. – Вы говорили, что ужасно заняты.

– Это правда, – заторопилась Гермиона. – Мы вычищали дом. Он много лет стоял пустой и тут, знаешь, завелось всякое. Мы обработали кухню, почти все спальни и завтра, наверное, гостин… А-А-А-А!

Раздались два громких хлопка, и посреди комнаты появились близнецы Фред и Джордж, старшие братья Рона. Свинринстель оглушительно заклекотал и пулей ринулся к Хедвиге на шкаф.

– Перестаньте так делать! – ослабевшим голосом сказала Гермиона близнецам, рыжим, как Рон, но более коренастым и не таким долговязым.

– Салют, Гарри! – радостно поздоровался Джордж. – А мы-то гадаем, чей это сладкий голосок?

– Не прячь злость в себе, Гарри, выплесни ее наружу, – посоветовал сияющий Фред. – В радиусе пятидесяти миль наверняка остались люди, которые тебя еще не слышали.

– Вы что, сдали экзамен на аппарирование? – проворчал Гарри.

– С отличием, – кивнул Фред, державший в руках странную длинную веревку телесного цвета.

– По лестнице вы бы спускались всего на полминуты дольше, – недовольно буркнул Рон.

– Время – галлеоны, маленький братец, – сказал Фред. – Гарри, ты глушил нам прием. Это подслуши, – пояснил он в ответ на удивленно поднятые брови Гарри и потряс веревкой, медленно выползавшей за дверь. – Мы хотели узнать, о чем они там говорят.

– Осторожнее, – предупредил Рон, глядя на подслуши, – если мама опять заметит…

Дверь приоткрылась, и в проем просунулась длинная рыжая грива.

– Ой, Гарри, привет! – просияла Джинни, младшая сестра Рона. – Я так и думала, что это твой голос. – И, повернувшись к близнецам, добавила: – С подслушами не получится. Она взяла и запечатала дверь кухни непроницаемым заклятием.

– Ты откуда знаешь? – удивился Фред.

– А меня Бомс научила, как проверить, – сказала Джинни. – Надо кинуть чем-нибудь в дверь, и если оно не долетает, значит, непроницаемо. Я бросалась навозными бомбами, а они отлетают в сторону, и все тут. Так что подслуши не смогут пролезть под дверь.

Фред тяжело вздохнул:

– Безобразие. А я так хотел узнать, что затевает наш дорогой Злейчик.

– Злей! – вскричал Гарри. – Он здесь?

– Угу. – Джордж аккуратно притворил дверь и сел на кровать; Фред и Джинни сели рядом. – С донесением. Сверхсекретным, разумеется.

– Козел, – лениво протянул Фред.

– Он же за нас, – укорила Гермиона.

Рон хрюкнул:

– Это что, мешает ему быть козлом? Как он на нас каждый раз смотрит!

– Биллу он тоже не нравится, – объявила Джинни таким тоном, словно это решало вопрос.

Гнев Гарри еще не вполне отступил, но жажда узнать наконец что-то вразумительное пересилила желание орать. Он сел на кровать против остальных.

– А что, Билл здесь? – спросил он. – Я думал, он в Египте?

– Он перевелся на офисную работу, чтобы жить дома и работать в Ордене, – сказал Фред. – Говорит, что скучает по гробницам, но, – Фред ухмыльнулся, – здесь есть свои преимущества.

– Какие?

– Помнишь старушку Флёр? Флёр Делакёр? – спросил Джордж. – Она нашла работу в «Гринготтсе», чтобы усовегшенствовать свой англ-и-ийский…

– А Билл дает ей частные – и частые – уроки, – заржал Фред.

– Чарли тоже в Ордене, – сообщил Джордж, – но он пока в Румынии. Думбльдору нужно завербовать побольше колдунов из-за границы, и Чарли по выходным пытается выйти с ними на контакт.

– А Перси не может? – спросил Гарри. Насколько он знал, третий по старшинству брат Уизли работал в департаменте международного магического сотрудничества министерства магии.

Остальные сумрачно переглянулись.

– Ты, главное, при маме с папой о Перси не упоминай, – напряженно сказал Рон.

– Почему?

– Потому что тогда папа обязательно разобьет то, что будет у него в руках, а мама заплачет, – объяснил Джордж.

– Ужас, – печально проговорила Джинни.

– Туда ему и дорога, – сказал Джордж, скорчив на редкость злобную рожу.

– Да что случилось-то? – спросил Гарри.

– Перси поссорился с папой, – ответил Фред. – Я никогда не видел, чтобы папа с кем-нибудь так ругался. Это, знаешь, у нас мама любительница покричать…

– Сразу как учебный год закончился, – продолжил Рон. – Мы уже собирались в Орден. Перси приехал домой и сообщил, что его повысили…

– Шутишь?! – воскликнул Гарри.

Он, конечно, знал, что Перси – человек в высшей степени амбициозный, но считал, что на своей первой работе тот выступил не лучшим образом. Перси проявил изрядную непрозорливость, не сумев понять, что его начальником управляет лорд Вольдеморт (правда, в министерстве магии в это и не верили – считалось, что мистер Сгорбс рехнулся).

– Да, мы тоже удивились, – кивнул Джордж. – Перси шпыняли из-за Сгорбса – расследование и все такое. Мол, Перси сразу должен был распознать, что у начальника снесло крышу, и доложить в вышестоящие инстанции. Но вы же знаете Перси: Сгорбс оставил его у руля, он и не жаловался.

– И как же он получил повышение?

– Вот и нам было интересно, – сказал Рон, явно радуясь, что Гарри больше не вопит и с ним можно нормально поговорить. – Явился домой очень собой довольный – даже больше обычного, хотя куда уж больше, – и объявил папе, что ему предложили должность в офисе самого Фуджа. Младший помощник министра. Для человека, который год назад школу окончил, это суперкарьера. И Перси, видимо, ждал, что папа упадет в обморок от восторга.

– А папа не обрадовался, – хмуро пробурчал Фред.

– Почему? – спросил Гарри.

– Ну, Фудж только и делает, что носится по министерству и следит, чтобы никто не общался с Думбльдором, – ответил Джордж.

– В министерстве теперь и имени его нельзя произнести, – сказал Фред. – Там считают, что Думбльдор своими рассказами о возвращении Сам-Знаешь-Кого просто мутит воду.

– Папа говорит, Фудж ясно дал понять, что те, кто заодно с Думбльдором, могут собирать манатки, – добавил Джордж.

– И беда в том, что Фудж подозревает папу, – он же знает, что папа всегда с Думбльдором дружил. И потом, Фудж считает, что папа слегка того, из-за его любви к муглам.

– А Перси тут при чем? – ничего не понимая, спросил Гарри.

– Я к тому и веду. Папа думает, Фудж зовет Перси к себе только для того, чтобы Перси шпионил за нашей семьей – и соответственно за Думбльдором.

Гарри тихо присвистнул:

– Да, небось Перси понравилось.

Рон безрадостно рассмеялся:

– Он чуть с катушек не съехал. Сказал… ну, в общем, кучу всего наговорил. Что с тех пор, как он пришел в министерство, без конца страдает из-за папиной плохой репутации, что у папы нет честолюбия и поэтому мы всегда были… ну, ты понимаешь… ну то есть, что у нас было мало денег…

– Что?! – Гарри не поверил своим ушам. Джинни зашипела, как рассерженная кошка.

– Вот-вот, – тихо подтвердил Рон. – И хуже того. Он сказал, что папа как идиот носится с Думбльдором, а Думбльдор скоро полетит вверх тормашками, и папа вместе с ним, а он, Перси, должен быть верен министерству. И если мама с папой собираются министерство предать, он позаботится, чтобы все знали, что он больше не имеет ничего общего со своей семьей. И в тот же вечер собрал вещи и ушел. Теперь живет здесь, в Лондоне.

Гарри вполголоса выругался. Ему никогда особенно не нравился Перси, но он не мог и вообразить, что тот способен наговорить такое мистеру Уизли.

– Мама страшно горюет, – продолжал Рон. – Ну, знаешь… плачет и все такое. Она ездила в Лондон, хотела с ним объясниться, но Перси захлопнул дверь у нее перед носом. Уж не знаю, что он делает, когда встречает в министерстве папу… не замечает, наверно.

– Но Перси же должен понимать, что Вольдеморт вернулся, – медленно проговорил Гарри. – Он ведь не дурак, он не думает, что родители всем рискнут просто так, без доказательств.

– Ну, понимаешь, они когда ссорились, твое имя тоже всплыло. – Рон украдкой посмотрел на Гарри. – Перси сказал, что никаких доказательств, кроме твоего слова, нет и что… ну, я не знаю… в общем, ему этого недостаточно.

– Перси верит «Оракулу», – ядовито заметила Гермиона. Все закивали.

– О чем вы? – спросил Гарри, обводя их глазами. Все смотрели на него опасливо.

– Ты что… не получал «Оракул»? – заволновалась Гермиона.

– Почему? Получал, – сказал Гарри.

– А ты его… э-э… внимательно читал? – еще тревожнее спросила Гермиона.

– Ну, не от корки до корки, – уклончиво ответил Гарри. – Если б сообщили о Вольдеморте, это же было бы на первой полосе?

От страшного имени все вздрогнули. Гермиона торопливо продолжила:

– Понимаешь, чтобы понять, надо именно что читать от корки до корки, но твое имя… ммм… упоминалось раза два в неделю.

– Но я не видел…

– Нет, конечно, если ты читал только передовицу. – Гермиона покачала головой. – Небольшие статьи. Понимаешь, они просто вставляли твое имя там и сям, как расхожую шутку какую-то.

– Что ты хочешь?..

– Хочу сказать, что это довольно грязно, – произнесла Гермиона, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Как бы в продолжение Ритиных статей.

– Но она же больше не пишет?

– Нет-нет, она держит слово… не то чтобы у нее был выбор, – удовлетворенно прибавила Гермиона. – Но она, так сказать, заложила фундамент того, что сейчас творится.

– А конкретнее? – нетерпеливо спросил Гарри.

– Помнишь, она писала, что ты без конца падаешь в обморок из-за болей в шраме и все в таком роде?

– Разумеется, – ответил Гарри, который едва ли мог вскорости забыть пасквили Риты Вритер.

– Понимаешь, они теперь пишут про тебя так, будто ты сумасшедший, который считает себя трагическим героем и вечно пытается привлечь к себе побольше внимания, – сказала Гермиона очень быстро, словно так Гарри будет полегче это выслушать. – Они то и дело вставляют в статьи разные колкости. Если появляется какая-то безумная история, они говорят: «Сказочка, достойная Гарри Поттера», а если с кем-то что-то вдруг приключается, то пишут: «Будем надеяться, у него не останется шрама, а то не успеем оглянуться, как придется и его боготворить…»

– Мне не нужно, чтобы меня боготворили… – вскипел Гарри.

– Я знаю, – испуганно перебила Гермиона. – Я знаю, Гарри. Но ты понимаешь, что они делают? Их цель – чтобы тебе никто не верил. За этим стоит Фудж, вот голову даю на отсечение. Министерство хочет, чтобы обыкновенные колдуны считали, будто ты глупый, смешной мальчик, который специально рассказывает таинственные истории, потому что ему нравится быть знаменитым и он хочет оставаться в центре внимания…

– Я не хотел… я не просил… Вольдеморт убил моих родителей! – заикаясь от гнева, выкрикнул Гарри. – Я известен из-за того, что он убил мою семью, но не смог убить меня! Кому нужна такая известность? Им не приходило в голову, что я бы с большим удовольствием…

– Гарри, мы это знаем, – серьезно сказала Джинни.

– И, разумеется, о нападении дементоров – ни слова, – продолжила Гермиона. – Им велели молчать. А ведь это сенсация, подумай, – вышедшие из-под контроля дементоры! Даже не сообщили, что ты нарушил Международный закон о секретности. Мы были уверены, что уж этого-то они не упустят, очень вписывается в образ на все готового позера. Мы думаем, сейчас они выжидают. Вот когда тебя исключат, история сразу выйдет наружу – то есть, конечно, я хочу сказать, если тебя исключат, – торопливо добавила она. – А это просто невозможно, если они хоть как-то соблюдают свои же законы. У них против тебя ничего нет.

Вот опять они вернулись к слушанию, а Гарри не хотел о нем вспоминать. Он задумался, как бы переменить тему, но был избавлен от необходимости что-то изобретать: на лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался.

– Ой-ой.

Фред с силой дернул к себе подслуши. Раздался громкий хлопок, и близнецы испарились. Пару секунд спустя на пороге появилась миссис Уизли.

– Собрание закончилось, пойдемте ужинать. Гарри, все просто сгорают от желания тебя увидеть. Кстати, это кто набросал перед кухней навозных бомб?

– Косолапсус, – не краснея, соврала Джинни. – Он так любит с ними играть.

– А, – сказала миссис Уизли, – я подумала, может, Шкверчок, он все время что-то чудит. Так. Не забудьте, что в холле нельзя громко разговаривать. Джинни, какие у тебя грязные руки! Что ты только с ними делала? Будь добра, вымой перед ужином как следует.

Джинни скорчила рожицу и следом за матерью вышла из комнаты. Гарри остался наедине с Роном и Гермионой. Оба глядели на него с опаской, точно боялись, что теперь, когда все ушли, он опять раскричится. При виде их испуганных лиц Гарри слегка устыдился.

– Слушайте… – пробормотал он, но Рон затряс головой, а Гермиона тихо сказала:

– Мы знали, что ты рассердишься, Гарри, и мы на тебя не обижаемся, но ты пойми, мы пытались переубедить Думбльдора…

– Да, я понял, – коротко ответил Гарри.

Он стал лихорадочно искать тему, которая не затрагивала бы директора их школы, потому что при одной мысли о нем душа начинала гореть от злости.

– Кто такой Шкверчок? – спросил Гарри.

– Здешний домовый эльф, – ответил Рон. – Придурок. Никогда такого не встречал.

Гермиона нахмурилась:

– Никакой он не придурок, Рон.

– А кто же он, если цель всей его жизни – чтобы ему, как его мамаше, отрезали голову и прилепили ее над лестницей? – раздраженно бросил Рон. – Это что, нормально?

– Ну… Да, он немного странный, но он не виноват.

Рон, повернувшись к Гарри, закатил глаза:

– Так. ПУКНИ. Давно не слышали.

– Сам ты ПУКНИ! – взвилась Гермиона. – Сколько говорить: Пэ – У – Ка – Эн – И! Против угнетения колдовских народов-изгоев! И потом, не только я, Думбльдор тоже говорит, что надо быть добрыми к Шкверчку.

– Да-да, – сказал Рон. – Пошли, я умираю от голода.

Он первым вышел за дверь, но, раньше чем они начали спускаться…

– Замри! – выдохнул Рон, выбрасывая руку в сторону. – Они еще в холле, давайте послушаем.

Все трое осторожно перегнулись через перила. В темном холле толпилось множество колдунов и ведьм, среди которых был и весь авангард. Все возбужденно перешептывались. В самом центре Гарри заметил черную голову с сальными волосами и крупным носом. Самый нелюбимый его учитель, профессор Злей. Гарри сильнее перегнулся через перила. Ему было очень интересно, чем занимается Злей в Ордене Феникса…

И тут, прямо перед Гарри, вниз поползла телесного цвета веревка. Подняв глаза, он увидел, как близнецы площадкой выше аккуратно спускают подслуши к тесной толпе колдунов. К сожалению, через секунду толпа двинулась к выходу и скрылась.

– Блин, – донесся до Гарри шепот Фреда, вздернувшего подслуши обратно.

Внизу открылась и закрылась дверь.

– Злей никогда не остается ужинать, – тихо поведал Гарри Рон. – И отличненько. Пошли.

– Гарри, не забудь, что в холле нужно шепотом, – тихонько напомнила Гермиона.

Они прошли мимо голов домовых эльфов и увидели у двери Люпина, миссис Уизли и Бомс – те волшебными палочками запирали многочисленные замки и засовы.

– Ужинаем на кухне, – прошептала миссис Уизли, встречая ребят у подножия лестницы. – Гарри, детка, пройди, пожалуйста, на цыпочках, вон к той двери…

БУМ-М!

– Бомс! – в отчаянии всплеснула руками миссис Уизли, оборачиваясь.

– Простите! – застонала Бомс, лежа на полу. – Дурацкая подставка! Второй раз об нее спотыкаюсь…

Но все прочие ее слова потонули в невероятном, леденящем кровь, ужасающем вое.

Проеденные молью бархатные портьеры распахнулись, но за ними оказалась не дверь. В первую секунду Гарри подумал, что это окно – окно, за которым орет старуха в черном чепце, орет так, будто ее пытают, – но потом он сообразил, что это всего-навсего портрет в натуральную величину, – и ему в жизни не встречалось портретов живее и неприятнее.

Изо рта старухи капала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа натянулась от крика, разбудившего все остальные портреты в холле. Проснувшись, они подняли такой гам, что Гарри пришлось зажмуриться и зажать уши руками.

Люпин с миссис Уизли кинулись к старухиному портрету и попытались задернуть портьеры, но те не хотели закрываться, и старуха вопила все громче. Она потрясала руками и царапала острыми когтями воздух, словно желая выцарапать глаза всем вокруг.

– Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы смеете осквернять порог дома моих отцов…

Бомс тащила на место тяжеленную троллиную ногу и бесконечно извинялась; миссис Уизли оставила попытки задернуть портьеры и бегала по холлу, тыча волшебной палочкой в другие портреты и повторяя: «Обомри, обомри»; а в конце холла вдруг распахнулась дверь, и оттуда стремительным шагом вышел мужчина с длинными черными волосами.

– Тихо, старая ведьма, ТИХО! – проревел он, хватаясь за портьеры, с которыми не справилась миссис Уизли.

Лицо старухи побелело.

– Ты-ы-ы-ы! – взвыла она, и ее глаза выкатились из орбит. – Осквернитель семейных традиций, предатель, позор нашего рода!

– Я – сказал – ТИХО! – грозно зарычал мужчина и вместе с Люпином невероятным усилием сумел задвинуть портьеры.

Вопли прекратились, и в холле воцарилась звенящая тишина.

Откинув со лба длинные черные пряди и немного задыхаясь, Сириус повернулся к Гарри.

– Привет, – мрачно проговорил он. – Вижу, ты уже познакомился с моей мамочкой.

 

 

Глава пятая Орден Феникса

– Твоей?..

– Да-да, моей милой, доброй мамочкой, – кивнул Сириус. – Вот уже месяц пытаемся ее снять, но, кажется, она наложила на задник холста неотлипное заклятие… Пойдем скорей вниз, пока они все снова не проснулись.

– Но откуда здесь портрет твоей мамы? – в растерянности спросил Гарри, когда они вышли из холла и стали спускаться по узкой каменной лестнице. Остальные шли сзади.

– А тебе никто не сказал? Это дом моих родителей, – ответил Сириус. – И поскольку из Блэков остался я один, дом теперь мой. Я предложил Думбльдору устроить здесь штаб-квартиру – единственно полезное, что я мог сделать.

Гарри, ожидавший более теплого приема, обратил внимание на горечь, прозвучавшую в словах Сириуса. Следом за крестным он спустился в подвальный этаж, прошел в дверь и оказался на кухне.

По мрачности это помещение – почти пещера с шероховатыми каменными стенами – мало отличалось от холла этажом выше. Светился здесь, по сути, только большой очаг у дальней стены. В воздухе висели клубы табачного дыма, отчего кухня напоминала поле брани, а сквозь дымную пелену проглядывали грозные силуэты громадных чугунных котлов и сковород, свисавших с потолка. Для собрания сюда принесли множество стульев; они в беспорядке теснились вокруг длинного деревянного стола, заставленного кубками вперемешку с пустыми винными бутылями и заваленного пергаментными свитками. Посреди стола лежала гора каких-то тряпок. В торце сидели мистер Уизли и его старший сын Билл. Склонив друг к другу головы, они тихо разговаривали.

Миссис Уизли негромко кашлянула. Ее муж, худой, лысеющий, рыжеволосый человек в роговых очках, обернулся и тут же вскочил.

– Гарри! – воскликнул он, заторопившись навстречу. Он энергично пожал Гарри руку. – Рад тебя видеть!

За его спиной Билл, по-прежнему с длинными волосами, собранными в хвост, спешно сворачивал оставленные после собрания свитки.

– Гарри, как добрались, нормально? – крикнул Билл, пытаясь ухватить дюжину свитков разом. – Шизоглаз, надеюсь, не заставил вас лететь через Гренландию?

– Хотел, да не вышло, – сказала Бомс. Она подошла, собираясь помочь Биллу, и первым делом опрокинула свечку на последний лист пергамента. – Ой нет!.. Простите…

– Ничего, милая, – безнадежно вздохнула миссис Уизли и все поправила одним взмахом палочки. От ее заклятия над пергаментом на мгновение вспыхнул яркий свет, и Гарри заметил рисунок, очень похожий на план здания.

Миссис Уизли перехватила его взгляд. Она цапнула план со стола и пихнула его Биллу, у которого и без того были переполнены руки.

– Такие вещи надо убирать сразу, – сурово выговорила она и направилась к антикварному посудному шкафу за тарелками.

Билл вынул волшебную палочку, пробормотал:

– Эванеско! – И свитки исчезли.

– Садись, Гарри, – сказал Сириус. – Ты же знаком с Мундугнусом?

То, что Гарри вначале принял за гору тряпок, со вкусом всхрапнуло, вздрогнуло и проснулось.

– Га? Хто мня зовет? – невнятно пробурчал Мундугнус. – П’солютно согласен с Сириусом… – Он, словно голосуя, вытянул вверх ужасно грязную руку. Его красные глаза скорбно смотрели в разные стороны.

Джинни захихикала.

– Собрание давно закончилось, Гнус, – сообщил Сириус. Остальные рассаживались за столом. – Смотри, Гарри приехал.

– Га? – Мундугнус недобро посмотрел на Гарри сквозь нечесаные рыжие пряди. – Мать честная, и правда! М-да… Ты как, Гарри? Нормалек?

– Да, – кивнул Гарри.

Мундугнус, не сводя с него глаз, лихорадочно зашарил в карманах, вытащил грязную черную трубку, сунул ее в рот, прикурил от волшебной палочки, жадно затянулся и в мгновение ока скрылся в клубах зеленоватого дыма. Скоро из вонючего облака глухо послышалось:

– Ты уж не серчай на меня, старика.

– Мундугнус, сколько раз говорить, не кури на кухне, особенно перед едой! – закричала миссис Уизли.

– Ой! – сказал Мундугнус. – Забыл. Прости, Молли.

Он сунул трубку в карман, и облако исчезло, но запах горелых носков надолго повис в воздухе.

– Если вы хотите сесть ужинать до полуночи, мне нужна помощь, – объявила миссис Уизли, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Нет, Гарри, дорогой, ты с дороги, ты сиди.

– Что надо делать, Молли? – Бомс с охотой кинулась к ней.

– Э-э-э… нет, Бомс, и тебе нужно отдохнуть, с тебя на сегодня тоже хватит, – после короткого раздумья опасливо ответила миссис Уизли.

– Но я с удовольствием помогу! – Бомс, опрокинув стул, вскочила и бросилась к шкафу, откуда Джинни доставала столовые приборы.

Вскоре набор тяжелых ножей под надзором мистера Уизли уже рубил мясо и резал овощи, миссис Уизли, склонясь над огнем, помешивала что-то в котле, а остальные извлекали из шкафа тарелки, кубки, вынимали припасы из кладовой. Гарри остался за столом с Сириусом и Мундугнусом. Тот, часто моргая, по-прежнему взирал на него с похоронным видом.

– Видел потом нашу старушенцию? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил Гарри. – Никого не видел.

– П’маешь, я бы не ушел, – склонившись к Гарри, с мольбой в голосе проговорил Мундугнус, – но такой шанс!.. Бизнес, куды денешься…

Что-то мазнуло Гарри по коленкам, и он вздрогнул, но это оказался всего лишь Косолапсус, рыжий кривоногий кот Гермионы. Он потерся о ноги Гарри, мурлыкнул, а затем вспрыгнул на колени к Сириусу и свернулся клубком. Сириус рассеянно почесал кота за ухом и по-прежнему угрюмо уставился на Гарри:

– Ну как каникулы? Нормально?

– Наоборот, отвратительно, – сказал Гарри.

Тут на лице крестного впервые мелькнуло что-то похожее на улыбку:

– Лично я не понимаю, чем ты недоволен.

– Что? – не поверил своим ушам Гарри.

– Вот я был бы только рад, если бы на меня напали дементоры. Смертельная борьба за душу! Хоть какой-то яркий проблеск в серости будней. По-твоему, это тебе было плохо? Да ты же мог выйти на улицу, ноги размять, опять же подраться… А я вот уже целый месяц под замком!

– Как это? – нахмурился Гарри.

– А так. Во-первых, я в розыске. Во-вторых, Вольдеморт наверняка теперь знает от Червехвоста, что я анимаг, – значит, от моего маскарада больше никакого проку. Вот и получается, что для Ордена я практически бесполезен… по мнению Думбльдора, во всяком случае.

По невыразительному тону, которым было произнесено имя Думбльдора, Гарри стало ясно, что и Сириус не слишком доволен директором «Хогварца».

– Зато ты был в курсе дела, – попытался утешить он.

– О да, – саркастически отозвался Сириус. – Будешь тут в курсе дела, выслушивая рапорты Злея вместе с его бесконечными ядовитыми намеками: он, дескать, рискует жизнью, а некоторые тем временем прохлаждаются дома… Всё интересуется, как дела с уборкой…

– Какой уборкой?

– Мы пытаемся сделать этот дом пригодным для жизни, – объяснил Сириус, рукой небрежно обмахнув ужасную кухню. – Здесь ведь со смерти моей дражайшей матушки, целых десять лет, никто не жил, не считая, конечно, ее старого домового эльфа – но и тот съехал с катушек и совершенно перестал прибираться.

– Сириус, друг, – неожиданно вмешался Мундугнус, явно не вникая в разговор, но с интересом изучая пустой кубок, – это чего, чистое серебро?

– Да, – Сириус взглянул на кубок с отвращением. – Серебро чистейшей пробы. Пятнадцатый век, гоблинская ковка. Тиснение – родовой герб Блэков.

– Оно быстренько сойдет, это тиснение, – пробормотал Мундугнус, полируя кубок рукавом.

– Фред! Джордж! НЕТ! НЕСИТЕ РУКАМИ! – раздался вопль миссис Уизли.

Гарри, Сириус, Мундугнус обернулись и в полсекунды оказались под столом. Фред с Джорджем заколдовали котел с рагу, железный кувшин усладэля и тяжелую деревянную хлебную доску вместе с ножом, подняли их в воздух и манили к себе от стола. Котел приземлился на большой скорости, проехал по столешнице, оставив за собой черный выжженный след, и замер на самом краю; кувшин грохнулся, расплескав половину содержимого; хлебный нож соскользнул с доски лезвием вниз, вонзился туда, где секунду назад была правая рука Сириуса, и угрожающе завибрировал.

– РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО! – возопила миссис Уизли. – ЭТО ЕЩЕ ЗАЧЕМ? НЕТ, С МЕНЯ ХВАТИТ!.. ЕСЛИ ВАМ РАЗРЕШИЛИ КОЛДОВАТЬ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО НАДО ПО ЛЮБОМУ ПОВОДУ ХВАТАТЬСЯ ЗА ПАЛОЧКИ!

– Мы хотели сэкономить время! – крикнул Фред, подбегая, чтобы выдернуть нож из стола. – Сириус, дружище… Прости… не хотели…

Гарри с Сириусом хохотали; Мундугнус, который вместе со стулом повалился навзничь, поднимался на ноги, жутко бранясь; желтые, светящиеся глаза Косолапсуса, с сердитым шипением улетевшего под шкаф, неподвижно глядели из темноты.

– Мальчики, – сказал мистер Уизли, с усилием переставляя рагу в центр стола, – мама права. Теперь, когда вы уже взрослые, нужно проявлять больше ответственности…

– Ни от кого из ваших братьев не было столько нервов! – выкрикнула миссис Уизли, шлепая на стол новый кувшин с усладэлем и расплескивая едва ли меньше близнецов. – Биллу почему-то не требовалось аппарировать через каждые два шага! Чарли не зачаровывал все, что попадается под руку! Перси…

Она запнулась и, оборвав себя на полуслове, испуганно поглядела на мужа, чье лицо внезапно окаменело.

– Давайте есть, – поспешно предложил Билл.

– Изумительно, Молли, – сказал Люпин, ложкой накладывая рагу на тарелку и передавая ей через стол.

Несколько минут, пока все рассаживались, в кухне стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом стульев, звяканьем тарелок и стуком приборов. Затем миссис Уизли обратилась к Сириусу:

– Давно хотела тебе сказать. В письменном столе в гостиной что-то заперто, оно грохочет и трясет ящик. Может, конечно, и вризрак, но, по-моему, прежде чем выпускать, надо бы на всякий случай показать Аластору.

– Как скажешь, – равнодушно пожал плечами Сириус.

– И еще. В занавесках полно мольфеек. Я подумала, может, завтра ими и займемся?

– Жду не дождусь, – ответил Сириус. Гарри уловил его сарказм, но не был уверен, что остальные тоже обратили внимание.

Сидевшая напротив него Бомс забавляла Джинни и Гермиону, меняя форму носа после каждой ложки рагу. Всякий раз она напряженно кривилась, как тогда, у зеркала в комнате Гарри. Нос то сильно выдвигался вперед и становился похож на орлиный клюв Злея, то сморщивался до размеров крохотной грибной шляпки, а то вдруг из каждой ноздри вырастала густая щетка волос. Видимо, так они развлекались далеко не в первый раз, потому что скоро Джинни и Гермиона стали просить показать их любимые носы.

– Бомс, а давай свиной пятачок!

Бомс послушалась, и Гарри, подняв глаза, увидел перед собой улыбающуюся девичью версию Дудли.

Мистер Уизли, Билл и Люпин жарко обсуждали гоблинов.

– Они пока не откликаются, – говорил Билл. – Я не могу понять, верят они, что он вернулся, или нет. Конечно, они вообще могут предпочесть остаться в стороне.

– Но к Сами-Знаете-Кому они не перейдут, я уверен, – покачал головой мистер Уизли. – Они ведь тоже понесли потери. Помните, он убил целую семью гоблинов, еще тогда? Где-то под Ноттингемом?

– Думаю, все будет зависеть от того, что им предложат, – сказал Люпин. – Я не о деньгах. Но если он предложит им те свободы, в которых мы им отказываем вот уже много веков, они могут купиться. Билл, как твои переговоры с Рагноком? Есть успехи?

– У него обострение колдофобии, – ответил Билл, – никак не может успокоиться после той истории с Шульманом. Говорит, министерство все покрывает, – те гоблины-то так и не получили своего золота…

Конец фразы Билла потонул в громком хохоте. Близнецы, Рон и Мундугнус, сидевшие в середине стола, пополам сгибались от смеха.

– …И тут, – давясь и обливаясь слезами, говорил Мундугнус, – тут, хошь верьте, хошь нет, он ко мне подваливает и говорит: «Слышь, Гнус, у тебя откуда эти жабы? А то тут один нападалий сын взял всех моих да и попятил!» А я ему: «Всех?! Да ты чё, Уилл?! Что ж теперь делать-то? Новых покупать?» И верите ли, парни, эта тупая горгулья скупила у меня своих же жаб, да еще за огромные деньги!..

– Довольно, Мундугнус, мы достаточно наслышаны о твоих деловых способностях, – оборвала миссис Уизли. В ее голосе слышался металл. Рон без сил повалился на стол, завывая от хохота.

– Миль пардон, Молли, – тут же сказал Мундугнус, утирая слезы и подмигивая Гарри. – Только, знаешь, Уилл их и сам спер у Прыща Харриса, так что вообще-то я ничего плохого не сделал.

– Не знаю, Мундугнус, где тебя учили тому, что хорошо, а что плохо, но ты явно пропустил пару важных уроков, – холодно процедила миссис Уизли.

Фред с Джорджем уткнулись в кубки с усладэлем. Джордж икал. Миссис Уизли по каким-то ей одной известным причинам недобро посмотрела на Сириуса, а потом встала из-за стола и ушла за большим ревеневым пирогом. Гарри повернулся к крестному.

– Молли не любит Мундугнуса, – тихонько пояснил Сириус.

– Как он вообще оказался в Ордене? – тоже очень тихо спросил Гарри.

– От него довольно много пользы, – пробормотал Сириус. – Он знаком с преступным элементом… впрочем, как иначе, если он и сам… Потом, он чрезвычайно предан Думбльдору, тот его когда-то вытащил из очень крупной передряги. Такого человека всегда полезно иметь под рукой – он знает всякие вещи, которые нам узнать неоткуда. Но Молли считает, что оставлять его ужинать – это слишком. Так и не простила его за то, что он удрал с дежурства и бросил тебя без присмотра.

После трех порций ревеневого пирога с заварным кремом пояс джинсов стал врезаться Гарри в живот (что говорило само за себя – джинсы раньше принадлежали Дудли). Гарри отложил ложку. В застольной беседе наступило затишье: сытый и довольный мистер Уизли откинулся на спинку стула, Бомс, уже с нормальным носом, отчаянно зевала, а Джинни, выманив Косолапсуса из-под шкафа, сидела на полу скрестив ноги и катала пробки от усладэля – коту нравилось за ними гоняться.

– Кажется, пора спать, – зевнув, сказала миссис Уизли.

– Еще нет, Молли, – отозвался Сириус, отодвигая пустую тарелку и поворачиваясь к Гарри. – Знаешь, я на тебя удивляюсь. Я думал, ты первым делом спросишь про Вольдеморта.

Атмосфера в кухне переменилась в мгновение ока, будто внезапно прибыли дементоры. Сонная безмятежность мигом рассеялась, повисло тревожное, даже испуганное напряжение. При упоминании Вольдеморта пробежал ропот. Люпин, собравшийся отхлебнуть вина, замер и медленно, настороженно отставил кубок.

– Я спрашивал! – возмутился Гарри. – И Рона, и Гермиону. Но они сказали, нас не пускают в Орден, поэтому…

– И они совершенно правы, – перебила миссис Уизли. – Вы еще слишком малы.

Она сидела, выпрямившись, сжимая кулаки на подлокотниках. От дремоты не осталось и следа.

– С каких это пор для того, чтобы задавать вопросы, необходимо быть членом Ордена? – осведомился Сириус. – Гарри целый месяц, как в тюрьме, сидел у муглов. Казалось бы, он имеет право знать, что произо…

– Минуточку! – завопил Джордж.

– Почему это на его вопросы можно отвечать, а на наши нет? – рассердился Фред.

– Мы весь месяц пытались хоть что-нибудь из вас выудить! А вы нам ни одного паршивенького словечка не сказали! – крикнул Джордж.

– Вы слишком юны, вы не входите в состав Ордена, – пронзительно запричитал Фред, до боли похоже на свою мать. – Гарри вообще несовершеннолетний!

– Я не виноват, что вас не посвящали в дела Ордена, – спокойно произнес Сириус. – Так решили ваши родители. А вот Гарри…

– Не тебе решать, что лучше для Гарри! – воскликнула миссис Уизли, и сейчас в ее добром лице отчетливо читалась угроза. – Забыл, что сказал Думбльдор?

– Что конкретно? – вежливо, но, похоже, готовясь к сражению, поинтересовался Сириус.

– Что Гарри не нужно рассказывать больше, чем ему следует знать. – Последние два слова миссис Уизли произнесла с нажимом.

Головы Рона, Гермионы, Фреда и Джорджа поворачивались от Сириуса к миссис Уизли и обратно, как на теннисном матче. Джинни стояла на коленях среди забытых пробок и с открытым ртом следила за разговором. Люпин не сводил глаз с Сириуса.

– Я вовсе не собираюсь рассказывать больше, чем ему следует знать, Молли, – отчеканил Сириус. – Однако, поскольку именно Гарри видел, как вернулся Вольдеморт, – (за столом снова все содрогнулись), – он больше многих других имеет право…

– Гарри – не член Ордена Феникса! – возразила миссис Уизли. – Ему всего пятнадцать, и…

– …и ему досталось не меньше, чем другим членам Ордена! – вскричал Сириус. – А то и побольше.

– С этим никто не спорит! – миссис Уизли повысила голос. Ее кулаки на подлокотниках тряслись. – Но он еще…

– Он не ребенок! – раздраженно оборвал ее Сириус.

– Но и не взрослый! – Миссис Уизли раскраснелась от гнева. – Сириус, он – не Джеймс!

– Спасибо, Молли, я прекрасно знаю, кто он, – ледяным тоном ответил Сириус.

– Я отнюдь не уверена! Иногда ты так о нем говоришь, будто тебе кажется, что ты получил назад своего лучшего друга!

– А что тут такого? – вмешался Гарри.

– Только то, Гарри, что, как бы сильно ты ни походил на своего отца, ты – не он, – не отрывая взгляда от Сириуса, сказала миссис Уизли. – Ты еще школьник, и тем, кто за тебя отвечает, хорошо бы об этом не забывать!

– Ты хочешь сказать, я безответственный крестный? – вскинулся Сириус.

– Я хочу сказать, что ты бываешь опрометчив. Потому, собственно, Думбльдор и твердит тебе: сиди дома и…

– С твоего позволения, мы не будем обсуждать, что твердит Думбльдор, – процедил Сириус.

– Артур! – воскликнула миссис Уизли, разворачиваясь к мужу. – А ты-то что молчишь?

Мистер Уизли ответил не сразу. Он медленно снял очки и, не глядя на жену, тщательно протер их полой мантии. И лишь вернув очки на нос, заговорил:

– Молли, Думбльдор знает, что ситуация изменилась. Он сам признал, что теперь, когда Гарри будет жить при штабе, ему необходимо что-то рассказать. До известных пределов, разумеется.

– Да, но… это – одно дело, а разрешить задавать любые вопросы – совсем другое!

– Лично я, – начал Люпин, отводя наконец взгляд от Сириуса, и миссис Уизли с воодушевлением повернулась к нему, полагая, что нашла союзника, – думаю так. Пусть лучше Гарри узнает все – не совсем все, конечно, но общее положение дел – от нас, чем в искаженном виде от… других.

Говорил он кротко, но у Гарри не осталось сомнений: кто-кто, а Люпин точно знает, что пара-тройка подслушей избежали уничтожения.

– М-да, – покачала головой миссис Уизли, оглядывая присутствующих в надежде на поддержку, коей не последовало, – м-да… все ясно. Мне вас не переспорить. Я одно скажу: раз Думбльдор считает нужным что-то от Гарри скрывать, значит, у него есть веские основания. Я хочу Гарри только добра, и…

– Он не твой сын, – тихо сказал Сириус.

– Он мне как сын, – рявкнула миссис Уизли. – Кто у него есть кроме меня?

– Я!

– О да. – Губы миссис Уизли изогнулись в усмешке. – Одна беда – тебе было сложновато его воспитывать, сидя в Азкабане, правда?

Сириус начал вставать из-за стола.

– Молли, ты здесь не единственная, кто беспокоится о Гарри, – резко сказал Люпин. – Сириус, сядь.

У миссис Уизли задрожала нижняя губа. Сириус, побелев, медленно опустился на стул.

– По-моему, надо выслушать самого Гарри, – продолжил Люпин. – Он уже достаточно взрослый, чтобы решать сам за себя.

– Я хочу знать все, – тут же ответил Гарри.

Он не смотрел на миссис Уизли. Его, конечно, тронули ее слова, что он ей как сын, но, с другой стороны, его раздражало, что она трясется над ним, как над младенцем. Сириус прав: он уже не ребенок.

– Очень хорошо, – надтреснуто произнесла миссис Уизли. – Джинни – Рон – Гермиона – Фред – Джордж! Выйдите за дверь.

Поднялась буря возмущения.

– Мы совершеннолетние! – хором завопили близнецы.

– Если Гарри можно, почему мне нельзя?! – заорал Рон.

– Мам, я тоже хочу! – заныла Джинни.

– НЕЛЬЗЯ! – закричала миссис Уизли вставая. Ее глаза очень ярко сверкали. – Я категорически запрещаю…

– Молли, ты не можешь ничего запрещать Фреду с Джорджем, – устало проговорил мистер Уизли. – Они совершеннолетние.

– Но они еще даже школу не закончили!..

– И однако официально они взрослые, – так же устало повторил ее муж.

Миссис Уизли побагровела.

– Я… мне… ну хорошо, пусть Фред с Джорджем остаются, но Рон…

– Гарри все расскажет и мне и Гермионе! – пылко воскликнул Рон. – Да, Гарри? Да? – неуверенно добавил он, заглядывая Гарри в глаза.

На долю секунды Гарри захотелось ответить, что он не скажет им ни единого слова, – пусть узнают, каково это, жить в полном неведении. Но, едва он взглянул на Рона, подлое желание испарилось.

– Конечно, расскажу, – кивнул Гарри.

Рон с Гермионой просияли.

– Очень хорошо! – выкрикнула миссис Уизли. – Очень хорошо! Джинни! СПАТЬ!

Джинни удалилась отнюдь не безропотно, и, пока они с матерью поднимались по лестнице, до кухни доносились негодующие вопли, а когда вышли в холл, к крикам Джинни прибавились завывания миссис Блэк. Люпин побежал наверх восстанавливать спокойствие, и только после того, как он вернулся, затворил дверь и занял свое место за столом, Сириус заговорил:

– Итак, Гарри… Что ты хочешь знать?

Гарри глубоко вдохнул и задал вопрос, мучивший его весь последний месяц.

– Где Вольдеморт? – спросил он, не обращая внимания на гримасы и содрогания остальных. – Чем он занят? Я смотрел мугловые новости и ни разу не видел ничего такого – никаких необъяснимых смертей, ничего.

– А ничего пока и не было, – сказал Сириус, – по крайней мере, насколько мы знаем… а знаем мы немало.

– Во всяком случае, больше, чем он думает, – добавил Люпин.

– А почему он перестал убивать? – спросил Гарри. За один только прошлый год Вольдеморт успел убить нескольких человек.

– Не хочет привлекать к себе внимание, – объяснил Сириус. – Опасно. Его возвращение, видишь ли, прошло не так, как он рассчитывал. Не так гладко.

– И все благодаря тебе, – вставил Люпин с довольной улыбкой.

– Как это? – растерялся Гарри.

– Ты не должен был выжить! – воскликнул Сириус. – О его возвращении полагалось знать только Упивающимся Смертью. А вышло так, что ты тоже стал свидетелем.

– И меньше всего ему хотелось, чтобы о его возвращении сразу узнал Думбльдор, – сказал Люпин. – А ты известил его первым делом.

– Ну и? Толку-то что? – спросил Гарри.

– Ну ты даешь! – вытаращил глаза Билл. – Одного Думбльдора Сам-Знаешь-Кто и боится.

– Благодаря тебе Думбльдор созвал Орден Феникса буквально через час после возвращения Вольдеморта, – сказал Сириус.

– А чем Орден занимается? – Гарри обвел взглядом стол.

– Делает все возможное, чтобы Вольдеморт не осуществил свои планы, – ответил Сириус.

– А откуда вы знаете, какие у него планы? – сразу же спросил Гарри.

– Думбльдор о них догадывается, – ответил Люпин, – а догадывается он обычно правильно.

– И что же, по его мнению, планирует Вольдеморт?

– Прежде всего вновь собрать свою армию, – сказал Сириус. – А она была огромной: преданные Упивающиеся Смертью плюс всяческие черные сущности, плюс те, кого он околдовал или перетянул на свою сторону силой. Ты сам слышал, он хочет обратиться к гигантам – и это далеко не все. Он не идиот, он не пойдет на министерство магии с десятком Упивающихся Смертью.

– Значит, вы мешаете ему собирать армию?

– Делаем все возможное, – ответил Люпин.

– Сейчас главное – убедить людей, что Сам-Знаешь-Кто и в самом деле вернулся. Чтоб они были настороже, – добавил Билл. – А это не так-то легко.

– Почему?

– Из-за политики министерства, – сказала Бомс. – Помнишь, какой был Корнелиус Фудж сразу после возвращения Сам-Знаешь-Кого? И с тех пор никаких перемен. Он отказывается верить, что это случилось.

– Но почему?! – воскликнул Гарри. – Он что, дурак? Раз Думбльдор…

– Вот именно – ты очень точно обозначил проблему, – криво усмехнулся мистер Уизли, – Думбльдор.

– Понимаешь, Фудж его боится, – печально произнесла Бомс.

– Боится? – не поверил Гарри.

– Боится того, что Думбльдор якобы замышляет, – сказал мистер Уизли. – Фудж уверен, что Думбльдор готовится его свергнуть. Он думает, Думбльдор хочет сам стать министром магии.

– Но он ведь не хочет…

– Разумеется, нет, – подтвердил мистер Уизли. – Думбльдор никогда не хотел быть министром. Но, когда Миллисент Багнолд ушла на пенсию, многие мечтали видеть на этом посту Думбльдора. Министром стал Фудж, и он, видимо, не в силах забыть, какой поддержкой избирателей пользовался Думбльдор, хотя даже не выдвигал свою кандидатуру.

– В глубине души Фудж знает, что Думбльдор намного умнее и сильнее. В первые годы вечно бегал к Думбльдору за советом и помощью, – продолжил Люпин. – Но теперь, похоже, власть ударила ему в голову, а кроме того, он стал гораздо увереннее. Ему безумно нравится быть министром магии и, кажется, удалось убедить себя в том, что он тут прав, а Думбльдор просто воду мутит.

– Как он может так думать? – рассердился Гарри. – Он что, считает, Думбльдор все выдумал? Я все выдумал? Как он может?

– А так. Если министерство признает, что Вольдеморт вернулся, их ждут такие трудности, каких они не видели вот уже четырнадцать лет, – горько сказал Сириус. – Фудж боится смотреть правде в глаза. Ему проще думать, будто Думбльдор сочиняет страшные сказки, чтобы подорвать его репутацию.

– Ты же понимаешь, в чем загвоздка, – проговорил Люпин. – Пока министерство утверждает, что никакого Вольдеморта нет, нам крайне трудно убедить людей, что он вернулся, – они ведь и сами не хотят верить. Более того, министерство давит на газетчиков, чтоб «Оракул» не публиковал, как министерские выражаются, грязных слухов, раздуваемых Думбльдором. Поэтому простые колдуны до сих пор ничего не знают, и в результате они – легкая мишень для проклятия подвластия.

– Но вы-то рассказываете, что он вернулся? – Гарри обвел взглядом мистера Уизли, Сириуса, Билла, Мундугнуса, Люпина и Бомс. – Говорите людям?

В ответ все безрадостно улыбнулись.

– Лично я известен широкой публике как маньяк-убийца, виновный в массовой резне, и за мою голову назначено вознаграждение в десять тысяч галлеонов. Мне как-то не с руки расхаживать по улицам с листовками, – нервно проговорил Сириус.

– Меня тоже не очень-то любят звать на ужин в приличные дома, – сказал Люпин. – У нас, у оборотней, это называется «минусы профессии».

– Бомс и Артур, если начнут болтать, быстренько вылетят из министерства, – продолжил Сириус, – а нам очень нужны там свои люди – у Вольдеморта наверняка есть свои.

– Ну, пару человек нам все-таки удалось убедить, – сказал мистер Уизли. – Вот, например, Бомс – она молода и в прошлый раз еще не могла быть в Ордене, но она аврор, а для нас это, сам понимаешь, неоценимо. Кингсли Кандальер тоже очень ценное приобретение. Он отвечает за поимку Сириуса и сейчас распространяет в министерстве байку о том, что Сириуса видели в Тибете.

– Но если никто не говорит в открытую, что Вольдеморт вернулся… – начал Гарри.

– Почему это никто не говорит? – перебил Сириус. – Отчего, ты думаешь, у Думбльдора такие неприятности?

– Какие неприятности? – спросил Гарри.

– Его пытаются дискредитировать, – пояснил Люпин. – Не читал «Оракул» на прошлой неделе? Писали, что Думбльдор лишился кресла председателя Международной конфедерации чародейства, потому что постарел и потерял хватку. Но это неправда – министерские проголосовали против него, когда он произнес речь и объявил, что вернулся Вольдеморт. Еще Думбльдора сняли с поста Верховного Ведуна Мудрейха – это высший колдовской трибунал, – и поговаривают, что его хотят лишить ордена Мерлина первой степени.

– Правда, сам он заявляет, что ему главное – остаться на карточках в шокогадушках, остальное не важно, – улыбнулся Билл.

– Ничего смешного, – оборвал мистер Уизли. – Если Думбльдор так и будет дразнить министерство, он окажется в Азкабане! Только этого нам и не хватало. Пока Сами-Знаете-Кто понимает, что Думбльдор где-то там есть и в курсе его планов, он будет осторожничать. Убрать Думбльдора – это открыть Сами-Знаете-Кому зеленую улицу.

– Но, если Вольдеморт пытается вербовать сторонников, рано или поздно все ведь догадаются, что он вернулся? Да? – в отчаянии спросил Гарри.

– Гарри, Вольдеморт не ходит по домам с подписными листами, – ответил Сириус. – Он действует обманом, шантажом, колдовством. У него большой опыт подпольной работы. В любом случае вербовка сторонников – лишь один пункт его плана. У него есть и другие цели, и их он может достичь без всякого шума, чем, собственно, сейчас и занят.

– А что еще ему нужно? – мгновенно заинтересовался Гарри. Ему показалось, что Сириус, прежде чем ответить, мельком переглянулся с Люпином.

– Нечто такое, что добывается только хитростью.

И поскольку Гарри продолжал недоумевать, Сириус добавил:

– Скажем, оружие. То, чего у него не было в прошлый раз.

– Когда он был у власти?

– Да.

– А что за оружие? – спросил Гарри. – Сильнее Авада Кедавра?..

– Ну все, хватит!

Это из темноты у двери сказала миссис Уизли. Гарри и не заметил, как она вернулась. Она стояла, скрестив руки на груди, и кипела гневом.

– Вы немедленно отправляетесь в постель! Все без исключения, – добавила она, поглядев на близнецов, Рона и Гермиону.

– Ты не можешь нами командовать… – начал Фред.

– Это мы сейчас увидим, – рявкнула миссис Уизли. Она смотрела на Сириуса, и ее слегка трясло. – Ты достаточно всего рассказал. Еще одно слово – и можешь записывать Гарри прямиком в Орден.

– Да и хорошо! – вскричал Гарри. – Я с удовольствием, я хочу! Я буду бороться!

– Нельзя.

Но это сказала не миссис Уизли, а Люпин.

– Членами Ордена могут быть только взрослые колдуны, – объяснил он. – Те, кто окончил школу, – добавил он, едва Фред с Джорджем раскрыли рты. – Вы не представляете – вы все, – насколько это опасно… Сириус, мне кажется, Молли права. Мы наговорили более чем достаточно.

Сириус дернул плечом, но спорить не стал. Миссис Уизли властно поманила к себе сыновей и Гермиону. Один за другим ребята вышли из-за стола, и Гарри, признав поражение, отправился следом за ними.

 

 

Глава шестая Древнейший и благороднейший дом Блэков

Мрачная миссис Уизли отвела их наверх.

– Сразу в постель, и никаких разговоров, – велела она, когда они поднялись на первый этаж. – Завтра трудный день. Наверное, Джинни уже спит, – сказала она Гермионе, – постарайся ее не разбудить.

– Спит, как же, – вполголоса пробурчал Фред, когда Гермиона пожелала всем спокойной ночи, а остальные продолжили взбираться по лестнице. – Если Джинни не ждет Гермиону, чтоб та ей все рассказала, тогда я – китайский скучечервь…

Этажом выше миссис Уизли указала на дверь:

– Рон, Гарри, вам сюда.

– Спокойной ночи, – сказали Гарри и Рон близнецам.

– Спите крепко, – подмигнул Фред.

Миссис Уизли шумно захлопнула за Гарри дверь. Комната выглядела еще хуже, чем раньше: совсем угрюмая и сырая. Пустой холст на стене медленно и глубоко дышал, – там кто-то спал мирным сном. Пока Рон швырял на шкаф «Совячью радость», чтобы угомонить разошедшихся Хедвигу и Свинринстеля, Гарри надел пижаму, снял очки и влез в ледяную постель.

– Их нельзя каждую ночь выпускать на охоту, – объяснил Рон, облачаясь в бордовую пижаму. – Думбльдор не хочет, чтобы над площадью слишком часто мелькали совы, – говорит, это будет подозрительно. Ах да… забыл.

И он запер дверь на засов.

– Это зачем?

– От Шкверчка, – объяснил Рон, выключая свет. – В первую ночь он забрел ко мне в три ночи. И уж поверь, проснуться и увидеть, как он здесь шныряет, – приятного мало. Короче… – Он забрался в постель, устроился под одеялом и повернулся к Гарри; в лунном свете, проникавшем сквозь пыльные окна, был виден его силуэт. – Что думаешь?

Гарри сразу понял, о чем речь.

– В общем-то они не сказали ничего такого, о чем мы бы и сами не догадывались, – начал он, перебирая в памяти все услышанное за ужином. – По сути, они сказали только, что Орден пытается помешать Воль…

Рон судорожно втянул воздух.

– …деморту набирать новых сторонников, – твердо договорил Гарри. – Когда ты уже начнешь называть его по имени? Сириус с Люпином не боятся.

Рон попросту проигнорировал это замечание.

– Да, – сказал он, – все это мы и так знали – спасибо подслушам. Единственно новенькое…

Хлоп.

– ОЙ!

– Тише, Рон, мама услышит.

– Вы аппарировали прямо мне на ноги!

– Что ж ты хочешь, в темноте труднее.

Гарри увидел, как размытые силуэты Фреда и Джорджа вскакивают с кровати Рона. Скрипнули пружины, и матрас Гарри просел – в ногах устроился Джордж.

– Ну, вы уже дошли куда надо? – с жаром спросил он.

– До оружия, про которое Сириус говорил? – уточнил Гарри.

– Скорее, проговорился, – с удовольствием поправил Фред, сев на кровать Рона. – Этого мы через подслуши ни разу не слышали.

– Как думаете, что это? – спросил Гарри.

– Да что угодно, – ответил Фред.

– Ну а что хуже Авада Кедавра? – сказал Рон. – Что может быть хуже убийств?

– Массовые убийства? – предположил Джордж.

– Или особенно болезненные? – поежился Рон.

– Для боли у него есть пыточное проклятие, – возразил Гарри, – это уже очень действенно.

Воцарилось молчание. Гарри понимал, что все, как и он сам, гадают, на какие ужасы способно таинственное оружие.

– Как думаете, у кого оно сейчас? – спросил Джордж.

– Надеюсь, у наших, – с некоторой тревогой отозвался Рон.

– Тогда, скорее всего, у Думбльдора, – сказал Фред.

– Где? – тут же спросил Рон. – В «Хогварце»?

– Наверняка! – воскликнул Джордж. – Философский камень-то прятали там.

– Но оружие должно быть гораздо больше камня, – сказал Рон.

– Не обязательно, – заспорил Фред.

– Размер не имеет значения, – поддержал его Джордж. – Посмотри на Джинни.

– В смысле? – не понял Гарри.

– Сразу видно, что ты ни разу не испытал на себе ее злокозявистых заклятий…

– Ш-ш-ш! – Фред привстал с кровати. – Слышите?

Все затихли. Кто-то поднимался по лестнице.

– Мама, – сказал Джордж.

Сразу же раздался громкий хлопок, и Гарри почувствовал, как распрямляются пружины матраса. Двумя секундами позже за дверью заскрипели половицы – миссис Уизли, не скрываясь, проверяла, не разговаривают ли они в постели.

Хедвига и Свинринстель скорбно заухали. Половицы скрипнули снова, и шаги отправились выше, к спальне Фреда с Джорджем.

– Знаешь, она нам совсем не доверяет, – печально проговорил Рон.

Гарри был уверен, что нипочем не сумеет заснуть; вечер был полон событий, срочно нуждавшихся в осмыслении, и он думал, что много часов проведет без сна. Ему хотелось еще поговорить с Роном, но миссис Уизли как раз спускалась, а когда скрип ступенек стих, стало слышно, что по лестнице уже поднимаются другие… более того, за дверью тихонько топотали какие-то многоногие создания, и голос Огрида, преподавателя ухода за магическими существами, говорил: «Красавцы, как есть красавцы, скажи, Гарри? В этом триместре мы начинаем изучать оружие…» – и тут Гарри увидел, что у многоногих вместо голов пушки, а вместо ног колеса, и они разворачиваются к нему… он пригнулся…

В следующее мгновение оказалось, что он лежит, свернувшись клубком под одеялом, а над ним грохочет голос Джорджа:

– Мама говорит, вставайте, завтрак на кухне, а потом приходите в гостиную – там гораздо больше мольфеек, чем она думала, плюс еще под диваном гнездо дохлых пушишек.

Через полчаса, быстро одевшись и позавтракав, Гарри и Рон вошли в гостиную на втором этаже – длинную, с высоким потолком и оливковыми стенами, на которых висели грязные гобелены. Ковер, стоило поставить на него ногу, пыхал клубами пыли, а в складках мшисто-зеленых, до пола, бархатных портьер кишел какой-то невидимый пчелиный рой. Перед портьерами сгрудились миссис Уизли, Гермиона, Джинни, Фред и Джордж. Выглядели они довольно странно: лица обвязаны тряпками, только глаза видны. У каждого в руках большой пульверизатор с черной жидкостью.

– Наденьте повязки и берите распылители, – едва завидев Гарри и Рона, велела миссис Уизли. Она показала на тонконогий столик, где стояли бутыли с пульверизаторами. – Это антимольфеин. Никогда не видела такого кошмарного заражения – чем занимался этот домовый эльф последние десять лет…

Лицо Гермионы наполовину скрывалось под кухонным полотенцем, но Гарри увидел, как она обиженно покосилась на миссис Уизли.

– Шкверчок совсем старый, ему трудно…

– Ты удивишься, Гермиона, узнав, на что он способен, если ему придет охота, – сказал Сириус, войдя в комнату с окровавленным мешком, кажется, полным дохлых крыс. – Я кормил Конькура, – пояснил он в ответ на любопытный взгляд Гарри. – Я держу его наверху, в спальне матери. Итак… письменный стол…

Он бросил мешок в кресло и склонился над запертым ящиком, который, как только сейчас заметил Гарри, легонько вибрировал.

– Что ж, Молли, я почти на сто процентов уверен, что это вризрак, – вглядываясь в замочную скважину, сообщил Сириус, – хотя, прежде чем его выпускать, пожалуй, стоит показать Хмури. Зная свою матушку, не удивлюсь, если тут что-то посерьезнее.

– Ты абсолютно прав, Сириус, – ответила миссис Уизли.

Они были друг с другом подчеркнуто вежливы, и Гарри стало ясно, что оба прекрасно помнят вчерашнее столкновение.

В этот миг в дверь громко позвонили, и немедленно разразилась какофония криков, воплей и завываний – как и вчера, когда Бомс уронила подставку для зонтиков.

– Сто раз говорил, не трогайте звонок! – раздраженно бросил Сириус и выбежал из комнаты. Его шаги загрохотали по лестнице под вопли миссис Блэк:

– Пятна позора, мерзкие полукровки, выродки, порождение греха…

– Гарри, закрой, пожалуйста, дверь, – попросила миссис Уизли.

Гарри постарался задержаться у двери как можно дольше – он хотел послушать, что происходит внизу. Очевидно, Сириусу удалось задернуть портьеры, так как вопли его матери стихли. Из холла донеслись шаги Сириуса, затем лязг дверной цепи, а затем низкий голос (Гарри узнал Кингсли Кандальера):

– Гестия меня сменила, плащ Хмури у нее, я подумал, заскочу, отчитаюсь перед Думбльдором…

Почувствовав спиной взгляд миссис Уизли, Гарри с сожалением закрыл дверь и присоединился к борцам с мольфейками.

Миссис Уизли склонялась над диваном, где лежал раскрытый «Определитель домашних вредителей» Сверкароля Чаруальда.

– Так, дети, будьте осторожны: мольфейки кусаются, а зубы у них ядовитые. У меня есть противоядие, но лучше пусть оно нам не понадобится.

Она выпрямилась, встала перед портьерами и поманила ребят к себе.

– По моей команде начинайте опрыскивать, – велела она. – Они, наверное, сразу вылетят на нас, но тут сказано, что хорошая доза антимольфеина их парализует. А потом бросайте их в ведро.

Она отступила, чтобы не попасть под струи из других пульверизаторов, и высоко подняла свою бутыль.

– Итак… пли!

Через пару секунд из складок ткани на Гарри полетела взрослая особь мольфейки. Блестящие жучиные крылья громко трещали, крохотные зубки-иголочки были яростно оскалены, тельце покрывали густые черные волосы, а четыре малюсенькие ладошки гневно сжимались в кулачки. Гарри встретил мольфейку мощным зарядом антимольфеина. Существо зависло в воздухе, а потом с неожиданно громким стуком шлепнулось на протертый ковер. Гарри подобрал мольфейку и выбросил в ведро.

– Фред, ты что это делаешь? – пронзительно вскрикнула миссис Уизли. – Опрыскай ее сейчас же и выкини!

Гарри оглянулся. Фред двумя пальцами держал вырывающуюся мольфейку.

– Слу-у-ушаю-усь, – радостно пропел он и прыснул мольфейке в лицо. Та потеряла сознание. Но, стоило миссис Уизли отвернуться, Фред немедленно сунул мольфейку в карман.

– Мы хотим поэкспериментировать с их ядом, для наших злостных закусок, – еле слышно пояснил Джордж для Гарри.

Искусно парализовав сразу двух мольфеек, нацелившихся ему в нос, Гарри придвинулся к Джорджу поближе и прошептал уголком рта:

– А что это, злостные закуски?

– Такая серия сладостей, от которых заболеваешь, – шепотом же ответил Джордж, внимательно следя за миссис Уизли, стоявшей к ним спиной. – Не по-настоящему, а так, чтобы уйти с урока, если нужно. Мы с Фредом все лето над ними работали. Такие двухцветные жевательные конфеты. Вот, скажем, рвотная ракушка. Разжуешь оранжевую часть, и тебя тошнит. А как только тебя отпустят с урока в лазарет, сразу жуешь фиолетовую часть…

– «И твое здоровье незамедлительно восстанавливается, в результате чего ты целый час, который в противном случае провел бы в смертельной и бесполезной скуке, наслаждаешься досугом по собственному усмотрению». Так, во всяком случае, мы пишем в рекламных объявлениях, – прошептал Фред. Он незаметно отошел туда, где его не видела миссис Уизли, и жадно набивал карманы упавшими мольфейками. – Но еще нужно поработать. Пока что у испытателей не бывает промежутка в блеве – не успевают проглотить фиолетовую часть.

– У вас есть испытатели?

– Ну, это мы сами, – сказал Фред. – Испытываем по очереди. Джордж пробовал хлопья-в-обморок, потом мы оба ели нугу-носом-кровь…

– Мама подумала, что у нас была дуэль, – поведал Джордж.

– Так что, хохмазин не отменяется? – пробормотал Гарри, притворяясь, будто поправляет разбрызгиватель.

– Помещение пока не нашли, – ответил Фред, еще сильнее понизив голос. Миссис Уизли остановилась, вытерла лоб шарфом и возобновила атаку. – Поэтому работаем через почтовый каталог. А на прошлой неделе дали объявление в «Оракуле».

– И все благодаря тебе, дружище, – сказал Джордж. – Но ты не бойся… мама ни о чем не подозревает. Она больше не читает «Оракул», потому что они клевещут на тебя и Думбльдора.

Гарри улыбнулся. После Тремудрого Турнира он чуть ли не силой всучил близнецам свой приз в тысячу галлеонов, чтобы они осуществили мечту и открыли хохмазин, но все же приятно было знать, что миссис Уизли не в курсе. В ее представлении хохмазин – неподходящая карьера для двоих ее сыновей.

Демольфеезация портьер заняла всю первую половину дня. Около часу миссис Уизли сняла наконец защитный шарф, рухнула в продавленное кресло и тут же подскочила с криком отвращения, поскольку села на мешок дохлых крыс. Портьеры больше не гудели, а висели неподвижно, влажные от многочасового опрыскивания. На полу стояло набитое мольфейками ведро, а рядом – тазик с черными яйцами: Косолапсус их обнюхивал, а близнецы пожирали плотоядными взглядами.

– Пожалуй, этим мы займемся после обеда. – Миссис Уизли показала на пыльные серванты по обе стороны от камина. Серванты были полны самых странных вещей: коллекция ржавых кинжалов, какие-то когти, свернутая кольцами змеиная кожа, потускневшие от времени серебряные шкатулки с гравировками на непонятных языках и, хуже всего, красивый хрустальный фиал с большим опалом в пробке, явно наполненный кровью.

Внизу снова раздался громкий звонок. Все посмотрели на миссис Уизли.

– Оставайтесь здесь, – решительно сказала та под завывания миссис Блэк и подхватила мешок с крысами. – Я принесу сэндвичи.

Она вышла из комнаты и аккуратно прикрыла за собой дверь. Все немедленно бросились к окну смотреть, кто стоит на пороге, и увидели нечесаную рыжую макушку и шаткую пирамиду из котлов.

– Мундугнус! – воскликнула Гермиона. – Зачем он приволок сюда котлы?

– Наверно, хочет спрятать понадежнее, – ответил Гарри. – Он же ими занимался, когда должен был следить за мной? Котлами же, да?

– Да, точно! – сказал Фред. Парадная дверь открылась, Мундугнус с трудом поднял котлы и скрылся из виду. – Блин, маме это не понравится…

Они с Джорджем подошли к двери и внимательно прислушались. Миссис Блэк замолчала.

– Мундугнус разговаривает с Сириусом и Кингсли, – пробормотал Фред, морща лоб от напряжения. – Не слышу толком… как думаете, рискнуть с подслушами?

– Наверно, стоит, – решился Джордж. – Я схожу наверх, принесу парочку…

Однако тут же стало ясно, что подслуши не понадобятся. Все и так услышали, чтó благим матом вопит миссис Уизли:

– У НАС ЗДЕСЬ НЕ СКУПКА КРАДЕНОГО!

– Обожаю, когда мамуля ругает других, – довольно улыбнулся Фред и немного приоткрыл дверь, – такое приятное разнообразие.

– …УДИВИТЕЛЬНАЯ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ, КАК БУДТО НАМ И БЕЗ ТОГО НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ, А ТЫ ТАСКАЕШЬ В ДОМ ВОРОВАННЫЕ КОТЛЫ…

– Вот идиоты, дали ей раскочегариться, – покачал головой Джордж. – Ее надо вовремя остановить, а то она заведется и так и будет весь день орать. И она давно ждала повода как следует наподдать Мундугнусу, с тех самых пор, как он бросил дежурство… А вот и Сириусова мамочка проснулась…

Крик миссис Уизли заглушили разноголосые стенания портретов.

Джордж хотел закрыть дверь, но не успел – в гостиную протиснулся домовый эльф, совершенно голый, если не считать засаленной набедренной повязки.

Он был невероятно стар, и казалось, что кожа велика ему на несколько размеров. Как все домовые эльфы, он был лыс, но из огромных, как у летучей мыши, ушей росли пучки белых волос. Глаза серые, водянистые, в кровавых прожилках, а нос мясистый и похож на хоботок.

Эльф не обратил внимания ни на Гарри, ни на остальных. Вел он себя так, будто никого не видит. Сгорбившись, он шатко зашаркал в дальний угол, безостановочно бормоча себе под нос, хрипло и басовито, словно квакала лягушка-бык:

– …воняет как сточная канава, бандит до мозга костей, только и она не лучше, жалкая предательница, загадила вместе со своими ублюдками дом моей дорогой хозяйки, бедная, бедная моя хозяйка, если б она только знала, если б знала, кого они пускают в дом, что бы она сказала старому Шкверчку, ой позор, какой позор, мугродье, оборотни, воры, выродки, бедный, старый Шкверчок, что он мог поделать…

– Привет, Шкверчок, – очень громко сказал Фред, хлопнув дверью.

Домовый эльф замер, прекратил бормотать и очень неубедительно вздрогнул от удивления.

– Шкверчок не заметил молодого хозяина, – проговорил он, поворачиваясь и кланяясь Фреду. И, не поднимая глаз от ковра, отчетливо добавил: – Мерзкого отпрыска предателей нашего дела.

– Что-что? – переспросил Джордж. – Не расслышал последних слов.

– Шкверчок ничего не говорил, – ответил эльф, кланяясь Джорджу, и вполголоса, но очень внятно произнес: – А вот и его гадкий близнец. Пара вонючих мартышек.

Гарри не знал, смеяться ему или плакать. Эльф распрямил спину, обвел всех злобным взглядом и, очевидно, убежденный, что его никто не слышит, продолжил:

– …а вот и отвратное наглое мугродье, стоит, как будто так и надо, ой, если б узнала хозяйка, ой, сколько слез она бы пролила, а вот еще новый мальчишка, Шкверчок его не знает. Что ему здесь надо? Шкверчок не знает…

– Шкверчок, познакомься, это Гарри, – неуверенно произнесла Гермиона. – Гарри Поттер.

Блеклые глаза эльфа расширились, и он забормотал еще быстрее и яростнее:

– Мугродье разговаривает со Шкверчком так, словно они друзья, ой, если бы хозяйка увидела Шкверчка в подобном обществе, ой, что бы она сказала…

– Не смей называть ее мугродьем! – хором выкрикнули Рон и Джинни очень гневно.

– Ничего страшного, – прошептала Гермиона. – Он не в своем уме, он не знает, что гово…

– Не обманывай себя, Гермиона, он прекрасно знает, что говорит, – перебил Фред, смерив Шкверчка неприязненным взглядом.

Шкверчок, уставившись на Гарри, безостановочно бормотал:

– Неужто правда, неужто это Гарри Поттер? Шкверчок видит шрам, значит, правда, мальчишка, который помешал Черному Лорду, Шкверчку интересно, как ему это удалось…

– Всем интересно, – перебил Фред.

– А вообще, что тебе тут надо? – полюбопытствовал Джордж.

Огромные глаза эльфа метнулись в его сторону.

– Шкверчок проводит уборку, – уклончиво протянул он.

– Свежо предание, – сказал голос за спиной у Гарри.

Вернулся Сириус. Он стоял у двери и гадливо смотрел на эльфа. Шум в холле прекратился – видимо, Мундугнус и миссис Уизли решили перенести свои распри на кухню. При виде Сириуса Шкверчок молниеносно согнулся в гротескно низком поклоне, слегка вдавив хоботок в пол.

– Встань прямо, – нетерпеливо приказал Сириус. – Говори, что затеял?

– Шкверчок прибирается, – повторил эльф. – Цель жизни Шкверчка – служить благородному дому Блэков…

– Отчего благородный дом становится все грязнее, – перебил Сириус, – и все больше походит на неблагородный хлев.

– Хозяин такой шутник. – Шкверчок снова поклонился и добавил чуть слышно: – Хозяин – неблагодарная свинья, разбившая материнское сердце…

– У моей матери не было сердца, – огрызнулся Сириус, – она жила чистой злобой.

Шкверчок опять поклонился и гневно проговорил:

– Как скажет дорогой хозяин. – И продолжил вполголоса: – Хозяин не достоин вытирать слякоть с ботинок своей матери, ой, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, если б знала, что Шкверчок вынужден ему служить, она его ненавидела, он так ее разочаровал…

– Я задал тебе вопрос: что ты затеял? – холодно перебил Сириус. – Всякий раз, когда ты притворяешься, что занят уборкой, ты утаскиваешь что-нибудь к себе, чтобы мы не выкинули.

– Шкверчок никогда не позволил бы себе забрать вещь с ее законного места в доме хозяина, – возразил эльф и быстро-быстро залопотал: – Хозяйка никогда не простила бы Шкверчку, если б они выкинули гобелен, семь веков он висит в доме, Шкверчок обязан его спасти, Шкверчок не позволит хозяину, выродкам и мерзкому отродью расхищать то…

– Я так и думал, – бросил Сириус, с презрением поглядев на противоположную стену. – Не сомневаюсь, что и тут у нас неотлипное заклятие. Ох уж эта мамочка! Непременно избавлюсь от гобелена, если это вообще возможно. Ступай, Шкверчок.

Судя по всему, Шкверчок не смел ослушаться прямого приказания, однако, ретируясь, он смотрел на хозяина с глубочайшим презрением и не переставая бормотал:

– …сам только что из Азкабана, а указывает Шкверчку, что ему делать, ой, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, если б увидела, во что превратился ее дом, здесь живут грязные выродки, они выбрасывают наши богатства, она его прокляла, сказала, он ей больше не сын, а ведь говорят, он еще и убийца…

– Ты сам побольше говори, тогда я точно стану убийцей! – раздраженно крикнул Сириус и с треском захлопнул за эльфом дверь.

– Сириус, у него с головой не все в порядке, – умоляюще произнесла Гермиона. – По-моему, он не понимает, что мы его слышим.

– Согласен, он слишком долго жил один, – сказал Сириус, – выполняя безумные приказы портретов моей матери и разговаривая сам с собой, но он всегда был гнусным мелким…

– Вот если бы ты его отпустил, – вдохновенно заговорила Гермиона, – может быть, тогда…

– Его нельзя отпускать, он слишком много знает об Ордене, – оборвал Сириус. – И потом, он умрет от потрясения. Сама ему предложи покинуть дом и посмотри, что он тебе ответит.

Сириус направился к гобелену, о котором так пекся Шкверчок. Гарри и все остальные подошли следом.

Гобелен был невероятно старый, выцвел, и местами его погрызли мольфейки. Тем не менее золотые нити вышивки по-прежнему ярко сверкали, и вполне различимо было обширное генеалогическое древо, уходящее ветвями (насколько понял Гарри) в Средние века. Поверху шла крупная надпись:

 

 

ДРЕВНЕЙШИЙ

 

И БЛАГОРОДНЕЙШИЙ ДОМ БЛЭКОВ

 

«ЧИСТЫ НАВЕКИ»

– Тебя здесь нет! – заметил Гарри, внимательно изучив древо.

– Раньше был, – ответил Сириус, показывая на круглую, словно выжженную сигаретой дырочку. – Но, когда я убежал из дома, моя милая мамочка вырвала меня с корнем – Шкверчок обожает эту историю.

– Ты убежал из дома?

– Мне тогда было примерно шестнадцать, – сказал Сириус, – и я понял, что с меня хватит.

– А куда ты убежал? – вытаращился Гарри.

– К твоему отцу, – ответил Сириус. – Твои бабушка с дедушкой очень хорошо ко мне отнеслись – можно сказать, усыновили. Ну и вот, школьные каникулы я прожил у них, а в семнадцать лет обзавелся собственным домом. Получил порядочное наследство от дяди Альфарда – видишь, его тоже отсюда убрали, наверно, за это; так или иначе, с того времени я стал сам себе хозяин. Но на воскресный обед у мистера и миссис Поттер всегда мог рассчитывать.

– Но… почему ты?..

– Ушел из дома? – Сириус горько усмехнулся и провел пальцами по длинным непричесанным волосам. – Потому что ненавидел их всех: родителей с их манией чистоты крови, с их убежденностью, что «Блэк» практически означает «король»… братца-идиота, слабака, который во все это верил… вот он.

Сириус ткнул пальцем в самый низ древа, в имя «Регул Блэк». Рядом с датой рождения стояла и дата смерти (лет пятнадцать назад).

– Он был младше меня, – продолжил Сириус, – и он был хорошим сыном, о чем мне не уставали напоминать.

– Но он умер, – сказал Гарри.

– Да, – кивнул Сириус. – Болван… примкнул к Упивающимся Смертью.

– Да ты что!

– Брось, Гарри, ты мало здесь видел? Не понял, какими колдунами были мои предки? – бросил Сириус.

– А… твои родители… они тоже были Упивающимися Смертью?

– Нет-нет, но, уверяю тебя, идеи Вольдеморта они считали вполне разумными. Тоже были за очищение колдовской расы, за избавление от муглорожденных и за то, чтобы правительство состояло только из чистокровных колдунов. Собственно, они не единственные такие были – многие, до того как Вольдеморт показал свое истинное лицо, думали, что его идеи во многом верны… Это потом все испугались, когда поняли, на что он пойдет ради власти. Но родители наверняка считали, что Регул – настоящий герой, раз сначала примкнул к Вольдеморту.

– Его убили авроры? – робко спросил Гарри.

– О нет, – ответил Сириус. – Нет. Его убил Вольдеморт. Или скорее кто-то по его приказу. Едва ли Регул был важной персоной, Вольдеморт не стал бы сам пачкать об него руки. Насколько я смог выяснить после смерти братца, он довольно глубоко увяз, потом понял, чего от него ждут, запаниковал и попытался выйти из игры. Вольдеморт не принимает прошений об отставке. Ему служат всю жизнь – либо умирают.

– Обед, – раздался голос миссис Уизли.

Высоко поднятой волшебной палочкой она вела перед собой по воздуху огромный поднос, нагруженный сэндвичами и пирожными. У нее все еще было очень красное лицо и сердитый вид. Все радостно бросились к еде, но Гарри остался возле Сириуса, склонившегося к гобелену.

– Я его так давно не рассматривал… Вот Финей Нигеллий, видишь?.. мой прапрадедушка… самый нелюбимый из всех директоров «Хогварца»… Вот Арамина Уболтайна… кузина моей матери… пыталась протащить в министерстве билль о разрешении охоты на муглов… Дорогая тетя Элладора… завела прелестную семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они дряхлеют и уже не могут носить подносы с чаем… Естественно, в семье рождались и приличные люди, но от них быстренько отказывались. Вот Бомс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Шкверчок ее не слушается – по идее он должен повиноваться всем членам семьи…

– Вы с Бомс родственники? – удивился Гарри.

– Да, ее мать Андромеда – моя любимая двоюродная сестра, – подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. – Кстати, и Андромеды тут нет, смотри…

Он показал Гарри на еще одну прожженную дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».

– А вот ее родные сестры никуда не делись: они благоразумно вышли замуж в приличные чистокровные семьи, а бедняжка Андромеда полюбила муглорожденного Теда Бомса, ну и…

Сириус изобразил, как прожигает гобелен волшебной палочкой, и горько расхохотался. Гарри между тем не смеялся; он внимательно смотрел на имя справа от бывшей Андромеды. Двойная золотая вышитая линия соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а от них, в свою очередь, одинарная линия вела вниз к имени «Драко».

– Ты в родстве с Малфоями?!

– Все чистокровные семьи в родстве друг с другом, – пожал плечами Сириус. – Если твои дети могут вступать в браки только с чистокровными колдунами, выбор весьма ограничен; нас почти и не осталось. Мы с Молли – двоюродные, Артур мне тоже какой-то там двоюродный дядя. Но здесь их искать бесполезно – если и есть на свете семья выродков и предателей, так это Уизли.

Но Гарри уже перевел взгляд на имя слева от Андромеды: Беллатрикс Блэк. Двойная золотая линия вела от нее к Родольфу Лестранжу.

– Лестранж, – вслух произнес Гарри. Что-то зашевелилось в памяти, где-то он слышал – он не мог вспомнить где, но от этого имени ему стало жутко.

– Они оба в Азкабане, – отрывисто произнес Сириус.

Гарри с любопытством посмотрел на него.

– Беллатрикс и Родольфа посадили одновременно с молодым Сгорбсом, – сказал Сириус все так же равнодушно. – И с братом Родольфа, Рабастаном.

И Гарри вдруг вспомнил. Он видел Беллатрикс Лестранж в Думбльдоровом дубльдуме, занятном приборе, где хранят мысли и воспоминания. Беллатрикс – та высокая черноволосая женщина с тяжелыми веками, которая на суде во всеуслышание объявила, что непоколебимо верна лорду Вольдеморту, гордится тем, что уже после падения своего господина пыталась его разыскать, и убеждена, что в один прекрасный день он вознаградит ее за преданность.

– Ты не говорил, что она твоя…

– А что, это очень важно, кто она мне? – огрызнулся Сириус. – Я от своей семьи отрекся. А от нее тем более. Я не видел ее с тех пор, как мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, разве что один раз мельком, когда их привезли в Азкабан. Ты думаешь, я горжусь таким родством?

– Прости, – поспешно сказал Гарри. – Я не то… я просто удивился, и все…

– Да ладно, не извиняйся, – пробормотал Сириус. Он уже отвернулся от гобелена и стоял, глубоко засунув руки в карманы. – Мне тут очень плохо. Никогда не думал, что снова застряну в этом доме.

Гарри прекрасно его понимал. Он хорошо представлял себе, каково бы ему было вновь поселиться на Бирючинной, особенно если б он считал, что отделался от нее навсегда.

– Для штаба здесь, конечно, идеальное место, – снова заговорил Сириус. – Мой отец защитил его всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Дом неподступный, никакие муглы в гости не заглянут – можно подумать, они сюда так и рвутся… А теперь его защитил и Думбльдор, и поди найди в мире место безопаснее. Думбльдор – Хранитель Тайны Ордена, никто этот дом не отыщет, если сам Думбльдор не скажет ему адреса. Записка, которую вчера показал тебе Хмури, – это от Думбльдора… – Сириус коротко хохотнул, как будто гавкнул. – Если б мои родители видели, для чего используется их дом… Впрочем, ты слышал портрет моей мамочки – ты понимаешь… – Он хмуро помолчал, потом глубоко вздохнул: – Если б я мог время от времени выходить и делать что-то полезное. Я спросил у Думбльдора – может, он мне разрешит пойти с тобой на слушание – Шляриком, разумеется… Для моральной поддержки. Как тебе мысль?

Душа у Гарри ушла в пятки и провалилась на нижний этаж прямо сквозь пыльный ковер. Со вчерашнего ужина он ни разу не вспоминал о слушании; он был так рад снова оказаться рядом с теми, кого любит, и на него обрушилось столько новостей, что про слушание он совсем забыл. А теперь навалился гнетущий страх. Гарри посмотрел на Гермиону, на братьев Уизли, с аппетитом вгрызавшихся в бутерброды, и попытался вообразить, каково ему будет, если все они отправятся в «Хогварц» без него.

– Не бойся, – сказал Сириус. Гарри поднял глаза – Сириус за ним наблюдал. – Тебя точно оправдают, в Международном законе о секретности наверняка есть что-нибудь о применении колдовства для самозащиты.

– Но, если меня все-таки исключат, можно мне жить с тобой здесь? – тихо спросил Гарри.

Сириус грустно улыбнулся:

– Посмотрим.

– Мне было бы намного легче на слушании, если б я знал, что к Дурслеям возвращаться не придется, – не отступил Гарри.

– М-да, каковы же они, если ты предпочитаешь жить здесь? – невесело проговорил Сириус.

– Эй, вы, двое! Поторопитесь, а то вам ничего не останется! – крикнула миссис Уизли.

Сириус еще раз тяжко вздохнул, сурово поглядел на гобелен, и они с Гарри направились к остальным.

После обеда, пока они чистили серванты, Гарри изо всех сил старался о слушании не думать. К счастью, работа требовала сосредоточенности – большинство предметов упорно не желали покидать насиженные места. Одна вздорная серебряная табакерка сильно покусала Сириуса, и через несколько секунд укушенная рука покрылась неприятной хрусткой коркой, похожей на тесную коричневую перчатку.

– Ничего страшного, – сказал Сириус, с интересом оглядев свою руку, а затем постучал по ней волшебной палочкой и вернул в нормальное состояние. – Судя по всему, бородавочный порошок.

И он бросил табакерку в мешок для мусора. Пару минут спустя Гарри увидел, что Джордж, обмотав руку тряпкой, схватил табакерку и переправил ее к себе в карман, и без того полный мольфеек.

Они наткнулись на отвратительного вида серебряный инструмент, похожий на многоногие щипцы, которые, стоило Гарри их взять, напрыгнули ему на руку и попытались прокусить кожу. Сириус схватил щипцы и разбил их фолиантом под названием «Истоки благородства: колдовская генеалогия». Также им попалась музыкальная шкатулка – едва ее завели, она принялась зловеще позвякивать, и всеми овладела беспомощная сонливость; к счастью, Джинни догадалась захлопнуть крышку. Еще там был тяжелый медальон, который никто не смог открыть, а в пыльной коробке – орден Мерлина первой степени, награда, выданная деду Сириуса за «особые заслуги перед министерством».

– Подарил им гору золота, вот и все заслуги, – презрительно пояснил Сириус и швырнул орден в мусорный мешок.

Периодически в комнату просачивался Шкверчок и пытался что-нибудь вынести под набедренной повязкой. Будучи пойман на месте преступления, он разражался страшными проклятиями, а когда Сириус вырвал у него из рук большое золотое кольцо с гербом семьи Блэков, Шкверчок разрыдался от злости и, громко всхлипывая, выбежал из комнаты, обзывая Сириуса словами, каких Гарри никогда в жизни не слышал.

– Отцовское. – Сириус бросил кольцо в мешок. – Шкверчок был предан ему не до такой степени, как матери, но на прошлой неделе лобызал его старые брюки. Я его застукал.

Следующие несколько дней ребята под бдительным оком миссис Уизли трудились очень усердно. На уборку гостиной ушло три дня. Наконец там осталось лишь два нежелательных предмета: гобелен с генеалогическим древом, выстоявший перед всеми попытками снять его со стены, и грохочущий письменный стол. Хмури пока не появлялся, и что находится внутри, было по-прежнему неизвестно.

После гостиной они переместились на первый этаж, в столовую, где нашли в шкафу пауков, огромных, как блюдца (Рон вышел срочно налить себе чаю и не возвращался полтора часа). Фарфоровая посуда с фамильным гербом и девизом семьи Блэков была бесцеремонно выброшена Сириусом в мусорный мешок, и та же судьба постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках; обитатели снимков отчаянно вопили, когда разбивались стекла.

Злей полагал их работу «уборкой», но Гарри считал, что они ведут беспощадную войну с домом, а тот яростно сопротивляется – при содействии и подстрекательстве Шкверчка. Стоило ребятам где-то собраться, домовый эльф всегда был тут как тут; с каждым днем его попытки утащить что-нибудь из мусорного мешка становились все наглее, а ворчание – все оскорбительнее. В конце концов Сириус даже пригрозил эльфу одеждой, но Шкверчок, вперив в Сириуса водянистый взгляд, сказал в ответ: «На все воля хозяина», – отвернулся и громко забормотал: «Хозяин не может выгнать Шкверчка, Шкверчку известно, что они затевают, да-да, они строят козни против Черного Лорда, да-да, он, и мугродье, и выродки, и прочая гнусь…»

Не обращая внимания на протесты Гермионы, Сириус схватил Шкверчка сзади за набедренную повязку и вышвырнул вон из комнаты.

По нескольку раз на дню в дверь звонили, и портрет матери Сириуса неизменно начинал верещать, а Гарри и компания пытались подслушать, с чем пожаловал посетитель. Впрочем, взгляды украдкой и обрывки фраз толком ничего не проясняли, а окрик миссис Уизли быстро возвращал ребят к работе. Злей появлялся несколько раз, но вскорости отбывал, и поэтому, к большому облегчению Гарри, они так и не встретились лицом к лицу. Однажды Гарри мельком видел преподавательницу превращений профессора Макгонаголл, необычайно странную в мугловом платье и шляпке. Она явно очень торопилась и тоже не задержалась. Впрочем, кое-кто из гостей оставался помогать с уборкой. Бомс была с ними в тот памятный день, когда в туалете на верхнем этаже обнаружился агрессивный упырь; Люпин, который жил в доме, но нередко подолгу где-то пропадал по делам Ордена, помог починить напольные часы, которые обзавелись неприятной привычкой кидаться в про-ходящих тяжелыми шурупами; а Мундугнус сумел чуть-чуть реабилитировать себя в глазах миссис Уизли, спасши Рона от старой-престарой фиолетовой мантии, которая попыталась задушить его, когда он достал ее из гардероба.

В общем, несмотря на плохой сон и неотступные кошмары с коридорами и запертыми дверями, Гарри впервые за лето наслаждался жизнью. Он был вполне счастлив, пока находилось чем заняться; но стоило остаться без дела, а уж тем более устало плюхнуться в постель и посмотреть на размытые тени, шевелящиеся на потолке, как защита ослабевала, и его мгновенно охватывала паника. При мысли, что его могут исключить, страх иголками вонзался в тело. Мысль была настолько ужасна, что он не осмеливался поделиться ею даже с Роном и Гермионой, а те, хотя Гарри нередко замечал, как они шепчутся и беспокойно на него поглядывают, о слушании тоже не заговаривали. Иной раз воображение против воли Гарри рисовало безликого представителя министерства, который ломает пополам его палочку и приказывает вернуться к Дурслеям… Нет, к Дурслеям Гарри не пойдет. Это он решил твердо. Он вернется на площадь Мракэнтлен и будет жить у Сириуса.

В среду за ужином миссис Уизли тихо сказала Гарри:

– Я погладила на завтра твои лучшие вещи. И пожалуйста, вымой сегодня голову. Все-таки, что ни говори, а встречают по одежке.

Гарри словно придавило каменной плитой. Рон, Гермиона, Фред, Джордж и Джинни замолчали и уставились на него. Гарри кивнул и попытался дожевать котлету, но не вышло – слишком пересохло во рту.

– А как я туда доберусь? – спросил он, прикидываясь невозмутимым.

– Пойдешь вместе с Артуром на работу, – мягко ответила миссис Уизли.

Мистер Уизли через стол ободряюще улыбнулся Гарри:

– Подождешь слушания у меня в кабинете.

Гарри взглянул на Сириуса, но миссис Уизли предупредила его вопрос:

– Профессор Думбльдор считает неразумным, чтобы Сириус сопровождал тебя, и я должна сказать…

– …что он совершенно прав, – процедил Сириус. Миссис Уизли поджала губы.

– Когда он тебе сказал? – спросил Гарри у Сириуса.

– Он заходил вчера поздно вечером, когда вы уже легли, – ответил мистер Уизли.

Сириус злобно пырнул картошку вилкой. Гарри опустил глаза и уставился в тарелку. Оттого, что Думбльдор не повидался с ним, хотя был здесь накануне слушания, Гарри стало еще хуже – хотя хуже, кажется, было уже некуда.

 

 

Глава седьмая Министерство магии

В половине шестого утра Гарри, проснувшись так внезапно, словно кто-то громко заорал у него над ухом, широко распахнул глаза и несколько секунд полежал неподвижно. За это время мысль о предстоящем слушании успела завладеть каждой клеточкой мозга, и очень скоро, не в силах вынести напряжения, Гарри вскочил с постели и надел очки. В изножье на одеяле лежали выстиранные и выглаженные миссис Уизли футболка и джинсы. Гарри их натянул. Пустой холст на стене хмыкнул.

Рон крепко спал на спине, широко открыв рот и раскинув ноги и руки. Гарри прошел через всю комнату, шагнул на лестницу, притворил за собой дверь, но его друг даже не пошевелился. Стараясь не думать о том, что, увидевшись в следующий раз, они, возможно, уже не будут одноклассниками, Гарри тихо спустился мимо голов предков Шкверчка и направился в кухню.

Он думал, что там никого нет, но из-за двери доносились негромкие голоса. Внутри он обнаружил мистера и миссис Уизли, Сириуса, Люпина и Бомс. Они сидели за столом и как будто давно ждали Гарри. Все уже оделись на выход, за исключением миссис Уизли в стеганом фиолетовом халате. Она сразу вскочила.

– Завтрак, – деловито сказала она, доставая палочку и спеша к очагу.

– До… до… доброе утро, Гарри, – зевнула Бомс, нынешним утром – кудрявая блондинка. – Спал нормально?

– Угу.

– А я всю-ю-ю но-о-очь на ногах, – пожаловалась Бомс, снова прерывисто зевая. – Иди сюда, садись…

Она отодвинула стул, опрокинув при этом соседний.

– Гарри, ты что будешь? – окликнула миссис Уизли. – Овсянку? Оладьи? Копченую рыбу? Яичницу с беконом? Гренки?

– Я… Мне просто гренок, спасибо, – ответил Гарри.

Люпин глянул на Гарри и обратился к Бомс:

– Так что ты говорила про Скримджера?

– А… да… с ним надо бы поосторожнее, он нам с Кингсли задает много странных вопросов…

Гарри был рад, что не надо принимать участие в беседе, – у него от страха кишки завязывались узлом. Миссис Уизли поставила перед ним мармелад и пару гренков, он начал есть, но с тем же успехом можно было жевать ковер. Миссис Уизли села рядом и занялась его футболкой – заправила этикетку, разгладила морщинки на плечах. Лучше бы она его не трогала.

– …и придется сказать Думбльдору, что я ночью дежурить не смогу, я совершенно вы… вы… вымоталась, – закончила Бомс, зевнув во весь рот.

– Я тебя подменю, – сказал мистер Уизли. – Я нормально, и потом, мне все равно нужно закончить отчет…

На мистере Уизли была не колдовская одежда, а брюки в тонкую полоску и старая летная куртка. Он повернулся к Гарри:

– Ты как себя чувствуешь?

Гарри пожал плечами.

– Скоро все будет позади, – утешил мистер Уизли. – Через несколько часов тебя уже оправдают.

Гарри ничего не ответил.

– Слушание на моем этаже, в кабинете Амелии Боунс. Она глава департамента защиты магического правопорядка – она и будет тебя допрашивать.

– Она хорошая, Гарри, – серьезно заверила Бомс. – И справедливая. Она тебя выслушает.

Гарри, по-прежнему не зная, что сказать, кивнул.

– Главное, не выходи из себя, – проворчал Сириус. – Будь вежлив и говори по делу.

Гарри снова кивнул.

– Закон на твоей стороне, – негромко проговорил Люпин. – В опасных для жизни ситуациях колдовать разрешается даже несовершеннолетним.

Что-то очень холодное побежало по затылку Гарри, и он подумал, что на него опять накладывают прозрачаровальное заклятие, но потом понял: это миссис Уизли пытается мокрой расческой победить его волосы. Она с силой прижала вихры на макушке и беспомощно спросила:

– Они когда-нибудь лежат ровно?

Гарри помотал головой.

Мистер Уизли поглядел на часы, затем на Гарри.

– Пожалуй, нам пора, – объявил он. – Рановато, конечно, но лучше подождать в министерстве, чем болтаться здесь.

– Хорошо, – голосом автомата сказал Гарри, уронил гренок и встал из-за стола.

– Гарри, все будет хорошо, – похлопала его по руке Бомс.

– Удачи, – пожелал Люпин. – Я уверен, все обойдется.

– А если нет, – грозно прибавил Сириус, – я сам схожу к Амелии Боунс…

Гарри слабо улыбнулся. Миссис Уизли его обняла.

– Мы все скрестим за тебя пальцы, – сказала она.

– Хорошо, – повторил Гарри. – Ладно… До свидания.

Следом за мистером Уизли он поднялся по лестнице и миновал холл. За портьерами сонно бормотала мать Сириуса. Мистер Уизли отпер дверь, они ступили на улицу, навстречу холодному серому рассвету, и быстро зашагали вокруг площади.

– Обычно вы ведь не ходите на работу пешком? – спросил Гарри.

– Да, обычно я аппарирую, – ответил мистер Уизли, – но тебе-то нельзя – я думаю, лучше нам добраться до министерства не волшебно… Произведет хорошее впечатление – если учесть, за что тебя вызвали…

Всю дорогу мистер Уизли держал руку под курткой, и Гарри понимал, что тот сжимает волшебную палочку. На убогих улочках почти никого не было, но на мелкой обшарпанной станции метро оказалось полно народу. Как всегда, при виде муглов в их повседневной жизни мистер Уизли не мог сдержать восторга.

– Поразительно, – зашептал он, тыча пальцем в автомат по продаже билетов. – Умопомрачительно. Гениально.

– Они не работают, – показав на объявление, заметил Гарри.

– Да, но все равно… – протянул мистер Уизли, с нежностью глядя на автоматы.

Они купили билеты у сонного контролера (покупал Гарри: мистер Уизли неважно разбирался в мугловых купюрах) и через пять минут сели в поезд, который, громыхая и покачиваясь, повез их в центр Лондона. Мистер Уизли без конца сверялся со схемой метро над окном.

– Четыре остановки, Гарри… Еще всего три… Осталось две, Гарри…

Они приехали в самое сердце Лондона, и их вынесло из вагона с потоком мужчин и женщин в деловых костюмах и с портфелями. Поднялись по эскалатору, миновали контроль (мистер Уизли восхитился тем, как ловко турникет засосал его билетик) и вышли на широкую улицу, где высились солидные, фешенебельные здания. Даже в этот ранний час движение здесь было очень оживленным.

– Где мы? – завертев головой, пробормотал мистер Уизли, и Гарри окатило волной ужаса: неужели, несмотря на схему метро, они вышли не туда? Но мистер Уизли прибавил: – Ах да… нам сюда, Гарри, – и повел его в переулок. – Прости, – продолжил он, – я никогда не ездил сюда на метро, а с мугловой стороны все выглядит иначе. Собственно говоря, я еще ни разу не попадал в министерство через вход для посетителей.

Чем дальше они шли, тем меньше и невзрачнее становились здания; наконец они оказались на улочке, где располагалась лишь парочка непрезентабельных контор, паб и переполненный мусорный бак. Гарри удивился: он думал, министерство магии находится в более престижном районе.

– Вот и добрались, – радостно объявил мистер Уизли и показал на старую красную телефонную будку у густо разрисованной стены; в будке не хватало половины стекол. – Прошу. – И распахнул дверцу.

Недоумевая, Гарри вошел. Мистер Уизли втиснулся следом и закрыл дверь. Было очень неудобно; Гарри прижало к телефонному аппарату, совершенно перекошенному, словно какой-то вандал пытался сорвать его со стены. Мистер Уизли потянулся к трубке.

– Мистер Уизли, по-моему, он тоже не рабо тает, – сказал Гарри.

– Нет-нет, все в порядке, – отозвался мистер Уизли, держа трубку над головой и внимательно вглядываясь в диск. – Ну-ка… шесть… – он начал набирать номер, – два… четыре… еще раз четыре… и еще раз два…

Когда диск с тихим стрекотанием вернулся на место, в телефонной будке зазвучал ровный женский голос – не из трубки в руке мистера Уизли, а отовсюду, громко и четко, словно в кабине вместе с ними появилась невидимая женщина.

– Добро пожаловать в министерство магии. Будьте добры, назовите ваши имена и цель визита.

– Э-э-э… – замялся мистер Уизли, явно не понимая, следует ли говорить в микрофон. В конце концов он нашел компромисс и приложил трубку микрофоном к уху. – Артур Уизли, отдел неправомочного использования мугл-артефактов, сопровождаю Гарри Поттера, которому сегодня назначено прибыть на дисциплинарное слушание…

– Спасибо, – поблагодарил ровный женский голос. – Посетитель, возьмите гостевой значок и прикрепите его к своей мантии.

Раздался щелчок, затем грохот, и из желобка для возврата монет выскочил серебряный прямоугольничек. Гарри его забрал. Это оказался значок с надписью «Гарри Поттер, дисциплинарное слушание». Гарри приколол его к футболке, и женский голос заговорил снова:

– Посетитель, вы должны пройти проверку и зарегистрировать волшебную палочку у стойки службы безопасности, расположенной в дальнем конце атриума.

Пол под ногами задрожал, и телефонная будка стала медленно уходить под землю. Гарри не без тревоги смотрел, как все выше и выше поднимается мостовая. Вскоре земля сомкнулась над их головами, и наступила абсолютнейшая темнота. Гарри слышал лишь равномерный грохот: кабина продвигалась вглубь. Примерно через минуту, показавшую-я Гарри чуть ли не часом, ему на ноги упал золотой лучик. Стремительно расширяясь, лучик всполз по телу и наконец ударил в лицо. У Гарри заслезились глаза – он заморгал.

– Министерство магии желает вам приятного дня, – сказал женский голос.

Дверь будки распахнулась, и мистер Уизли вышел. Гарри раскрыв рот шагнул следом.

Перед ними простирался великолепный, очень длинный вестибюль с темным, до блеска отполированным паркетным полом. Переливчато-синий потолок, инкрустированный подвижными и переменчивыми золотыми символами, походил на огромное небесное табло. В стенах, обшитых темным полированным деревом, располагались длинные ряды позолоченных каминов. Из каминов по левую сторону зала каждые несколько секунд с шуршащим свистом вылетали колдун или ведьма, а у каминов справа потихоньку скапливались очереди на отправку.

В середине зала находился фонтан: круглый бассейн, а в самом центре – золотая скульптурная группа больше натуральной величины. Выше всех был колдун благородной наружности, поднявший к небесам волшебную палочку. Вокруг него стояли красивая ведьма, кентавр, гоблин и домовый эльф. Последние трое, задрав головы, с обожанием взирали на колдуна и ведьму; из кончиков волшебных палочек, из стрелы кентавра, верхушки шляпы гоблина и обоих ушей эльфа били сверкающие водные струи. Шелестела и рокотала вода, раздавались хлопки и треск аппарирования и стук шагов сотен работников министерства: по-утреннему мрачные, они спешили к золотым воротам в дальнем конце вестибюля.

– Сюда, – сказал мистер Уизли.

Они с Гарри влились в плотную толпу: одни тащили кипы пергаментных свитков, другие – потертые портфели, третьи читали на ходу «Оракул». Проходя мимо фонтана, Гарри заметил, что на дне поблескивают серебряные сикли и бронзовые кнуды. Грязноватое объявленьице гласило:

ВСЕ СБОРЫ ОТ ФОНТАНА ДРУЖБЫ КОЛДОВСКИХ НАРОДОВ ПОСТУПАЮТ В ПОЛЬЗУ БОЛЬНИЦЫ СВ. ЛОСКУТА, ИНСТИТУТА ПРИЧУДЛИВЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ И ПАТОЛОГИЙ.

«Если меня не исключат из “Хогварца”, брошу сюда десять галлеонов», – отчаянно подумал Гарри.

– Сюда, – повторил мистер Уизли. Они вышли налево из людского потока и направились к стойке под вывеской «Служба безопасности». При их приближении плохо выбритый колдун в переливчато-синей мантии поднял глаза и отложил «Оракул».

– Я сопровождаю посетителя, – мистер Уизли показал на Гарри.

– Подойдите ближе, – лениво бросил охранник.

Гарри подошел. Колдун взял длинный золотой прут, тонкий и гибкий, как автомобильная антенна, и провел ею вдоль тела Гарри вверх-вниз, спереди и сзади.

– Палочку, – пробурчал он, откладывая золотой прут и протягивая руку.

Гарри отдал ему палочку. Колдун небрежно кинул ее на загадочный медный прибор, похожий на весы с одной чашкой. Прибор завибрировал, и из прорези в основании выползла тонкая пергаментная лента. Оторвав ее, охранник прочитал:

– Одиннадцать дюймов, сердцевина – перо феникса, в пользовании четыре года. Все верно?

– Да, – нервно кивнул Гарри.

– Это остается у меня. – Охранник наколол полоску пергамента на медный штырек. – А это возвращается вам, – добавил он, сунув палочку Гарри.

– Спасибо.

– Погодите-ка… – медленно протянул охранник.

Его взгляд метнулся от серебряного гостевого значка на груди Гарри к шраму.

– Спасибо, Эрик, – твердо сказал мистер Уизли и, схватив Гарри за плечо, решительно развернул его к потоку, движущемуся к золотым воротам.

Толпа толкала Гарри, но он не отставал от мистера Уизли, и скоро они миновали ворота и попали в зал поменьше, где за витыми золотыми решетчатыми дверцами было по меньшей мере двадцать лифтов. Гарри и мистер Уизли присоединились к одной из небольших пассажирских очередей. Рядом стоял бородатый колдун с большой картонной коробкой. Коробка исторгала хриплые стоны.

– Как жизнь, Артур? – спросил бородатый, кивнув мистеру Уизли.

– Что это у тебя, Боб? – поинтересовался мистер Уизли, глядя на коробку.

– Толком не знаем, – озабоченно ответил Боб. – Думали, обыкновеннейший цыпленок, а он вдруг возьми да начни огнем плеваться. Короче, одно могу тебе сказать: это – серьезное нарушение запрета на экспериментальную селекцию.

С лязгом и громыханием сверху спустился лифт; золотая решетка отъехала вбок, и не успел Гарри оглянуться, как его вдавили в заднюю стенку кабины. Другие пассажиры посматривали на него с интересом, поэтому, чтобы не встречаться ни с кем взглядом, Гарри уставился себе под ноги, прижав челку ко лбу. Решетка с шумом захлопнулась, лифт, звеня цепями, медленно поехал вверх, и в кабине зазвучал ровный женский голос, который Гарри уже слышал в телефонной будке:

– Этаж седьмой. Департамент по колдовским играм и спорту, в том числе штаб-квартира Квидишной лиги Британии и Ирландии, судейская коллегия Клуба побрякушей, а также бюро потешных патентов.

Двери открылись. Гарри успел заметить неопрятный коридор, криво увешанный постерами разных квидишных команд. Один пассажир, колдун с большой охапкой метел, с трудом протиснулся между остальными, вышел и быстро скрылся из виду. Лифт, дребезжа, отправился выше. Женский голос объявил:

– Этаж шестой. Департамент волшебных путей сообщения, в том числе управление кружаных путей, регистрация метел, отдел портшлюсов, а также аппарационная экзаменационная комиссия.

Снова открылись двери, и из лифта вышли четверо или пятеро. Одновременно внутрь влетело несколько бледно-сиреневых бумажных самолетиков. Гарри с удивлением уставился вверх. Самолетики лениво трепыхали крылышками со штампами министерства магии.

– Это внутриофисные сообщения, – тихонько объяснил мистер Уизли. – Раньше мы пользовались совами, но от них было столько грязи, не поверишь… помет на столах…

Лифт, громыхая, продолжал подниматься. Внутриофисные сообщения, хлопая крылышками, кружили возле лампы, свисавшей с потолка.

– Этаж пятый. Департамент международного магического сотрудничества, в том числе отдел международных торговых стандартов, управление международного магического законодательства, а также Международная конфедерация чародейства, британское отделение.

Как только открылись двери, два сообщения вместе с несколькими колдунами и ведьмами стремительно вылетели из лифта, но внутрь впорхнуло еще два-три самолетика, которые сразу же метнулись к лампе. Та заморгала.

– Этаж четвертый. Департамент по надзору за магическими существами, отделы животных, созданий и духов, отдел по связям с гоблинами, а также консультационный центр магической санобработки.

– Из’няюсь, – буркнул колдун с огнедышащим цыпленком и выскочил из лифта, преследуемый стайкой сообщений. Двери лязгнули.

– Этаж третий. Департамент волшебных происшествий и катастроф, в том числе бригада по размагичиванию в чрезвычайных ситуациях, штаб амнезиаторов и комитет муглоприемлемых объяснений.

Здесь из лифта вышли все, кроме мистера Уизли, Гарри и какой-то ведьмы, изучавшей длиннющий свиток, одним концом волочившийся по полу. Оставшиеся сообщения кружили у лампы. Лифт рывками продвигался вверх. Когда двери в очередной раз открылись, голос объявил:

– Этаж второй. Департамент защиты магического правопорядка, в том числе отдел неправомочного использования колдовства, штаб-квартира авроров и секретариат Мудрейха.

– Выходим, Гарри, – сказал мистер Уизли, и они вслед за ведьмой шагнули из лифта в коридор с чередой дверей по обе стороны. – Мой кабинет в другом конце.

– Мистер Уизли, – спросил Гарри, когда они прошли мимо окна, из которого струился солнечный свет, – мы разве не под землей?

– Под землей, – ответил мистер Уизли. – Окна зачарованы. Какую погоду включить, решают хозяйственники. В последний раз, когда они боролись за повышение заработной платы, у нас два месяца подряд были такие ураганы… Сюда, Гарри.

Они завернули за угол, прошли сквозь массивные дубовые двери и оказались в огромном разделенном на отсеки зале, где царил кавардак. Все вокруг гудело от смеха и болтовни. Внутриофисные сообщения носились по отсекам миниатюрными ракетами. На ближайшей перегородке висела покосившаяся вывеска: «Штаб-квартира авроров».

Проходя мимо, Гарри исподтишка туда заглянул. Перегородки штаб-квартиры были густо увешаны всем, чем только можно: семейными фотографиями, портретами колдунов в розыске, плакатами любимых квидишных команд, вырезками из «Оракула»… Какой-то человек в малиновой мантии и с хвостом длиннее, чем у Билла, сидел, положив ноги в сапогах на стол, и диктовал рапорт своему перу. Чуть дальше ведьма с повязкой на глазу беседовала через перегородку с Кингсли Кандальером.

– Доброе утро, Уизли, – небрежно бросил Кингсли, когда Гарри с мистером Уизли приблизились. – Мне нужно с вами переговорить, у вас найдется минутка?

– Да, но только минутка, – ответил мистер Уизли. – У меня, знаете, ужасный цейтнот.

Они разговаривали как малознакомые люди, а когда Гарри открыл рот, чтобы поздороваться с Кингсли, мистер Уизли наступил ему на ногу. Вслед за Кингсли они прошли в самый последний отсек.

Там Гарри пережил некоторый шок – со всех сторон на него смотрел Сириус. Стены были сплошь заклеены газетными вырезками, старыми фотографиями – в том числе и той, со свадьбы Поттеров, куда Сириуса позвали шафером. Сириуса не было только на карте мира, где рубинами светились маленькие красные кнопки.

– Вот, – сказал Кингсли, довольно бесцеремонно пихнув мистеру Уизли пачку бумаг. – Мне нужна сводка о замеченных за последний год летающих мугловых средствах передвижения. Нас проинформировали, что Блэк, скорее всего, по-прежнему пользуется своим мотоциклом.

Кингсли изо всех сил подмигнул Гарри и прибавил шепотом:

– Передай ему журнал – я думаю, ему будет интересно. – И громко продолжил: – Если можно, Уизли, не затягивайте. С отчетом по углестрельному оружию вы задержали наше расследование на целый месяц.

– Если бы вы читали отчет, то знали бы, что оно называется огнестрельное, – холодно отозвался мистер Уизли. – И боюсь, со сводкой вам придется немного подождать, у нас сейчас завал. – Он понизил голос и добавил: – Постарайся уйти до семи, Молли готовит фрикадельки.

Мистер Уизли поманил Гарри за собой, и они отбыли из отсека Кингсли, прошли сквозь дубовую дверь в другом конце зала, затем по коридору, налево, снова по коридору, направо, попали в плохо освещенный и давно не ремонтировавшийся проход и наконец достигли тупика с двумя дверями по бокам. Левая дверь была приоткрыта и вела в чулан для метел, а на правой висела потускневшая медная табличка: «Отдел неправомочного использования мугл-артефактов».

Обшарпанный кабинет мистера Уизли показался Гарри чуточку меньше чулана. Внутри ютились два письменных стола, которые было практически невозможно обойти, так как вдоль всех стен стояли шкафы, до отказа набитые папками с документами. Папки, не поместившиеся в шкафы, грудами валялись сверху. Крохотное пространство на стене, не занятое шкафами, красноречиво свидетельствовало о безумном увлечении мистера Уизли: там висело несколько плакатиков с автомобилями, схематическое изображение разобранного двигателя, две картинки с почтовыми ящиками, видимо, вырезанные из мугловых детских книжек, и схема, показывающая, как смонтировать штепсель.

На столе мистера Уизли в переполненном лотке для входящих документов, поверх бумаг, косо стоял безутешно икавший тостер и лежала пара кожаных перчаток, скучающе крутивших большими пальцами. Рядом с лотком Гарри увидел семейную фотографию. Перси, видимо, с нее ушел.

– Окна у нас нет, – извиняющимся тоном произнес мистер Уизли, снимая куртку и вешая ее на спинку стула. – Мы просили, но все почему-то считают, что оно нам ни к чему. Садись, Гарри, Перкинс, похоже, еще не приходил.

Гарри втиснулся за стол Перкинса. Мистер Уизли просмотрел стопку бумаг, полученных от Кингсли Кандальера.

– Ага, – ухмыльнулся он, извлекая из середины журнал под названием «Правдобор». – Так-так… – Он полистал страницы. – Да, он прав, Сириус наверняка позабавится… Батюшки, ну что еще такое?

В открытую дверь стремительно влетело внутриофисное сообщение и спорхнуло на икающий тостер. Мистер Уизли развернул его и вслух прочитал:

– «Поступило сообщение о срыгивающем унитазе в общественном туалете в Бетнал-Грин. Просьба расследовать немедленно». Ну, знаете, это уже становится смешно…

– Срыгивающий унитаз?

– Безобразные антимугловые выходки, – нахмурился мистер Уизли. – На прошлой неделе уже было две: одна в Уимблдоне, вторая в Слоне-и-Замке. Муглы спускают воду, но ничего не исчезает, а, наоборот… в общем, сам понимаешь. Бедняжки всё вызывают этих… по-моему, они называются водопромочники… ну, которые чинят трубы.

– Водопроводчики?

– Да, точно! Но те, естественно, в тупике. Одна надежда, что мы поймаем этих хулиганов.

– Их будут ловить авроры?

– Да нет, для авроров мелковато. Хватит и патрульного колдульона… А, вот и Перкинс.

В комнату вбежал сутулый, запыхавшийся, очень робкий на вид колдун с седым пухом на черепе.

– Артур! – в отчаянии воскликнул он, даже не взглянув на Гарри. – Хвала небесам! Я не знал, что мне делать, ждать тебя здесь или что. Только послал тебе домой сову… понятно, она тебя уже не застала… десять минут назад пришло срочное сообщение…

– Про срыгивающий унитаз я знаю, – сказал мистер Уизли.

– Нет, нет, не про унитаз, про слушание дела Поттера… Они поменяли время и место! Начинается в восемь утра, внизу, в старом зале судебных заседаний, номер десять…

– Внизу, в старом?.. Но мне сказали… Мерлинова борода!

Мистер Уизли глянул на часы, взвизгнул и вскочил:

– Скорее, Гарри, мы уже пять минут, как должны быть там!

Перкинс вжался в шкаф, и мистер Уизли с Гарри стремглав выбежали из комнаты.

– Почему они поменяли время? – пропыхтел Гарри на бегу. Они неслись по штаб-квартире авроров. Те высовывали головы над перегородками и смотрели им вслед. Гарри чудилось, будто все его внутренности остались за столом у Перкинса.

– Понятия не имею! Но… хвала небесам, что мы приехали заранее, не то ты бы пропустил слушание, а это просто катастрофа!

Мистер Уизли резко затормозил у лифта и нетерпеливо ударил по кнопке «вниз»:

– ДАВАЙ уже!

Погромыхивая, появился лифт, и они вбежали внутрь. На каждой остановке мистер Уизли яростно ругался и долбил по кнопке «9».

– Эти залы судебных заседаний не используют уже много лет, – сердито говорил он. – Не понимаю, зачем устраивать слушание там… если только… но нет…

Тут в лифт вошла пухлая ведьма с дымящимся кубком в руках, и мистер Уизли оборвал себя на полуслове.

– Атриум, – объявил ровный женский голос. Открылась золотая решетка, и вдалеке блеснули золотом статуи фонтана. Пухлая ведьма вышла, вместо нее вошел колдун с траурной гримасой на землистом лице, и лифт поехал вниз.

– Доброе утро, Артур, – поздоровался колдун замогильным голосом. – Не часто тебя встретишь у нас внизу.

– Срочное дело, Дод, – сказал мистер Уизли. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поминутно бросал беспокойные взгляды на Гарри.

– Ах да. – Дод тоже уставился на Гарри не мигая. – Конечно.

У Гарри уже не осталось сил на эмоции, но под пристальным взглядом Дода он все равно внутренне заерзал.

– Департамент тайн, – проговорил ровный женский голос, ничего больше не добавив.

– Гарри, пулей, – велел мистер Уизли, едва открылись двери лифта, и они помчались по коридору, совершенно непохожему на коридоры верхних этажей, – ни окон, ни дверей, одни голые стены и одинокая простая черная дверь, в самом конце. Гарри подумал, что им туда, но мистер Уизли схватил его за руку и потащил влево к лестнице.

– Нам вниз, вниз, – пыхтел мистер Уизли, прыгая через две ступеньки. – Лифт так глубоко не ходит… что их туда понесло, ума не…

Они добежали до конца лестницы и рванули по освещенному факелами переходу с неровными каменными стенами – сильно напоминало переход в подземелье Злея в «Хогварце». Двери здесь были тяжелые, деревянные, с железными засовами и замочными скважинами.

– Зал заседаний… десять… кажется… мы почти… да.

Споткнувшись, мистер Уизли остановился перед мрачной темной дверью с огромным железным замком и, хватаясь за грудь, бессильно привалился к стене.

– Иди, – еле слышно выговорил он, показывая на дверь большим пальцем. – Давай.

– А вы… вы не пойдете…

– Нет-нет, мне нельзя. Ну… удачи!

Сердце Гарри выбивало бешеный ритм в горле. Он сглотнул, повернул тяжелую железную дверную ручку и переступил порог зала судебных заседаний.

 

 

Глава восьмая Дисциплинарное слушание

Гарри ахнул; он не мог сдержаться. Огромное подземелье показалось ему до ужаса знакомым. Он не только видел это место раньше, он уже здесь бывал. Именно сюда он попал, заглянув в дубльдум Думбльдора, – здесь Лестранжей приговорили к пожизненному заключению в Азкабан.

Темные каменные стены тускло освещались факелами. Слева и справа поднимались ряды пустых скамей, а напротив, на самом верху, сидело много людей, плохо различимых в полумраке. Они негромко беседовали, но, стоило тяжелой двери захлопнуться за Гарри, воцарилась зловещая тишина.

Затем раздался холодный мужской голос:

– Вы опоздали.

– Простите, – нервно сказал Гарри. – Я… я не знал, что заседание перенесли.

– Мудрейх в этом не виноват, – ответил голос. – Сегодня утром вам была заблаговременно послана сова. Садитесь.

Взгляд Гарри упал на одинокое кресло в центре зала, с цепями на подлокотниках. Он видел, как эти цепи оживали и приковывали к креслу всякого, кто туда садился. Гарри направился к креслу; подошвы гулко стучали по каменному полу. Он опасливо присел на самый краешек, цепи угрожающе лязгнули, но приковывать его не стали. Гарри поднял глаза.

Человек пятьдесят, все в мантиях цвета спелой сливы с красиво вышитой серебряной буквой «М» слева на груди, смотрели на Гарри сверху, одни строго, другие – с искренним любопытством.

В самом центре первого ряда восседал министр магии Корнелиус Фудж. Он был плотный мужчина и чаще всего носил котелок лаймового цвета; впрочем, сегодня он расстался с котелком – а также со всепрощающей улыбкой, которой когда-то непременно приветствовал Гарри. Слева от Фуджа сидела объемистая ведьма с очень короткими седыми волосами и квадратной челюстью; она носила монокль и смотрелась на редкость грозно.

– Прекрасно, – проговорил Фудж. – Обвиняемый явился – наконец-то – давайте начинать. Вы готовы?! – крикнул он кому-то в конце ряда.

– Да, сэр, – с готовностью отозвался голос, который Гарри узнал. В переднем ряду с краю сидел Перси, брат Рона. Гарри посмотрел, ожидая что тот его узнает и подаст какой-нибудь знак, но ничего подобного не случилось. Перси не отрываясь смотрел на пергамент сквозь очки в роговой оправе, занеся перо.

– Дисциплинарное слушание от двенадцатого августа сего года, – звучно заговорил Фудж, и Перси сразу же начал строчить, – по обвинению в нарушении декрета о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних и Международного закона о секретности. Обвиняемый – Гарри Джеймс Поттер, проживающий по адресу: Суррей, Литтл Уинджинг, Бирючинная улица, дом номер четыре. Дознаватели: Корнелиус Освальд Фудж, министр магии; Амелия Сьюзен Боунс, глава департамента защиты магического правопорядка; Долорес Джейн Кхембридж, старший заместитель министра. Судебный писец, Перси Игнациус Уизли…

– Свидетель защиты, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Думбльдор, – произнес тихий голос за спиной у Гарри, и тот обернулся так резко, что чуть не свернул себе шею.

По залу безмятежно шагал абсолютно невозмутимый Думбльдор в длинной темно-синей мантии. В длинных серебристых волосах и бороде сверкали отблески факельного пламени. Думбльдор поравнялся с Гарри и сквозь очки со стеклами-полумесяцами, сидевшие ровно посередине невероятно крючковатого носа, воззрился на Фуджа.

Члены Мудрейха заволновались. Теперь все они смотрели на Думбльдора. Кое-кто досадовал, другие слегка перепугались; впрочем, две пожилые ведьмы из заднего ряда приветственно ему помахали.

В груди у Гарри вновь мощно зацвела надежда – так же действовала на него песнь феникса. Он попытался поймать взгляд Думбльдора, но тот, не поворачивая головы, смотрел вверх, на явно растерянного Фуджа.

– А, – сказал Фудж, совершенно сконфузившись, – Думбльдор. Да. Значит, вы… э-э… получили наше… э-э… сообщение о том, что время и… э-э… место слушания были изменены?

– Нет, оно до меня не дошло, – весело ответил Думбльдор – Однако по счастливому недоразумению я оказался в министерстве на три часа раньше, чем нужно, так что ничего страшного.

– Да… ммм… полагаю, нам понадобится еще кресло… я… Уизли, вы не могли бы?..

– Что вы, что вы, не беспокойтесь, – любезно остановил его Думбльдор. Он достал волшебную палочку, легонько ею взмахнул, и рядом с Гарри возникло мягкое ситцевое кресло. Думбльдор сел, сложил длинные пальцы домиком и поверх них с вежливым интересом уставился на Фуджа. Члены Мудрейха никак не могли успокоиться – они переговаривались, ерзали и затихли, только когда Фудж снова заговорил.

– Да, – сказал он, перебирая бумаги. – Начнем. Итак. Обвинения. Да.

Он извлек из стопки пергаментный лист, вдохнул поглубже и стал читать:

– Обвинения выдвигаются следующие: Гарри Джеймс Поттер, пребывая в здравом уме и твердой памяти, полностью осознавая незаконность своих действий и уже будучи однажды предупрежден министерством магии в письменной форме в связи с аналогичным инцидентом, второго августа сего года, в двадцать три минуты десятого, в муглонаселенном районе и в присутствии мугла, в нарушение статьи С декрета 1875 года о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних, а также раздела 13 Закона о секретности, принятого Международной конфедерацией чародейства, незаконно исполнил заклятие Заступника. Скажите, вы – Гарри Джеймс Поттер, проживающий по адресу: Суррей, Литтл Уинджинг, Бирючинная улица, дом номер четыре? – спросил Фудж, свирепо глядя на Гарри поверх пергамента.

– Да, – ответил Гарри.

– Три года назад вы уже получали официальное предупреждение от министерства в связи с незаконным колдовством, не так ли?

– Да, но…

– И тем не менее вечером второго августа вызвали Заступника? – продолжал Фудж.

– Да, – ответил Гарри, – но…

– Будучи осведомлены, что, до тех пор пока вам не исполнится семнадцати лет, вы не имеете права колдовать вне стен учебного заведения?

– Да, но…

– Будучи осведомлены, что вы находитесь в районе, населенном муглами?

– Да, но…

– Будучи осведомлены, что один из муглов находится рядом с вами?

– Да, – рассердился Гарри, – но я сделал это потому, что нас…

Ведьма с моноклем вдруг заговорила зычным голосом:

– Вы произвели полноценного Заступника?

– Да, – подтвердил Гарри, – потому что…

– Овеществленного Заступника?

– Э-э… какого?

– Ваш Заступник имел четкие формы? Я хочу сказать, это было не просто облачко?

– Нет, – ответил Гарри, раздражаясь и уже впадая в отчаяние, – это олень. Это всегда олень.

– Всегда? – прогудела мадам Боунс. – Значит, вы и раньше вызывали Заступника?

– Да, – сказал Гарри. – Я это умею уже больше года.

– Вам пятнадцать лет?

– Да, и…

– Вас научили этому в школе?

– Да. Меня научил профессор Люпин, когда я был в третьем классе, из-за…

– Впечатляюще. – Мадам Боунс пристально поглядела на него с высоты. – Полноценный Заступник в таком возрасте… весьма, весьма впечатляюще.

Прочие колдуны и ведьмы снова загомонили; некоторые кивали, другие хмурились и качали головами.

– Вопрос не в том, насколько это впечатляюще, – недовольно проговорил Фудж, – точнее сказать, чем более впечатляюще, тем хуже, если учесть, что он проделал это на виду у мугла!

Хмурившиеся согласно забормотали, а Перси самодовольно наклонил голову, и это заставило Гарри заговорить.

– Но ведь дементоры! – выкрикнул он, пока еще кто-нибудь не перебил.

Он ждал, что все опять загалдят, но в зале повисло гробовое молчание.

– Дементоры? – после паузы переспросила мадам Боунс. Ее густые брови медленно ползли вверх, монокль грозил выпасть из глаза. – Что ты хочешь этим сказать, мальчик?

– Я хочу сказать, что там было два дементора, и они напали на меня и на моего двоюродного брата!

– А. – Фудж с неприятной ухмылкой обвел взглядом собрание, как бы приглашая всех посмеяться над шуткой. – Разумеется. Я примерно так и думал.

– Дементоры в Литтл Уинджинге? – с крайним удивлением спросила мадам Боунс. – Я не понимаю…

– Неужели, Амелия? – не переставая ухмыляться, проговорил Фудж. – Тогда позвольте мне объяснить. У него было время все обдумать, и он решил, что дементоры послужат ему прекрасным, просто замечательным оправданием. Ведь муглы не видят дементоров, не так ли, юноша? И очень кстати, очень кстати… никаких свидетелей, только твое слово…

– Я не вру! – Громкий голос Гарри перекрыл побежавший по залу ропот. – Их было двое, по одному с каждой стороны переулка, все потемнело, стало холодно, мой двоюродный брат почувствовал их и побежал…

– Ну хватит, хватит! – бросил Фудж очень надменно. – Жаль прерывать твой, вне всякого сомнения, тщательно отрепетированный рассказ…

Думбльдор прочистил горло. Члены Мудрейха притихли.

– Так случилось, что у нас есть свидетель появления дементоров в переулке, – сообщил Думбльдор. – Помимо Дудли Дурслея.

Пухлое лицо Фуджа обвисло, будто кто-то выпустил из него воздух. Секунду или две он молча смотрел на Думбльдора, а потом, взяв себя в руки, сказал:

– Боюсь, Думбльдор, сегодня у нас нет времени на всякие враки. Я хочу покончить с этим делом как можно скорее…

– Я, безусловно, могу ошибаться, – вежливо отозвался Думбльдор, – но, насколько я знаю, в принятой Мудрейхом Хартии о правах говорится, что обвиняемые имеют право представлять суду свидетелей по своему делу? Мадам Боунс, разве это не согласуется с политикой департамента защиты магического правопорядка? – обратился он к ведьме с моноклем.

– Вы правы, – ответила та. – Совершенно правы.

– Ну хорошо, хорошо, – огрызнулся Фудж. – Где там ваш свидетель?

– Свидетельница, – уточнил Думбльдор. – Я привел ее с собой. Она за дверью. Мне сходить?..

– Нет… Уизли, сходите вы, – рявкнул Фудж. Перси тут же вскочил, сбежал по ступенькам с судейского балкона и промчался мимо Гарри и Думбльдора, ни разу на них не поглядев.

Через секунду Перси вернулся. За ним плелась перепуганная миссис Фигг. Выглядела она полоумнее обычного. Не могла догадаться сменить шлепанцы на что-нибудь приличное, подумал Гарри.

Думбльдор встал, уступая свое кресло миссис Фигг, и наколдовал для себя новое.

– Полное имя? – громко спросил Фудж, когда оробевшая миссис Фигг устроилась на краешке кресла.

– Арабелла Дорин Фигг, – ответила миссис Фигг дрожащим старческим голосом.

– И кто вы такая? – с ленивым высокомерием осведомился Фудж.

– Я – жительница Литтл Уинджинга. Соседка Гарри Поттера.

– Согласно нашим данным, в Литтл Уинджинге, помимо Гарри Поттера, не проживает никаких колдунов или ведьм, – вмешалась мадам Боунс. – Мы следим за этим очень тщательно, учитывая… учитывая прошлые события.

– Я шваха, – пояснила миссис Фигг. – Я не подлежу регистрации.

– Ах, значит, шваха? – сказал Фудж, подозрительно в нее вглядываясь. – Мы это проверим. Перед уходом предоставьте сведения о ваших родителях моему помощнику Уизли. Кстати, швахи видят дементоров? – прибавил он, оглядываясь на коллег.

– Разумеется, видят! – возмутилась миссис Фигг.

Фудж, подняв брови, снова посмотрел на нее сверху вниз.

– Великолепно, – равнодушно бросил он. – Так что же вы хотите нам рассказать?

– Второго августа, около девяти часов вечера, я пошла за едой для кошек в магазинчик на углу Глициниевого переулка, – заученно забубнила миссис Фигг, – и вдруг услышала, что из проулка между Магнолиевым проездом и Глициниевым переулком доносится какой-то шум. Подойдя ближе, я увидела бегущих дементоров…

– Бегущих? – Мадам Боунс пронзила ее острым взглядом. – Дементоры не бегают, они скользят.

– Это я и хотела сказать, – быстро поправилась миссис Фигг. На ее морщинистых щеках появилось два розовых пятна. – Скользивших по переулку по направлению к двум мальчикам.

– Как они выглядели? – спросила мадам Боунс и так сильно сощурилась, что края монокля исчезли в складках кожи.

– Ну, один такой толстый, а второй довольно-таки тощий…

– Нет-нет, – нетерпеливо перебила мадам Боунс. – Дементоры. Опишите их.

– А, – сказала миссис Фигг. Из-под ее воротника тоже выползала краснота. – Большие такие. В плащах.

У Гарри засосало в животе. Что бы ни говорила миссис Фигг, в самом лучшем случае она видела картинку с изображением дементора. А никакая картинка не способна передать того смертельного ужаса, который испытывает всякий, кто видит, как эти кошмарные потусторонние существа гладко скользят по воздуху над самой землей, кто чует их гнилостный запах, слышит, как они с хриплым прерывистым свистом втягивают в себя воздух…

Во втором ряду какой-то крепкий мужчина с большими черными усами наклонился к своей курчавой соседке и что-то прошептал ей на ухо. Та усмехнулась и кивнула.

– Большие, в плащах, – невозмутимо повторила мадам Боунс. Фудж скептически хмыкнул. – Понимаю. Что-нибудь еще?

– Да, – кивнула миссис Фигг. – Я их чувствовала. Вокруг стало холодно-холодно, а ведь был, заметьте, на редкость жаркий летний вечер. И мне показалось… что из нашего мира исчезло все счастье… и я вспомнила… ужасные вещи…

Ее голос дрогнул и затих.

Глаза мадам Боунс чуть расширились. Гарри увидел красные отметины там, куда врезался монокль.

– Что делали эти дементоры? – спросила она, и к Гарри вернулась надежда.

– Они напали на мальчиков, – ответила миссис Фигг громче и увереннее. Краснота начала сходить с ее лица. – Один упал. Другой отступал, стараясь отогнать дементора. Это был Гарри. Он пробовал два раза, но у него получался только серебристый дымок. С третьей попытки он вызвал Заступника, который прогнал первого дементора, а потом, по приказу Гарри, и второго. Вот… что тогда случилось, – немного неуклюже закончила миссис Фигг.

Мадам Боунс молча смотрела на свидетельницу. Фудж, напротив, не смотрел на нее, а возился с бумагами. Наконец он поднял глаза и довольно агрессивно спросил:

– Стало быть, вот что вы тогда видели?

– Вот что тогда случилось, – повторила миссис Фигг.

– Очень хорошо, – сказал Фудж. – Можете идти.

Миссис Фигг перевела испуганный взгляд с Фуджа на Думбльдора, затем встала и зашаркала к выходу. Гарри услышал, как за ней с грохотом захлопнулась дверь.

– Не слишком убедительное свидетельство, – пренебрежительно бросил Фудж.

– Ну, не знаю, – звучно отозвалась мадам Боунс. – Свидетельница очень точно описала чувства, возникающие при появлении дементоров. И я не могу себе представить, зачем ей говорить, что они там были, если их там не было.

– Да, но… дементоры разгуливают по мугловому городишке и случайно встречают колдуна? – фыркнул Фудж. – Шансы крайне, крайне малы. Даже Шульман на такое не поставил бы…

– Вряд ли здесь найдется человек, способный поверить, что дементоры оказались там случайно, – проронил Думбльдор.

Ведьма справа от Фуджа – ее лицо скрывалось в полумраке – чуть поерзала. Остальные молча застыли.

– Что вы имеете в виду? – ледяным голосом спросил Фудж.

– Я имею в виду, что кто-то их туда отправил, – ответил Думбльдор.

– Если бы кто-то приказал парочке дементоров прогуляться по Литтл Уинджингу, у нас имелась бы об этом запись! – рявкнул Фудж.

– Не обязательно, если дементоры теперь повинуются приказам, исходящим не из министерства, – спокойно произнес Думбльдор. – Я уже высказывал свою точку зрения по этому вопросу, Корнелиус.

– Да, высказывали, – напористо ответил Фудж, – но у меня нет ни малейших оснований в это верить. Это пустая болтовня, Думбльдор. Дементоры, как и прежде, находятся в Азкабане и повинуются только нам.

– В таком случае, – сказал Думбльдор тихо, но отчетливо, – нам следует спросить себя, кто из сотрудников министерства мог второго августа сего года отправить дементоров в тот проулок.

В полном молчании, последовавшем за этими словами, ведьма справа от Фуджа подалась вперед, и Гарри впервые ее рассмотрел.

Она походила на большую бледную жабу – коренастая, почти без шеи (совсем как дядя Вернон), с широким дряблым лицом, длинным ртом с опущенными вниз уголками и огромными, круглыми, слегка выпученными глазами. Даже черный бархатный бантик, водруженный сверху на короткие кудельки, напомнил Гарри большую муху, которую женщина-жаба вот-вот должна была слизнуть длинным липким языком.

– Слово передается Долорес Джейн Кхембридж, старшему заместителю министра, – сказал Фудж.

Ведьма заговорила высоким, трепетным, девчачьим голоском, и Гарри очень удивился: он-то был уверен, что она заквакает.

– Кажется, я недопоняла вас, профессор Думбльдор, – произнесла она с жеманством, нисколько не отразившимся в круглых холодных глазах. – Какая я глупая! Но мне на кро-о-охотную долю секунды показалось, будто бы вы высказали предположение, что министерство магии могло отдать дементорам приказ напасть на этого мальчика!

Она залилась серебристым смехом, от которого у Гарри встали дыбом волосы на затылке. Несколько других членов Мудрейха засмеялись вместе с ней. Было абсолютно ясно, что ни одному из них вовсе не смешно.

– Если верно, что дементоры подчиняются исключительно приказам министерства, и если также верно, что неделю назад два дементора напали на Гарри и его кузена, из этого логично заключить, что дементоры действовали по приказу сотрудника министерства, – вежливо сказал Думбльдор. – Разумеется, правомочно и другое объяснение:

именно эти два дементора вышли из-под министерского контроля…

– Дементоров, вышедших из-под министерского контроля, нет и быть не может! – выкрикнул Фудж, чье лицо стало кирпичного цвета.

Думбльдор склонил голову в легком поклоне:

– Надеюсь, в таком случае министерство предпримет все необходимые меры к тому, чтобы расследовать причины появления дементоров в очень удаленном от Азкабана районе, а также причины их несанкционированного нападения на людей.

– Не вам, Думбльдор, решать, что министерство предпримет, а чего не предпримет! – зарычал Фудж. Лицо его стало теперь сизо-багровым, и такому оттенку позавидовал бы сам дядя Вернон.

– Разумеется, нет, – кротко ответствовал Думбльдор. – Я всего лишь позволил себе выразить уверенность в том, что это дело расследуют надлежащим образом.

Он посмотрел на мадам Боунс. Та поправила монокль и чуть нахмурилась.

– Хочу напомнить собранию, что мы здесь не для того, чтобы обсуждать поведение дементоров, даже если они и не являются плодом воображения этого юноши! – заявил Фудж. – Мы слушаем дело Гарри Поттера, обвиняемого в нарушении декрета о рациональных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних!

– Разумеется, – согласился Думбльдор, – однако наличие дементоров в проулке – принципиально важное обстоятельство данного дела. Клаузула седьмая вышеупомянутого декрета в исключительных обстоятельствах допускает применение колдовства в присутствии муглов, а так как под определение исключительных обстоятельств подпадают ситуации, угрожающие жизни колдуна или ведьмы, а также любых других колдунов, ведьм или муглов, присутствующих на месте соверше…

– Благодарю вас, Думбльдор, клаузула седьмая нам прекрасно известна! – рявкнул Фудж.

– Разумеется, – учтиво согласился Думбльдор. – Стало быть, мы все согласны, что действия Гарри, а именно вызов им Заступника, подпадают под ка-тегорию исключительных обстоятельств, описываемых данной клаузулой?

– Да, если там действительно были дементоры, в чем я лично сильно сомневаюсь…

– Вы слышали показания свидетельницы, – перебил Думбльдор. – Если вы сомневаетесь в их правдивости, вызовите ее еще раз и допросите снова. Я уверен, что она не станет возражать.

– Я… что… нет… – выпалил Фудж, яростно вороша бумаги. – Это… Я хочу покончить с этим сегодня, Думбльдор!

– Но ведь вы, разумеется, готовы заслушивать показания свидетеля столько раз, сколько потребуется для установления истины, во избежание попрания правосудия? – сказал Думбльдор.

– Попрания правосудия! Да в шляпу это ваше попрание! – взревел Фудж. – Думбльдор, вы когда-нибудь, вместо того чтобы без конца покрывать вопиющие безобразия этого мальчишки, пытались посчитать, сколько бредовых историй он насочинял? Вы, наверное, забыли, что три года назад он наложил невесомую чару…

– Это не я! Это домовый эльф! – выкрикнул Гарри.

– ВИДИТЕ? – прогрохотал Фудж, театрально указывая на него. – Домовый эльф! У муглов! Я вас умоляю!

– Упомянутый эльф в настоящее время служит в школе «Хогварц», – сказал Думбльдор. – Я могу сию же минуту представить его собранию для дачи показаний.

– Я… не… у меня нет времени допрашивать домовых эльфов! В любом случае это не единственное… Он надул свою тетку! – завопил Фудж, ударяя кулаком по столу и опрокидывая чернильницу.

– Вы же и сами тогда проявили понимание и не стали выдвигать обвинение, сознавая, я полагаю, что даже лучшие из нас не всегда в силах контролировать свои эмоции, – спокойно заметил Думбльдор. Фудж между тем пытался стереть чернила со своих записей.

– Я уж не говорю о том, что он вытворяет в школе…

– В связи с тем, что контроль за дисциплиной в стенах учебного заведения не входит в компетенцию министерства, поведение Гарри в школе не должно интересовать уважаемое собрание, – по-прежнему вежливо, но с легким холодком произнес Думбльдор.

– Ого! – воскликнул Фудж. – Значит, то, что творится у вас в школе, не наше дело? Так вас следует понимать?

– Министерство не имеет права исключать учеников из «Хогварца», как я уже имел счастье напомнить вам вечером второго августа сего года, – негромко проговорил Думбльдор. – И оно не имеет права конфисковывать волшебную палочку до того, как будут доказаны выдвинутые против ее владельца обвинения, о чем я также напоминал вам вечером второго августа сего года. В вашем похвальном стремлении соблюсти букву закона вы сами сумели, – я уверен, что не намеренно, – несколько законов нарушить.

– Законы можно изменить, – свирепо сказал Фудж.

– Разумеется, – Думбльдор слегка наклонил голову, – и вы, Корнелиус, явно меняете многое. Подумать только: за несколько недель, что прошли с тех пор, как меня попросили оставить Мудрейх, у вас уже стало обычной практикой разбирать простое дело о колдовстве несовершеннолетнего в присутствии полного состава суда!

На скамьях кое-кто беспокойно зашевелился. Фудж стал красно-бурым. Жабоподобная ведьма справа от него, однако, невозмутимо смотрела на Думбльдора.

– Насколько мне известно, – продолжил Думбльдор, – закон, который разрешал бы данному собранию наказать Гарри за все прегрешения разом, пока еще не принят. Против него было выдвинуто конкретное обвинение, и он представил доказательства в свою защиту. Теперь нам с ним остается лишь покорно ожидать решения высоких судей.

Думбльдор умолк и снова сложил домиком длинные пальцы. Фудж сверлил его взглядом, чуть ли не дымясь от гнева. Гарри скосил глаза на Думбльдора, рассчитывая, что тот его как-то успокоит; Гарри вовсе не был уверен, что директор поступил правильно, фактически вынудив Мудрейх принять решение прямо сейчас. Однако Думбльдор опять не заметил попыток Гарри заглянуть ему в глаза. Он неотрывно смотрел вверх, на судейские скамьи, на членов Мудрейха, погрузившихся в жаркое, но почти неслышное обсуждение.

Гарри уставился себе под ноги. Сердце как будто раздулось до немыслимых размеров и с грохотом билось о ребра. Он думал, что слушание продлится гораздо дольше. Он сомневался, что произвел хорошее впечатление. Он, собственно, почти ничего не сказал. Надо было подробнее объяснить им про дементоров, как он упал, как их с Дудли чуть не поцеловали…

Дважды он взглядывал на Фуджа и открывал рот, но распухшее сердце перекрывало доступ кислорода, и оба раза Гарри лишь тяжело переводил дух и опять опускал глаза к ботинкам.

Внезапно шепот прекратился. Гарри хотел посмотреть на судей, но обнаружил, что ему гораздо, гораздо, гораздо легче рассматривать собственные шнурки.

– Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый невиновен, – прогремел голос мадам Боунс.

Гарри рывком задрал голову. Вверх взметнулись руки, много рук… больше половины! Очень часто дыша, Гарри хотел было их сосчитать, но не успел – мадам Боунс сказала:

– Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый виновен.

Руку поднял Фудж, а с ним и полдюжины других членов Мудрейха, в том числе тетя-жаба, колдун с большими усами и кучерявая дама из второго ряда.

С такой гримасой, будто у него в горле застрял огромный кусок, Фудж обвел всех взглядом, а затем опустил руку. Он сделал два очень глубоких вдоха и сказал, с превеликим трудом подавляя бешенство:

– Очень хорошо, очень хорошо… Оправдан по всем статьям.

– Превосходно, – проговорил Думбльдор, легко вскочил, достал палочку и убрал кресла. – Что же, мне пора. Доброго всем дня.

И, так и не взглянув на Гарри, быстро вышел из подземелья.

 

 

Глава девятая Терзания миссис Уизли

Гарри никак не ожидал, что Думбльдор уйдет столь внезапно. Ослабев от шока и облегчения, он так и сидел в кресле с цепями. Члены Мудрейха поднимались, переговаривались, собирали бумаги. Гарри встал. Никто его не замечал, за исключением жабоподобной ведьмы, которая теперь смотрела на него, как до того смотрела на Думбльдора. Мысленно от нее отмахнувшись, Гарри попытался поймать взгляд Фуджа или мадам Боунс, чтобы спросить, можно ли ему идти, но Фудж, как видно, твердо решил игнорировать Гарри, а мадам Боунс возилась со своим портфелем. Гарри очень осторожно сделал несколько шагов к выходу. Его не окликнули, и тогда он быстро-быстро пошел к двери.

Последнюю пару футов он одолел бегом, распахнул дверь и едва не столкнулся со смертельно-бледным, испуганным мистером Уизли.

– Думбльдор не сказал…

– Оправдан, – закрывая дверь, сообщил Гарри, – по всем статьям!

Мистер Уизли просиял и схватил его за плечи.

– Гарри, это же отлично! Нет, конечно, иначе и быть не могло, с такими-то уликами, но, не стану скрывать, я все-таки…

И тут он осекся, потому что дверь снова открылась и из зала потянулись члены Мудрейха.

– Мерлинова борода! – увлекая Гарри в сторону, чтобы он не стоял на проходе, воскликнул мистер Уизли. – Они что, судили тебя полным составом?

– Похоже, – тихо ответил Гарри.

Один или два колдуна кивнули Гарри, несколько, в том числе и мадам Боунс, сказали «Доброе утро, Артур» мистеру Уизли, но большинство просто отводили глаза. Корнелиус Фудж и жабоподобная ведьма покинули подземелье едва ли не последними. Фудж сделал вид, будто Гарри и мистер Уизли – настенное украшение, зато ведьма оглядела Гарри почти оценивающе. Самым последним из зала заседаний вышел Перси. Он, как и Фудж, не обратил внимания ни на отца, ни на Гарри и, с прямой спиной, задрав нос, гордо прошествовал мимо с большим пергаментным свитком и охапкой запасных перьев в руках. У мистера Уизли резче обозначились морщины возле рта, но в остальном по нему никак нельзя было сказать, что он видит одного из своих сыновей. Перси стал подниматься по лестнице на девятый этаж. Едва его ботинки скрылись из виду, мистер Уизли сказал:

– Поедем домой, поделишься со всеми хорошей новостью. – Он поманил Гарри за собой: – Мне все равно надо в Бетнал-Грин, разбираться с унитазом, – закину тебя по дороге. Пошли…

– Что же вы будете с ним делать, с этим унитазом? – поинтересовался Гарри. Он широко улыбался – неожиданно все вокруг стало в пять раз смешнее. До Гарри постепенно доходило: он оправдан, он возвращается в «Хогварц»…

– Ерунда, простейшая антипорча, – уже на лестнице ответил мистер Уизли. – Здесь проблема не в том, как все исправить. Сложнее разобраться в истинных причинах такого вандализма. Нередко колдунам кажется, что все это – безобидное дурачество, но, на мой взгляд, в подобном издевательстве над муглами выражается нечто глубинное, отвратительное, и лично я…

Он оборвал себя на полуслове. В коридоре на девятом этаже, рядом с лестничной клеткой, стоял Корнелиус Фудж и тихо говорил что-то высокому мужчине с гладкими светлыми волосами и бледным заостренным лицом.

Заслышав шаги, мужчина обернулся. И тоже замолчал на полуслове. Он вперил в Гарри ледяной взгляд, и его серые глаза сузились.

– Так-так-так… Заступник Поттер, – с издевкой проговорил Люциус Малфой.

Гарри задохнулся, точно на всем ходу врезался в твердую стену. В последний раз эти стальные глаза смотрели на него сквозь прорези капюшона Упивающегося Смертью, а этот надменный голос глумился, когда его пытал лорд Вольдеморт. Гарри не верил своим глазам: как Люциус Малфой осмеливается смотреть ему в лицо? И как Фудж может спокойно с ним беседовать, если Гарри всего несколько недель назад сказал ему, что Малфой – Упивающийся Смертью?

– Министр поведал мне, как ты счастливо отделался, Поттер, – процедил мистер Малфой. – Поразительно, как тебе всегда удается ускользнуть от наказания?.. Какой ты скользкий, Поттер! Прямо как змея.

Мистер Уизли предупреждающе вцепился Гарри в плечо.

– Да, – согласился Гарри, – я такой. Всегда ускользну.

Люциус Малфой перевел взгляд на мистера Уизли:

– А вот и Артур Уизли! Что ты здесь забыл, Артур?

– Я здесь работаю, – бросил мистер Уизли.

– Здесь? – Мистер Малфой поднял брови и глянул на дверь за спиной у мистера Уизли. – А я-то думал, что ты работаешь на втором этаже. Напомни-ка мне, в чем она заключается, эта твоя работа? Ты, кажется, таскаешь домой мугловые вещи и там их зачаровываешь?

– Ошибаешься, – рявкнул мистер Уизли, и его пальцы еще глубже впились Гарри в плечо.

– А вы сами-то что здесь делаете? – осведомился Гарри у Люциуса Малфоя.

– Это касается меня и министра магии, но совершенно не касается тебя, Поттер, – ответил Малфой, оглаживая мантию. Гарри отчетливо услышал тихое звяканье – такое мог издать лишь карман, полный денег. – И не забывай: хоть ты и любимчик Думбльдора, нельзя ожидать подобной снисходительности от всех… Не подняться ли нам в ваш кабинет, министр?

– Разумеется, – сказал Фудж, поворачиваясь спиной к Гарри и мистеру Уизли. – Прошу сюда, Люциус.

Негромко разговаривая, Фудж и Малфой пошли прочь. Пока они не скрылись в лифте, мистер Уизли не отпускал плеча Гарри.

– Если у них какие-то дела, почему он не подождал Фуджа у кабинета? – гневно выпалил Гарри. – Что ему понадобилось здесь?

– Наверно, хотел проникнуть в зал заседаний, – ответил мистер Уизли. Он был очень возбужден и все время озирался, будто опасаясь, что их могут подслушать. – Узнать, исключили тебя или нет. Дома надо мне не забыть оставить сообщение для Думбльдора, он обязательно должен знать, что Малфой опять встречался с Фуджем.

– А что у них с Фуджем вообще за дела?

– Денежные, я полагаю, – сердито сказал мистер Уизли. – Малфой годами раздает пожертвования… Завязывает знакомства с нужными людьми… А потом обращается к ним с просьбами… Например, приостановить проведение какого-то неугодного ему закона… Что и говорить, связи у Люциуса Малфоя ценные.

Приехал лифт, совершенно пустой, если не считать стайки сообщений, которые тут же принялись виться над головой мистера Уизли. Тот нажал кнопку «Атриум» и раздраженно от них отмахнулся.

– Мистер Уизли, – медленно начал Гарри, – если Фудж общается с Малфоем, с Упивающимися Смертью, к тому же наедине, откуда мы знаем, что он не под проклятием подвластия?

– Ты не единственный, кому пришла в голову эта мысль, Гарри, – пробормотал мистер Уизли. – Но Думбльдор считает, что сейчас Фудж действует по собственному разумению… что, как говорит Думбльдор, тоже не утешает. Не стоит нам здесь об этом.

Двери раскрылись, и они вышли в просторный и почти опустевший атриум. Охранник Эрик прятался за газетой. Они уже миновали фонтан, и тут Гарри вдруг вспомнил.

– Подождите… – остановил он мистера Уизли и, доставая на ходу кошель, направился назад, к фонтану.

Он заглянул в красивое лицо колдуна. Вблизи оно казалось безвольным и глупым. На губах ведьмы играла целлулоидная улыбка участницы конкурса красоты. Что же касается гоблина и кентавра, то, насколько знал их Гарри, они ни за что не стали бы с такой слюнявой слащавостью взирать даже на самых распрекрасных колдунов. Убедительным выглядело лишь подобострастное раболепие домового эльфа. Усмехнувшись при мысли о том, что сказала бы Гермиона, если б увидела эту статую, Гарри развязал тесемки и вытряс в фонтан не десять галлеонов, а все, что было.

– Я так и знал! – заорал Рон, кулаком рубя воздух. – Как всегда, пронесло!

– Куда бы они делись, – отозвалась Гермиона. Когда Гарри вошел в кухню, Гермиона была близка к обмороку, а теперь дрожащей рукой прикрывала глаза. – У них ничего против тебя не было, ничего.

– Зачем же смотреть на меня с таким облегчением, если вы и так были уверены, что пронесет? – улыбнулся Гарри.

Миссис Уизли вытерла лицо фартуком, а Фред, Джордж и Джинни исполняли дикарский танец, распевая:

– Пронесло, пронесло, пронесло…

– Тихо! Успокойтесь! – прикрикнул мистер Уизли, хотя и он тоже улыбался. – Кстати, Сириус, в министерстве мы встретили Люциуса Малфоя…

– Что?! – вскинулся Сириус.

– Пронесло, пронесло, пронесло…

– Хватит, вы, трое! Да-да, мы застали его с Фуджем на девятом этаже. Они разговаривали, а потом вместе отправились в кабинет Корнелиуса. Думбльдор должен об этом знать.

– Да, – согласился Сириус. – Мы ему передадим, не беспокойся.

– Вот и хорошо. А то мне надо бежать – в Бетнал-Грин меня ждет страдающий рвотой унитаз. Молли, я задержусь, надо подменить Бомс, но к ужину, скорее всего, будет Кингсли…

– Пронесло, пронесло, пронесло…

– Фред – Джордж – Джинни! Замолчите! – крикнула миссис Уизли; ее муж вышел из кухни. – Гарри, дорогой, садись скорее, поешь, ты ведь совсем не завтракал.

Рон с Гермионой уселись напротив него, счастливые, какими Гарри не видел их за все время на площади Мракэнтлен. Пьянящая радость, угасшая было после встречи с Люциусом Малфоем, снова наполнила душу; угрюмый дом показался теплым и приветливым, а вездесущий Шкверчок, сунувший хоботок в дверь – глянуть, что за шум, – был не так уж и уродлив.

– Ясное дело: как Думбльдор вступился, они уже не посмели тебя обвинить, – радостно сказал Рон, щедро раскладывая по тарелкам картофельное пюре.

– Да, он меня спас, – согласился Гарри. Ему хотелось добавить: «Хорошо бы он еще поговорил со мной. Или хотя бы на меня посмотрел», – но это прозвучало бы неблагодарно и, хуже того, по-детски.

Стоило это подумать, шрам заболел с такой силой, что Гарри непроизвольно схватился за лоб.

– Что? – встревожилась Гермиона.

– Шрам, – еле выговорил Гарри. – Не страшно… это теперь все время…

Остальные ничего не заметили; все ели и ликовали по поводу счастливого избавления Гарри. Фред, Джордж и Джинни продолжали петь. Гермиона занервничала, но не успела и слова сказать, потому что довольный Рон воскликнул:

– Спорим, сегодня зайдет Думбльдор! Должен же он с нами отпраздновать!

– Нет, Рон, вряд ли он сумеет выбраться, – возразила миссис Уизли, ставя перед Гарри гигантское блюдо с жареной курицей. – Он сейчас очень-очень занят.

– ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО…

– Да замолчите вы когда-нибудь?! – взревела миссис Уизли.

Гарри невольно отмечал, что в доме № 12 на площади Мракэнтлен есть человек, который не в восторге от его возвращения в «Хогварц». Услышав новости, Сириус очень успешно изобразил радость: долго жал Гарри руку, сиял и улыбался вместе со всеми. Но вскоре помрачнел еще сильнее, с каждым днем становился все угрюмее, почти ни с кем не разговаривал, даже с Гарри, и все чаще запирался наверху, в спальне матери, с Конькуром.

– Только не вздумай угрызаться! – сурово сказала Гермиона, когда Гарри поделился с нею и Роном своими переживаниями. После слушания миновало несколько дней, и сейчас они втроем отскребали от грязи чулан на третьем этаже. – Твое место в «Хогварце», и Сириус это прекрасно знает. По-моему, он себя ведет эгоистично.

– Ну, это уж чересчур, – возразил Рон, сосредоточенно отчищая с пальца упрямый кусок плесени. – Тебе тоже бы не понравилось торчать здесь в одиночестве.

– В каком одиночестве? – осведомилась Гермиона. – А Орден Феникса? Просто он надеялся, что Гарри переедет сюда.

– Вряд ли, – сказал Гарри, выжимая тряпку. – Когда я спросил, можно ли мне будет жить с ним, он ничего толком не ответил.

– Потому что он сам не хотел обнадеживаться, – мудро изрекла Гермиона. – И потом, ему, наверное, было стыдно, потому что втайне он и вправду мечтал, чтобы тебя исключили. Тогда вы оба стали бы изгоями…

– Да ладно тебе! – хором оборвали ее Рон и Гарри, но Гермиона лишь пожала плечами:

– Пожалуйста. Только я порой думаю, Рон, что твоя мама права: временами Сириус путается и не понимает, что Гарри – это Гарри, а не его отец.

– Ты что же, считаешь, у него с головой не все в порядке? – взвился Гарри.

– Нет, я считаю, что он очень долго был очень одинок, – просто ответила Гермиона.

За их спинами в дверях спальни показалась миссис Уизли.

– До сих пор не закончили? – сунув голову в чулан, недовольно спросила она.

– Я думал, ты пришла предложить нам немного отдохнуть! – горько вздохнул Рон. – Знаешь, сколько грязи мы уже оттерли за все это время?

– Вы же мечтали помогать Ордену, – пожала плечами миссис Уизли. – Приводите в порядок его штаб-квартиру.

– Я тут прямо как домовый эльф, – пробурчал Рон.

– Вот, теперь ты видишь, какая ужасная у них жизнь? Теперь ты понимаешь, что должен активнее принимать участие в П.У.К.Н.И.?! – с надеждой вскричала Гермиона, как только миссис Уизли вышла из комнаты. – Пожалуй, было бы неплохо устроить благотворительную уборку гриффиндорской гостиной, а доходы передать в фонд П.У.К.Н.И. Пополним бюджет и повысим осведомленность граждан…

– Я сам передам тебе все свои доходы, лишь бы ничего больше не слышать о ПУКНИ, – раздраженно пробормотал Рон, но расслышал только Гарри.

Приближался последний день каникул. Гарри все чаще предавался мечтам о «Хогварце». Ему не терпелось снова увидеть Огрида, снова играть в квидиш, снова ходить через огород в теплицы на гербологию. Да что там: убраться из этого пыльного, грязного дома, где половина чуланов до сих пор заперты на засовы, а из углов хрипит проклятия Шкверчок, – уже счастье!.. Хотя при Сириусе Гарри, разумеется, ничего такого не говорил.

Оказалось, что жить при штабе антивольдемортовского движения совсем не так интересно, как можно было подумать. Конечно, члены Ордена появлялись в доме регулярно, иногда оставались поесть, а иногда забегали, торопливо перешептывались и через пять минут убегали. Но миссис Уизли строго следила за тем, чтобы Гарри и компания не слышали ни слова (ни ушами, ни подслушами); видимо, все, даже Сириус, считали, что Гарри не следует знать больше, чем ему рассказали в первый вечер.

За день до возвращения в школу Гарри стоял на стуле и сметал со шкафа помет Хедвиги. В это время в комнату вошел Рон с двумя конвертами.

– Список книг, – сказал он, бросая один конверт Гарри. – Давно пора, я уж думал, они забыли, обычно присылают гораздо раньше…

Гарри смел остатки помета в мусорный мешок и через голову Рона швырнул мешок в корзину. Корзина заглотила мешок и сыто рыгнула из угла. Гарри вскрыл конверт. Два пергаментных листа: напоминание о том, что учебный год начинается первого сентября, и список необходимых учебников.

– Только два новых. – Гарри пробежал глазами список. – Миранда Истреб, «Сборник заклинаний (часть 5)» и Уилберт Уиляйл, «Теория защитной магии».

Хлоп.

Рядом материализовались Фред с Джорджем. Гарри уже так привык, что даже не сверзился со стула.

– Мы вот думаем, откуда взялась книга этого Уиляйла, – непринужденно заметил Фред.

– Это же значит, что Думбльдор нашел нового учителя защиты от сил зла, – пояснил Джордж.

– Что ж, вовремя, – сказал Фред.

– В каком смысле? – спросил Гарри, спрыгивая на пол.

– Мама с папой где-то месяц назад разговаривали, а мы слышали – через подслуши, – объяснил Фред. – По их словам выходило, что Думбльдор никак не может никого найти.

– Неудивительно. С четырьмя последними-то учителями что было? – заметил Джордж.

– Один помер, второй без памяти, третий уволен, четвертый десять месяцев жил в сундуке, – загибая пальцы, перечислил Гарри. – Да уж.

– Ты что, Рон? – вдруг спросил Фред.

Рон не ответил. Гарри оглянулся. Рон застыл, приоткрыв рот и остолбенело уставившись на письмо из «Хогварца».

– Да в чем дело? – нетерпеливо осведомился Фред, подошел и через плечо Рона заглянул в письмо.

И тоже открыл рот.

– Староста? – изумился он, глядя в письмо. – Староста?

Джордж бросился к ним, выхватил у Рона конверт, перевернул его вверх ногами, и Гарри увидел, что Джорджу в ладонь выпало что-то ало-золотое.

– Не может быть, – хрипло прошептал Джордж.

– Это какая-то ошибка, – сказал Фред, забрал у Рона письмо и посмотрел на свет, словно ища водяные знаки. – В здравом уме никто не назначит Рона старостой.

Головы близнецов синхронно повернулись к Гарри.

– Мы были уверены, что ты – стофунтовый вариант! – воскликнул Фред так, будто Гарри умудрился всех облапошить.

– Мы считали, Думбльдор обязательно выберет тебя! – возмутился Джордж.

– Тремудрый Турнир же! И все прочее! – прибавил Фред.

– Это, видно, из-за сплетен, что он того, – сказал Джордж Фреду.

– Да-а, – протянул Фред. – Да, друг, от тебя одни проблемы. Что ж, хоть один из вас выступил как подобает.

Он похлопал Гарри по спине, одарив при этом Рона уничтожающим взглядом.

– Староста… мыска Лонни сталоста.

– Фу-у-у, представляю, что устроит мама, – застонал Джордж и сунул значок Рону в руку, словно заразу какую.

Рон, до сих пор не издавший ни звука, взял значок, растерянно на него поглядел, а потом молча протянул Гарри, словно прося подтвердить подлинность. Гарри взял значок: большая буква «С» на фоне гриффиндорского льва. Точно такой же Гарри видел на груди у Перси в свой самый первый день в «Хогварце».

С грохотом распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Гермиона – волосы развеваются, щеки раскраснелись. В руке она держала конверт.

– Вы… вы получили?..

Она увидела у Гарри значок и громко взвизгнула.

– Я так и знала! – возбужденно закричала она, потрясая письмом. – Я тоже, Гарри, я тоже!

– Нет, – сказал Гарри, поспешно возвращая значок Рону. – Это не мой, это Рона.

– Это… что?

– Староста – Рон, а не я, – повторил Гарри.

– Рон? – раскрыла рот Гермиона. – Но… Ты уверен? То есть…

Рон повернулся и с вызовом посмотрел на нее. Гермиона покраснела.

– На конверте – мое имя, – сказал Рон.

– Да я… – растерянно пробормотала Гермиона. – Я… В общем… Здорово! Молодец, Рон! Это так…

– Неожиданно, – кивнув, закончил за нее Джордж.

– Нет, – Гермиона покраснела еще больше, – нет, ничего подобного… Рон сделал много всего… он очень…

Дверь за ее спиной открылась шире, и задом вошла миссис Уизли с кипой свежевыглаженных вещей.

– Джинни говорит, списки книг наконец-то пришли, – поглядев на конверты, сказала она, направилась к кровати и принялась раскладывать одежду на две стопки. – Давайте их мне – пока будете собирать вещи, я все куплю на Диагон-аллее. Да, Рон, а тебе нужна новая пижама, эта коротка дюймов на шесть, ты растешь прямо на глазах… Ты какого цвета хочешь?

– Купи красную с золотом, под цвет значка, – ухмыльнулся Джордж.

– Под цвет чего? – рассеянно переспросила миссис Уизли, скатывая пару свекольных носков и укладывая их в стопку вещей Рона.

– Значка, – повторил Фред, желая, видимо, поскорее разделаться с худшим. – Новенького блестященького значка старосты.

До сознания миссис Уизли, поглощенной мыслями о пижаме, его слова дошли не сразу.

– Значка?.. Но… Рон, ты не?..

Рон предъявил значок.

Миссис Уизли взвизгнула совсем как Гермиона.

– Не может быть! Не может быть! О, Рон, как это замечательно! Староста! Как все в семье!

– А мы с Фредом кто? Соседские дети? – возмутился Джордж, но мать, оттолкнув его, бросилась на шею младшему сыну.

– Как обрадуется папа! Рон, я так тобой горжусь! Какая чудесная новость! Еще немного, и ты будешь старшим старостой, как Билл и Перси, это же только первый шаг! Какой подарок, среди всех наших тревог! Я так счастлива, ой, Ронни…

За ее спиной близнецы громко изображали рвотные позывы, но миссис Уизли ничего не замечала; крепко обнимая Рона, она покрывала поцелуями его лицо, заалевшее ярче значка.

– Мам… хватит… мам, успокойся… – бормотал он, пытаясь вырваться.

Она отпустила его и, задыхаясь от счастья, проговорила:

– Ну, что же это будет? Перси мы подарили сову, но у тебя сова уже есть…

– В с-смысле? – пролепетал Рон. Он не осмеливался верить собственным ушам.

– Ты заслужил награду! – любовно глядя на сына, воскликнула миссис Уизли. – Может, красивую новую парадную мантию?

– Мантию мы ему уже купили, – кисло сказал Фред; кажется, он глубоко сожалел о необдуманной щедрости.

– Тогда новый котел, старый весь проржавел, им ведь еще Чарли пользовался… Или новую крысу, ты так любил Струпика…

– Мам, – с робкой надеждой начал Рон, – а можно мне новую метлу?

Лицо миссис Уизли чуточку потускнело; цены на метлы были очень высоки.

– Не самую лучшую! – поторопился добавить Рон. – Просто… просто новую… для разнообразия…

Миссис Уизли поколебалась, затем улыбнулась:

– Конечно, можно… Что ж, раз нужно зайти еще и за метлой, я лучше побегу. До вечера… Подумать только, малыш Ронни – староста!.. Да, не забудьте собрать сундуки… Староста… я умираю!..

Она последний раз поцеловала Рона в щеку, громко всхлипнула и выбежала из комнаты.

– Рон, ты не обидишься, если мы не станем тебя целовать? – с фальшивой озабоченностью спросил Фред.

– Если хочешь, мы сделаем реверанс, – предложил Джордж.

– Ой, заткнитесь, – сердито сказал Рон.

– А то что? – спросил Фред со зловещей улыбкой. – Ты нас накажешь?

– Посмотрел бы я на него, – хмыкнул Джордж.

– Вполне может и наказать, если будете себя так вести, – разозлилась Гермиона.

Фред с Джорджем расхохотались, а Рон пробормотал:

– Плюнь, Гермиона.

– Джордж, берегись, – пролепетал Фред, притворяясь, что дрожит от страха, – теперь за нами надзирают два грозных старосты…

– Да, кончились наши золотые денечки, – картинно опечалился Джордж.

И с громким хлопком близнецы дезаппарировали.

– Ну дают! – вознегодовала Гермиона, глядя в потолок, откуда доносились раскаты громкого хохота. – Не обращай на них внимания, Рон, они просто завидуют!

– Вряд ли, – с сомнением покачал головой Рон, тоже глядя в потолок. – Они всегда говорили, что в старосты выбиваются одни придурки… Зато, – прибавил он, повеселев, – у них никогда не было новых метел! Жалко, что нельзя пойти с мамой и выбрать… «Нимбус» она, конечно, купить не сможет, но сейчас появилась новая модель «Чистой победы» – вот это было бы здорово… да… Пожалуй, пойду, намекну ей, что мне бы «Чистую победу»… Так, для информации…

И он выскочил из комнаты, оставив Гарри и Гермиону одних.

Отчего-то Гарри совсем не хотелось встречаться с Гермионой взглядом. Он отвернулся, взял с кровати стопку чистой одежды и потащил ее к сундуку.

– Гарри? – робко позвала Гермиона.

– Ты молодец, Гермиона, – сказал Гарри так доброжелательно, что не узнал собственного голоса, и, по-прежнему не поднимая глаз, продолжил: – Это здорово. Староста. Классно.

– Спасибо, – ответила она. – Э-э-э… Гарри… Можно мне взять Хедвигу? Написать маме с папой? Они так обрадуются… Староста – это они могут понять…

– Конечно, – отозвался Гарри ужасно сердечным не своим голосом. – Бери!

Он склонился над сундуком, уложил на дно одежду и притворился, будто что-то ищет. Гермиона подошла к шкафу и стала подзывать Хедвигу. Через некоторое время Гарри услышал, как закрылась дверь, но еще постоял не разгибаясь и настороженно прислушался. В комнате раздавалось лишь гнусное хихиканье пустого холста и кхеканье мусорного ведра, которое подавилось совиным пометом.

Он распрямил спину и обернулся. Гермиона ушла и унесла Хедвигу. Гарри медленно приблизился к кровати и упал на нее, невидящими глазами уставившись в темень под гардеробом.

Он начисто забыл, что в пятом классе выбирают новых старост. Он так боялся вылететь из школы, что в голове не оставалось места каким-то глупым значкам. А между тем они медленно, но верно прокладывали себе путь к новым хозяевам. Но если бы он о них помнил… если бы вообще думал об этом… чего бы он тогда ждал?

Не этого, – сказал правдивый голосок у него в голове.

Гарри болезненно сморщился и спрятал лицо в ладонях. Себе не соврешь: помни он про значок старосты, он был бы уверен, что значок достанется ему, а не Рону. То есть что – он самонадеян, как Драко Малфой? Считает себя лучше других? Он что, в самом деле верит, будто он лучше Рона?

Нет, – отрекся от ужасной мысли голосок.

«Честно?» – спросил себя Гарри, озадаченно копаясь в собственных чувствах.

Я лучше играю в квидиш, – сказал голосок. – А во всем остальном я ничуть не лучше.

Вот это правда, подумал Гарри; по успеваемости он ничуть не лучше Рона. Но как же все остальное? То, что помимо уроков? Все то, что им с Роном и Гермионой довелось пережить? Как же их приключения, когда им нередко грозили вещи похуже исключения из школы?

Рон и Гермиона почти всегда были со мной, – сказал голосок.

«Ну, не все время, – заспорил Гарри. – Их не было, когда я боролся со Страунсом. Они не сражались с Реддлем и василиском, а в ночь побега Сириуса не они отгоняли дементоров. Их не было со мной на кладбище, когда вернулся Вольдеморт…»

Гарри снова овладело чувство, которое переполняло его в самый первый вечер здесь: его недооценили, с ним обошлись несправедливо. «У меня гораздо больше заслуг, – возмущенно думал он. – Я сделал больше, чем любой из них!»

Но, возможно, – справедливо заметил голосок в голове, – Думбльдор выбирает старост не по числу передряг… Может, он выбирает по другим критериям… Может, у Рона есть то, чего нет у тебя…

Гарри открыл глаза, посмотрел сквозь пальцы на когтистые ноги шкафа и вспомнил слова Фреда: «В здравом уме никто не назначит Рона старостой…»

Гарри хохотнул. А через секунду ему стало тошно от себя.

Рон не выпрашивал у Думбльдора значок старосты и не виноват, если его выбрали. И что теперь – Гарри, его лучший друг, будет дуться из-за того, что значок достался не ему, будет за глаза смеяться над Роном вместе с близнецами и портить Рону удовольствие? И все только потому, что Рон хоть в чем-то оказался лучше?

На лестнице послышались шаги. Гарри встал, поправил очки и пристроил на лицо улыбку.

– Успел! – радостно сообщил Рон войдя. – Она сказала: если смогу, куплю «Чистую победу».

– Класс. – Гарри с облегчением отметил, что сердечность исчезла из его голоса. – Слушай… ты молодчага.

Улыбка сошла с лица Рона.

– Я вообще не думал, что меня выберут, – сказал он, мотая головой. – Я думал, выберут тебя!

– Да ты что, от меня одни проблемы, – отозвался Гарри, повторяя слова Фреда.

– Да… – протянул Рон, – наверно, поэтому… Ладно, надо собираться, да?

Поразительно, как их вещи успели расползтись по всему дому. До вечера оба только и делали, что собирали и распихивали по сундукам книги и прочее имущество. Гарри обратил внимание, что Рон все время перекладывает с места на место свой значок. Сначала пристроил его на тумбочку, потом в карман джинсов, потом достал и положил поверх сложенной мантии – видимо, хотел посмотреть, как тот выглядит на черном. И лишь когда заглянули Фред с Джорджем и предложили неотлипным заклятием приклеить значок ему ко лбу, Рон нежно обернул свое сокровище свекольными носками и надежно запер в сундуке.

Миссис Уизли вернулась с Диагон-аллеи около шести, с книжками и длинным свертком в плотной коричневой бумаге, который Рон выхватил у нее, нетерпеливо стеная.

– Не надо сейчас открывать, к ужину будут гости, и вы все нужны мне внизу, – сказала миссис Уизли, но, стоило ей выйти за дверь, Рон жадно разорвал упаковку и в экстазе принялся дюйм за дюймом исследовать новую метлу.

В кухне стол ломился от яств, а над столом миссис Уизли повесила алый плакат:

 

 

ПОЗДРАВЛЯЕМ

 

РОНА И ГЕРМИОНУ

 

НОВЫХ СТАРОСТ

 

«ГРИФФИНДОРА»

За все каникулы Гарри ни разу не видел ее в таком хорошем настроении.

– Я подумала, пусть у нас сегодня будет не обычный ужин, а фуршет, – объявила она своим отпрыскам и Гарри с Гермионой, как только те вошли. – Рон, папа с Биллом уже в пути. Я послала сов им обоим, и они просто в восторге, – добавила она сияя.

Фред закатил глаза.

Сириус, Люпин, Бомс и Кингсли уже собрались, а едва Гарри взял себе усладэля, в кухню протопал и Шизоглаз Хмури.

– Аластор, как я рада, что ты здесь! – воскликнула миссис Уизли, не успел Шизоглаз скинуть дорожный плащ. – Мы давно хотели тебя попросить… Ты не мог бы взглянуть на письменный стол в гостиной и сказать, что там внутри? Сами открывать мы побаиваемся – вдруг ужасы какие?

– Без проблем, Молли…

Ярко-голубой глаз крутанулся вверх и уставился в потолок.

– Гостиная… – проворчал Хмури, и зрачок волшебного глаза сузился. – Стол в углу? Так, вижу… да… это вризрак… Хочешь, я схожу, избавлюсь от него?

– Нет-нет, я потом сама, – весело отозвалась миссис Уизли, – ты пока выпей чего-нибудь. У нас тут небольшой праздник… – Она показала на алый плакат. – Четвертый староста в семье! – И она нежно взъерошила Рону волосы.

– Староста, значит? – пророкотал Хмури, нормальным глазом глядя на Рона, а волшебным – себе в висок. Гарри поежился, заподозрив, что глаз смотрит на него, и отодвинулся подальше к Сириусу и Люпину. – Что ж, поздравляю, – сказал Хмури, не сводя с Рона нормального глаза. – Тот, кто стоит у власти, – настоящий магнит для неприятностей, но, раз Думбльдор тебя назначил, стало быть, он уверен, что ты способен противостоять основным проклятиям…

Такой взгляд на вещи явно поразил Рона, но ему не пришлось отвечать, поскольку в кухню вошли его отец и старший брат. Миссис Уизли была в таком хорошем настроении, что даже не рассердилась, увидев Мундугнуса, которого они привели с собой. Последний явился в длинном пальто, из-под которого в самых неожиданных местах что-то выпирало, и на предложение это пальто снять и убрать вместе с дорожным плащом Хмури ответил категорическим отказом. Когда все взяли напитки, мистер Уизли сказал:

– Ну что же – тост, – он поднял кубок, – за Рона и Гермиону, новых гриффиндорских старост!

Рон и Гермиона просияли; все выпили за них и поаплодировали, после чего столпились у стола, разбирая закуски.

– А я так и не стала старостой, – раздался за спиной у Гарри бодрый голос Бомс. Волосы у нее сегодня были до талии, помидорно-рыжие, и она смахивала на старшую сестру Джинни. – Наш куратор сказал, что для этого мне не хватает некоторых важных качеств.

– Каких, например? – заинтересовалась Джинни, выбиравшая печеную картошку.

– Например, умения себя вести, – ответила Бомс.

Джинни засмеялась; Гермиона, очевидно, не знала, прилично ли будет улыбнуться, поэтому предпочла глотнуть усладэля и им подавиться.

– А ты, Сириус? – спросила Джинни, стуча Гермиону по спине.

Сириус рядом с Гарри усмехнулся:

– Я – староста? Да ты что! Никому бы и в голову не пришло. Мы с Джеймсом только и делали, что наказания отбывали. Паинькой у нас был Люпин. Ему-то значок и достался.

– По-моему, Думбльдор втайне надеялся, что так я смогу приструнить своих непутевых друзей, – отозвался Люпин. – Излишне говорить, что его надежд я не оправдал.

Гарри вдруг сильно полегчало – его отец тоже не был старостой! Вечер сразу стал намного веселее, а все собравшиеся – в два раза милее, и Гарри с удовольствием нагрузил себе еды на тарелку.

Рон воспевал свою новую метлу всем, кто соглашался слушать:

– …разгоняется до семидесяти за десять секунд, неплохо, а? При этом в «Вашей новой метле» пишут, что у «Кометы-290» разгон только до шестидесяти, да и то при приличном попутном ветре!

Гермиона очень серьезно обсуждала с Люпином права эльфов:

– Это ведь такая же глупость, как и сегрегация оборотней, нет? А корень в том, что колдуны считают себя выше всех остальных существ, и это ужасно…

Миссис Уизли с Биллом, как всегда, дебатировали о его прическе:

– …это уже ни на что не похоже, ты ведь такой красивый, и было бы куда лучше, если б они были покороче, правда, Гарри?

– Э-э… я не знаю… – растерялся Гарри, не имевший по этому поводу определенного мнения, и потихоньку улизнул к Фреду с Джорджем, которые совещались с Мундугнусом в уголке.

Заметив Гарри, Мундугнус замолчал, но Фред, подмигнув ему, поманил Гарри ближе.

– Все нормально, Гнус, – успокоил он, – Гарри мы доверяем, он – наш спонсор.

– Смотри, чего нам Гнус принес, – похвастался Джордж и предъявил полную горсть сморщенных черных горошин, которые, несмотря на абсолютную неподвижность, издавали тихий грохот.

– Семена щупалицы ядовитой, – сказал Джордж. – Нужны для злостных закусок, но их никак не достанешь – они входят в список веществ, не допускаемых в продажу, класс «С».

– Ну что, Гнус, – десять галлеонов за все? – уточнил Фред.

– Это с таким-то геморроем? – Красные глаза Мундугнуса чуть не вылезли из орбит. – Не, пацанва, двадцать, и ни кнудом меньше.

– Гнус у нас шутник, – поделился с Гарри Фред.

– Ага, и его лучшая шутка на сегодняшний день – шесть сиклей за мешок игл сварля, – добавил Джордж.

– Осторожнее, – тихо предостерег Гарри.

– А чего? – удивился Фред. – Все нормально, мама воркует над старостишкой Ронни…

– Зато Хмури может увидеть вас своим глазом, – резонно возразил Гарри.

Мундугнус испуганно глянул через плечо.

– Эт’верно, – пробурчал он. – Ладно, пацаны, если возьмете все, то нехай будет десять.

– Да здравствует Гарри! – воскликнул Фред, когда Мундугнус опустошил карманы, высыпав их содержимое в ладони близнецов, и уковылял к столу. – Оттащим это наверх поскорее…

Гарри смотрел им вслед, и на душе у него было неспокойно. Ему пришло в голову, что рано или поздно мистер и миссис Уизли обязательно узнают про хохмазин, и тогда у них неизбежно возникнет вопрос, откуда у Фреда с Джорджем взялись на это средства. М-да. Отдать призовые деньги близнецам было легко и просто, – но что теперь? Вдруг опять выйдет семейный скандал и разрыв, как с Перси? Будет ли Гарри для миссис Уизли по-прежнему как сын, когда она узнает, что это он дал Фреду с Джорджем возможность заняться делом, которое ее не устраивает?

Один, с тяжким грузом на душе, Гарри так и стоял в углу и вдруг услышал свое имя. Несмотря на шум, звучный голос Кингсли Кандальера далеко разносился по комнате.

– А почему Думбльдор не назначил старостой Поттера? – спросил Кингсли.

– Наверняка были причины, – ответил Люпин.

– Но он бы показал, что в Поттера верит. Я бы так и поступил, – настаивал Кингсли, – учитывая, что «Оракул» раз в несколько дней поливает его грязью…

Гарри не обернулся – не хотелось, чтобы Люпин и Кингсли поняли, что он слышал. Аппетита не было, но Гарри, по примеру Мундугнуса, направился к столу. Удовольствие от праздника оказалось мимолетно; лучше бы пойти наверх и забраться в постель.

Шизоглаз Хмури остатками носа подозрительно обнюхал куриную ногу и, видимо, не обнаружил в ней никаких признаков яда, потому что затем оторвал зубами кусок.

– …древко из красного дуба, антизаклятное покрытие, встроенный виброконтроль… – рассказывал Рон Бомс.

Миссис Уизли широко зевнула.

– Все, разберусь с вризраком – и спать!.. Артур, проследи, чтоб они тут долго не засиживались, хорошо? Гарри, детка, спокойной ночи.

Она вышла из кухни. Гарри отставил тарелку и огляделся: может, тоже удастся уйти, не привлекая внимания?

– Ты как, Поттер? Нормально? – проворчал Хмури.

– Да, все хорошо, – соврал Гарри.

Хмури отхлебнул из своей фляжки. Ярко-голубой глаз перекатился вбок и уставился на Гарри.

– Иди-ка сюда, кое-что покажу любопытное, – сказал Хмури.

Из внутреннего кармана мантии он достал старую и сильно потрепанную колдовскую фотографию.

– Первый состав Ордена Феникса, – пророкотал Хмури. – Вчера вечером искал запасной плащ-невидимку – Подмор, бессовестный, мой лучший плащ так и не вернул – и вот что нашел. Подумал, многим здесь будет интересно взглянуть.

Гарри взял снимок: группка людей, одни машут ему руками, другие поднимают бокалы…

– Вот я, – без нужды показал Хмури. Не узнать его было невозможно – разве что нос еще цел, а в волосах поменьше седины. – Рядом со мной Думбльдор, а с другой стороны – Дедал Диггл… Вот Марлена Маккиннон, ее через две недели убили, всю семью взяли. Лонгботтомы, Фрэнк и Алиса…

На душе у Гарри и так было тяжело, а при взгляде на Алису Лонгботтом внутри все перевернулось. Он никогда ее не видел, но знал это круглое добродушное лицо: ее сын Невилл был точной копией матери.

– …бедняги, – пробурчал Хмури. – Лучше уж умереть, чем вот так… Это Эммелина Ванс, ты ее видел, вот Люпин, это понятно… Бенджи Фенвик… и он попался, по кусочкам его искали… Эй, вы, подвиньтесь-ка, – добавил Хмури, тыча в фотографию. Фигурки потеснились, уступая место на переднем плане тем, кого было плохо видно. – Эдгар Боунс… брат Амелии, его тоже взяли со всей семьей, величайший был колдун… Стурджис Подмор… мать честная, молодой-то какой!.. Карадок Милород, через полгода пропал, так мы его и не нашли… Огрид… ну, этот не меняется… Эльфиас Дож, вы знакомы… Я и позабыл, что у него была эта идиотская шляпа… Гидеон Пруитт… Понадобилось пять Упивающихся Смертью, чтобы их убить, его и его брата Фабиана… настоящие герои… Шевелитесь, шевелитесь…

Люди на снимке снова задвигались, и на первый план вышли те, кто стоял в заднем ряду.

– Это брат Думбльдора, Аберфорс, я его только один раз видел, странноватый тип… Это Доркас Медоуз… его Вольдеморт убил лично… Сириус, еще стриженый… и… вот, смотри, это тебе будет интересно!

Сердце Гарри исполнило сальто. С фотографии улыбались его мама и папа, а между ними сидел человечек со слезящимися глазками, которого Гарри сразу узнал: Червехвост, предатель – он выдал Вольдеморту местонахождение родителей Гарри, он помог их убить.

– А? – сказал Хмури.

Гарри поднял глаза на изрытое шрамами, изуродованное лицо. Очевидно, Хмури полагал, что сделал Гарри царский подарок.

– Да. – Гарри попытался изобразить улыбку. – Э-э… Знаете, я только что вспомнил, я же не положил в сундук…

Но придумывать, что именно он не положил, ему не пришлось, потому что Сириус вдруг спросил: «Что там у тебя, Шизоглаз?» – и Хмури отвернулся к нему. Гарри прошел через кухню, выскользнул за дверь и, пока никто не позвал его обратно, торопливо зашагал по лестнице.

Он не знал, почему фотография так сильно его потрясла; в конце концов, он и раньше видел снимки родителей и даже встречался с Червехвостом… Но когда это обрушивают на тебя вот так, внезапно… Кому бы это понравилось, сердито думал он…

И потом, вокруг них столько счастливых лиц!.. Бенджи Фенвик, разорванный на куски, Гидеон Пруитт, погибший как герой, Лонгботтомы, которых запытали до потери рассудка… Все они будут вечно махать с этой фотографии, в блаженном неведении своей обреченности… Может, Хмури считает, что это интересно, – но Гарри-то это пугает…

Радуясь, что наконец остался один, он на цыпочках пробрался по лестнице мимо голов эльфов, но, поднимаясь к площадке второго этажа, услышал что-то странное. В гостиной кто-то судорожно всхлипывал.

– Кто здесь? – спросил Гарри.

Ответа не было, но всхлипывания не прекратились. Гарри, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал на площадку и открыл дверь.

К темной стене жалась согбенная женская фигура с волшебной палочкой в руке. Женщину сотрясали рыдания. На старом пыльном ковре, в пятне лунного света, раскинув в стороны руки и ноги, лежал Рон – явно мертвый.

Из легких Гарри в один миг исчез весь воздух; он словно проваливался сквозь пол, в голове стало ужасно, ужасно холодно… Рон умер? Нет, не может быть…

Так, стоп: этого и правда не может быть – Рон внизу, на кухне…

– Миссис Уизли? – хрипло окликнул Гарри.

– Р…р…риддикулюс! – всхлипнула миссис Уизли, тыча трясущейся палочкой в тело Рона.

Щелк.

Рон превратился в Билла – тот лежал, раскинув руки-ноги, распахнув пустые мертвые глаза… Миссис Уизли разрыдалась пуще прежнего.

– Р…риддикулюс! – выдавила она.

Щелк.

Место Билла занял мистер Уизли в съехавших набок очках – по щеке течет струйка крови.

– Нет! – застонала миссис Уизли. – Нет… риддикулюс! Риддикулюс! РИДДИКУЛЮС!

Щелк. Мертвые близнецы. Щелк. Мертвый Перси. Щелк. Мертвый Гарри…

– Миссис Уизли, выходите отсюда! – крикнул Гарри, глядя на собственный труп. – Пусть другой кто-нибудь…

– Что здесь такое?

В комнату вбежал Люпин, за ним по пятам – Сириус, а чуть погодя приковылял Хмури. Люпин посмотрел на миссис Уизли, потом на труп Гарри и мгновенно все понял. Вытащив палочку, он очень твердо и отчетливо проговорил:

– Риддикулюс!

Тело Гарри исчезло, в воздухе повис серебристый шар. Люпин еще раз взмахнул палочкой. Шар, пыхнув, испарился.

– О!.. о!.. о! – судорожно всхлипнула миссис Уизли и, закрыв лицо руками, истерически зарыдала.

– Молли, – растерянно сказал Люпин, шагнув к ней. – Молли, ну что ты…

В следующую секунду она уже плакала у него на плече.

– Молли, это же вризрак, – утешал Люпин, гладя ее по голове. – Глупый, нестрашный вризрак…

– Я… я… я все время вижу их м-м-мертвыми, – простонала миссис Уизли ему в плечо. – В-в-все-о-о в-время! И во сне!..

Сириус смотрел туда, где вризрак лежал, притворяясь трупом Гарри. Хмури смотрел на Гарри, но тот избегал его взгляда. Его терзало подозрение, что волшебный глаз неотступно следил за ним с того момента, как он вышел из кухни.

– Не… не… не говорите Артуру, – задыхаясь, попросила миссис Уизли, яростно утирая слезы рукавом. – Не… не… не хочу, чтоб он з-знал… какая я глупая…

Люпин протянул ей носовой платок, она высморкалась и дрожащим голосом пролепетала:

– Гарри, мне так стыдно… Что ты теперь обо мне скажешь? Не смогла избавиться от простого вризрака…

– Подумаешь, – отозвался Гарри, пытаясь улыбнуться.

– Просто я так сильно… бес…бес…беспокоюсь, – с трудом выговорила миссис Уизли, и из ее глаз снова полились слезы. – Половина се…семьи в Ордене, чудо, если мы в-все уцелеем… А П-перси с на… с нами не разговаривает… Вдруг случится ч-что-то ужасное, а мы так и не п-п-помиримся? А если убьют нас с Артуром? Кто п-п-позаботится о Роне и Джинни?

– Ну хватит, Молли, – решительно оборвал ее Люпин. – Не выдумывай. Сейчас все не так, как тогда: Орден лучше подготовлен, нам дали фору, мы знаем, что затевает Вольдеморт…

Миссис Уизли испуганно взвизгнула.

– Молли, перестань, пора бы уже привыкнуть к его имени… Слушай, я, конечно, не могу обещать, что никто не пострадает, никто этого обещать не может, но сейчас для нас все складывается гораздо лучше, чем в прошлый раз. Ты тогда не была в Ордене и не знаешь. Тогда на каждого из нас приходилось двадцать Упивающихся Смертью, и они отлавливали нас по одному…

Гарри опять вспомнилась фотография, счастливые лица родителей. Он чувствовал, что Хмури так и не отвел от него пристального взгляда.

– А о Перси не печалься, – сказал Сириус. – Он одумается. Рано или поздно Вольдеморт себя проявит, и тогда все министерство будет на коленях просить у нас прощения. Не уверен, что смогу их простить, – горько прибавил он.

– А что до Рона и Джинни, – чуть заметно улыбнулся Люпин, – если вас с Артуром не станет, ты как сама думаешь, мы дадим им умереть с голоду?

Миссис Уизли слабо улыбнулась в ответ.

– Я такая глупая, – снова пробормотала она, промокая глаза.

Но Гарри – минут через десять он уже закрывал за собой дверь спальни – вовсе не считал, что она глупая. Перед ним маячили улыбки родителей со старой фотографии – лица людей, не подозревающих, что им, как и многим их друзьям, жить осталось совсем недолго. Перед глазами мелькала череда мертвых тел, в которые превращался вризрак…

Шрам вдруг пронзила жуткая боль, и в животе все сжалось от страха.

– Кончай уже, – велел он боли, потирая шрам. Боль поутихла.

– Беседы с собственной головой – первый признак безумия, – ехидно констатировал голос с пустого холста на стене.

Гарри не обратил на него внимания. Он как будто резко повзрослел и сам не верил, что всего час назад переживал из-за хохмазина и из-за того, кто получил, а кто не получил значок старосты.

 

 

Глава десятая Луна Лавгуд

Ночью Гарри спал плохо. В его сновидениях безмолвно появлялись и так же безмолвно исчезали родители, над телом Шкверчка рыдала миссис Уизли, за которой пристально наблюдали Рон и Гермиона с коронами на головах, а в конце Гарри опять шел по коридору к закрытой двери. Проснулся он внезапно, шрам покалывало, а над постелью стоял одетый Рон, который давно уже что-то говорил:

– …ты бы поторопился, а то мама скоро взорвется – боится, что мы опоздаем на поезд…

В доме царил полнейший кавардак. Одеваясь с дикой скоростью, Гарри успел узнать, что Фред и Джордж для экономии усилий заколдовали свои сундуки, чтобы те летели над лестницей в холл, но сундуки, к сожалению, врезались в Джинни, и бедняжка кубарем катилась вниз целых два марша. Так что теперь миссис Блэк и миссис Уизли дружно орали во весь голос:

– БОЛВАНЫ, ВЫ ЖЕ МОГЛИ ЕЕ ПОКАЛЕЧИТЬ…

– ГРЯЗНЫЕ ВЫРОДКИ, ОСКВЕРНЯЮЩИЕ ДОМ МОИХ ПРЕДКОВ…

Гарри уже завязывал шнурки на кедах, когда в комнату влетела взволнованная Гермиона. На плече у нее балансировала Хедвига, а в руках извивался Косолапсус.

– Мама с папой только что прислали Хедвигу обратно. – Понятливая сова вспорхнула с ее плеча и уселась на свою клетку. – Вы готовы?

– Почти. Как Джинни? – спросил Гарри, напяливая очки.

– Миссис Уизли ее подлечила, – ответила Гермиона. – Но теперь другая беда: Шизоглаз отказывается ехать без Стурджиса Подмора – говорит, нельзя, чтобы охрана была на одного человека меньше.

– Охрана? – удивился Гарри. – Мы что, уже и на вокзал ездим с охраной?

– Это ты ездишь на вокзал с охраной, – поправила его Гермиона.

– С какой радости? – раздражился Гарри. – Вольдеморт же сейчас залег под корягу! Он что, выскочит из мусорного бака и меня укокошит?

– Я ни при чем, это Шизоглаз так говорит, – рассеянно сказала Гермиона, глядя на часы, – но мы точно опоздаем, если вскоре не выйдем из дома…

– МОЖЕТ, ВЫ ВСЕ-ТАКИ СПУСТИТЕСЬ?! – прогремел снизу голос миссис Уизли.

Гермиона подскочила как ошпаренная и пулей вылетела из комнаты. Гарри схватил Хедвигу, бесцеремонно затолкал ее в клетку и помчался вниз, волоча за собой сундук.

Миссис Блэк надрывалась от крика, но никто и не пытался задернуть портьеры; в холле было так шумно, что она все равно не уснула бы.

– Гарри, поедешь со мной и Бомс! – громко прокричала миссис Уизли, перекрывая истошные вопли: «МУГРОДЬЕ! ГРЯЗЬ! ПОРОЖДЕНИЕ ГРЕХА!» – Оставь сундук и сову, багажом займется Аластор… О, ради всего святого, Сириус, Думбльдор же сказал «нет»!

Рядом с Гарри, который пробирался к миссис Уизли через нагромождение сундуков, появилась огромная, похожая на медведя собака.

– Что с тобой делать… – в отчаянии пробормотала миссис Уизли. – Ладно… Но под твою ответственность!

Она не без труда справилась с замками, отворила дверь и вышла на улицу под бледное сентябрьское солнце. Гарри с собакой последовали за ней. Дверь с грохотом захлопнулась, и вопли миссис Блэк мгновенно стихли.

– А где Бомс? – спросил Гарри, озираясь. Едва они спустились по ступеням и шагнули на тротуар, крыльцо растворилось в воздухе.

– Ждет нас вон там, – напряженно ответила миссис Уизли и отвела недовольный взгляд от пса, вразвалку трусившего рядом с Гарри.

На углу с ними поздоровалась старуха с седыми кудряшками и в круглой фиолетовой шляпе.

– Салют, Гарри, – подмигнула она и, поглядев на часы, добавила: – Надо бы нам поторопиться, Молли.

– Знаю, знаю, – простонала миссис Уизли, – но Шизоглазу приспичило дожидаться Стурджиса… Вот если бы Артуру, как в тот раз, удалось достать в министерстве машины… Но Фудж ему теперь и пустой чернильницы не даст… И как муглы обходятся без колдовства…

Большой черный пес игриво гавкнул и заскакал вокруг, гоняясь за голубями и собственным хвостом. Гарри не сдержал смеха. Сириус слишком долго сидел взаперти. Миссис Уизли поджала губы прямо как тетя Петуния.

Пешком до Кингз-Кросс добирались двадцать минут, и за это время не произошло ничего примечательного – разве что Сириус, на потеху Гарри, сильно напугал пару кошек. На вокзале они в ожидании удобного момента некоторое время послонялись у барьера между платформами девять и десять, а затем по очереди прислонились к нему и выпали на платформу девять и три четверти, где, пыхая копотью и паром, стоял «Хогварц-экспресс» и толпились школьники с родственниками. Гарри вдохнул знакомый запах и воспарил духом… он и в самом деле возвращается в школу…

– Надеюсь, никто не опоздает, – озабоченно пробормотала миссис Уизли, оглядываясь на витую чугунную арку, откуда на платформу выходили пассажиры.

– Классная собака, Гарри! – крикнул высокий мальчик с дредами.

– Спасибо, Ли, – улыбнулся Гарри. Сириус бешено завилял хвостом.

– Хвала небесам, – с облегчением вздохнула миссис Уизли, – вот и Аластор с багажом, смотрите…

Под аркой возник Хмури в фуражке носильщика, с низко надвинутым на разные глаза козырьком. Сильно хромая, он катил перед собой нагруженную сундуками тележку.

– Все чисто, – невнятной скороговоркой доложил он миссис Уизли и Бомс, – слежки вроде не было…

Через секунду на платформе появился мистер Уизли с Роном и Гермионой. А когда все они почти уже разгрузили тележку, подошли Фред, Джордж и Джинни в сопровождении Люпина.

– Проблемы? – пророкотал Хмури.

– Никаких, – заверил Люпин.

– Но все-таки придется доложить Думбльдору о Стурджисе, – сказал Хмури. – Второй раз не является на дежурство. На него уже никакой надежды, прямо Мундугнус какой-то.

– Ну, берегите себя. – Люпин начал пожимать всем руки. До Гарри он дошел в последнюю очередь и хлопнул его по плечу. – Ты тоже, Гарри. Будь осторожен.

– Да, не зевай и держи ухо востро. – Хмури пожал Гарри руку. – И не забудьте, вы все – осторожнее с письмами. Если сомневаетесь, лучше не пишите вообще.

– Было ужасно приятно со всеми вами познакомиться, – сказала Бомс, обнимая Джинни и Гермиону. – До свидания. Надеюсь, до скорого.

Прозвучал предупредительный свисток, и те, кто еще оставался на платформе, засуетились и кинулись по вагонам.

– Скорее, скорее, – торопила миссис Уизли, рассеянно целуя кого придется (Гарри попался ей дважды). – Пишите… Ведите себя хорошо… Если кто что забыл, мы пришлем… Давайте, давайте, забирайтесь…

Огромный черный пес встал передними лапами Гарри на плечи, но миссис Уизли, зашипев:

– Ради всего святого, Сириус, ты же собака! – подтолкнула Гарри к двери вагона.

– Пока! – крикнул Гарри из открытого окна. Поезд тронулся. Рон, Гермиона и Джинни замахали руками. Мистер и миссис Уизли, Бомс, Люпин, Хмури стремительно удалялись, но черный пес, виляя хвостом, долго бежал рядом с поездом. Люди на платформе, размытые силуэты, смеялись, глядя, как собака преследует поезд. Вскоре поезд свернул, и Сириус исчез из виду.

– Зря он пошел на вокзал, – обеспокоенно сказала Гермиона.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Рон, – бедняга месяцами света белого не видел.

– Так, – Фред хлопнул в ладоши, – некогда нам с вами лясы точить, у нас дела с Ли. Увидимся, – и они с Джорджем ушли по коридору направо.

Поезд разгонялся, за окнами мелькали дома, ребят покачивало на ходу.

– Ну что, поищем купе? – спросил Гарри.

Рон с Гермионой переглянулись.

– Э-э, – протянул Рон.

– Мы… нам… в общем, мы с Роном должны ехать в вагоне для старост, – неловко пробормотала Гермиона.

Рон, обнаружив что-то безумно интересное на ногтях левой руки, на Гарри не смотрел.

– А, – сказал Гарри. – Да. Ладно.

– Вряд ли надо будет сидеть там всю дорогу, – поспешно добавила Гермиона. – В письме говорилось, что надо явиться за инструкциями к старшим старостам, а потом иногда дежурить в коридорах.

– Ладно, – снова сказал Гарри. – Тогда… увидимся, да?

– Да, конечно, – отозвался Рон, осторожно покосившись на Гарри. – Ужасно не хочется туда идти, я бы лучше… но мы обязаны… в смысле мне это не доставляет никакого удовольствия, я же не Перси, – закончил он с некоторым вызовом.

– Я знаю, – ответил Гарри и улыбнулся. Но, как только Рон с Гермионой потащили свои сундуки, Косолапсуса и клетку со Свинринстелем к голове состава, Гарри остро ощутил свое одиночество. Он еще ни разу не ездил в «Хогварц-экспрессе» без Рона.

– Пойдем, – сказала Джинни, – если поторопимся, займем им места.

– Точно, – опомнился Гарри и взял в одну руку клетку с Хедвигой, а в другую – ручку сундука. Они двинулись по коридору, через стекла в дверях заглядывая в купе, но везде оказывалось полно народу. Трудно было не заметить, что многие смотрят на Гарри с нескрываемым любопытством, а некоторые пихаются локтями и показывают на него соседям. Когда такое случилось в пяти вагонах подряд, Гарри вспомнил, что «Оракул» все лето твердил читателям, какой Гарри наглый лжец. Интересно, верят ли в это те, кто сейчас пялится и перешептывается, вяло подумал он.

В самом последнем вагоне им с Джинни встретился одноклассник Гарри, Невилл Лонгботтом. Одной рукой он тащил тяжеленный сундук, а другой удерживал вырывающегося Тревора, свою жабу; круглое лицо лоснилось от пота.

– Привет, Гарри, – пропыхтел Невилл. – Привет, Джинни… Везде все забито… Не могу найти места…

– Как это? – удивилась Джинни, которая протиснулась мимо Невилла и успела заглянуть в купе за его спиной. – Здесь вот никого нет, одна Луна-Психуна…

Невилл пробормотал нечто невразумительное, из чего следовало, что ему не хочется никого беспокоить.

– Не глупи, – засмеялась Джинни, – она вполне ничего.

Джинни открыла дверь и втащила в купе свой сундук. Гарри и Невилл вошли следом.

– Привет, Луна, – сказала Джинни, – не возражаешь, если мы тут сядем?

От окна на них посмотрела девочка с грязными, нечесаными светлыми волосами до пояса, с очень бледными бровями и глазами навыкате – на лице ее навеки застыла удивленная гримаса. За ухом у девочки торчала волшебная палочка, на шее висело ожерелье из пробок от усладэля, а журнал она читала вверх ногами. Короче, она выглядела совершенно чокнутой, и Гарри сразу понял, почему Невилл не хотел заходить в это купе. Выпуклые глаза Луны, скользнув по Невиллу, остановились на Гарри. Она кивнула.

– Спасибо, – улыбнулась ей Джинни.

Гарри с Невиллом убрали сундуки и клетку с Хедвигой на багажную полку и сели. Луна следила за ними поверх перевернутого журнала – кстати, это был «Правдобор». Мигая намного реже, чем нормальные люди, Луна неотрывно смотрела на Гарри, который сел напротив и теперь ужасно об этом жалел.

– Как провела лето, Луна? – поинтересовалась Джинни.

– Нормально, – мечтательно ответила та, не сводя глаз с Гарри. – А вообще-то очень даже хорошо. Ты – Гарри Поттер, – прибавила она.

– Я в курсе, – ответил Гарри.

Невилл хихикнул. Бледные глаза Луны обратились на него:

– А кто ты, я не знаю.

– Никто, – поспешно выпалил Невилл.

– Что за ерунда? – резко возразила Джинни. – Невилл Лонгботтом – Луна Лавгуд. Луна со мной в четвертом классе, только во «Вранзоре».

– «Ум и талант – вот главный брильянт», – нараспев произнесла Луна, подняла журнал повыше, загородив лицо, и умолкла.

Гарри и Невилл переглянулись, задрав брови. Джинни подавила смешок.

Стучали колеса; поезд катил все быстрей и увозил их все дальше от населенных мест. Погода стояла странная, неустойчивая: временами купе заливало ярким солнечным светом, а через минуту небо затягивалось грозными серыми тучами.

– Угадайте, что мне подарили на день рождения? – спросил Невилл.

– Новый Вспомнивсёль? – спросил Гарри и живо представил прибор, похожий на мраморный шар, – в свое время бабушка прислала его Невиллу, тщетно надеясь улучшить безнадежно плохую память внука.

– Нет, – ответил Невилл. – Хотя, конечно, и это было бы кстати, старый давно потерялся… Нет, посмотрите…

Он сунул руку в школьный рюкзак и, порывшись там, вытащил горшочек с маленьким серым кактусом, покрытым не колючками, а какими-то странными прыщами.

– Мимбулюс мимблетония, – гордо объявил Невилл.

Гарри уставился на растение. Оно тихо пульсировало и неприятно походило на недужный внутренний орган.

– Она очень, очень редкая, – восторженно продолжал Невилл. – Ее, наверно, даже в «Хогварце» нет. Скорей бы показать ее профессору Спарж. Мне двоюродный дедушка Элджи привез из Ассирии. Может, удастся размножить.

Гарри, конечно, знал, что Невилл увлекается гербологией, но, хоть убей, не мог понять, что хорошего в этом страшненьком пеньке.

– А она… ммм… умеет что-нибудь? – поинтересовался он.

– Конечно! Массу всего! – воскликнул Невилл. – У нее прекрасно развит защитный механизм! Вот смотри… Не подержишь Тревора?..

Он пихнул жабу Гарри на колени и достал из рюкзака перо. Над перевернутым журналом показались выпуклые глаза Луны Лавгуд – ей было любопытно посмотреть, что будет делать Невилл. А Невилл, сосредоточенно высунув язык, поднес мимбулюс мимблетонию к глазам, выбрал место и резко ткнул растение кончиком пера.

Изо всех прыщей брызнули струи сока – темно-зеленого, густого и вонючего. Они попали на потолок, заляпали окна и журнал Луны Лавгуд. Джинни успела закрыть лицо руками и отделалась скользкой зеленой шляпой. А вот у Гарри руки были заняты Тревором, и он получил удар прямо в лицо. Жидкость отвратительно пахла гнилым навозом.

Невилл весь в соке потряс головой и проморгался.

– Из… извините, – выговорил он. – Я первый раз так попробовал… Не думал, что это будет настолько… Не бойтесь, смердосок не ядовит, – добавил он нервно, увидев, что Гарри выплевывает жидкость на пол.

В эту самую минуту дверь купе открылась.

– О… привет, Гарри! – проговорил испуганный голос. – Э-э… я не вовремя?

Гарри одной рукой протер очки. С порога ему улыбалась невероятно хорошенькая девочка с длинными, блестящими черными волосами: Чо Чан, Ловчая квидишной команды «Вранзора».

– Ой… привет, – растерянно ответил Гарри.

– Э-э… – повторила Чо, – я… просто хотела поздороваться… ну, пока.

Ее лицо заметно покраснело, и она ушла, закрыв за собой дверь. Гарри бессильно откинулся назад и застонал. Если бы Чо застала его в компании классных ребят, умирающих от смеха над его шуткой… а так, с Невиллом и Психуной Лавгуд, с жабой в руке, со стекающим по лицу смердосоком…

– Забудь, – ободрила Джинни. – Сейчас мы быстренько все уберем. – Она достала волшебную палочку. – Заблистай!

Смердосок испарился.

– Простите, – еще раз робко пробормотал Невилл.

Рона с Гермионой не было почти час, и тележку с едой они проворонили. Гарри, Джинни и Невилл давно покончили с тыквеченьками и деловито разворачивали шокогадушки, когда дверь снова отъехала в сторону, и в купе вошли новоиспеченные старосты с Косолапсусом и пронзительно ухающим Свинринстелем.

– Умираю с голоду, – объявил Рон, запихивая клетку Свинринстеля на полку к Хедвиге. Он выхватил у Гарри из рук шокогадушку, плюхнулся рядом, разорвал обертку, откусил шоколадной лягушке голову и, закрыв глаза, откинулся на сиденье, точно все утро посвятил весьма изнурительной работе.

– Что вам сказать? Там по два пятиклассника от каждого колледжа, – сообщила ужасно недовольная Гермиона и тоже села. – Мальчик и девочка.

– Да, и угадайте, кто от «Слизерина»? – не открывая глаз, спросил Рон.

– Малфой, – сразу ответил Гарри, не сомневаясь, что его худшие опасения сейчас подтвердятся.

– Точно, – печально кивнул Рон, запихнул в рот остатки шокогадушки и потянулся за следующей.

– И, естественно, эта корова Панси Паркинсон, – злобно сказала Гермиона. – Как она может быть старостой, когда она тупая, как тролль? Как тролль-идиот.

– А кто от «Хуффльпуффа»? – спросил Гарри.

– Эрни Макмиллан и Ханна Аббот, – невнятно промычал Рон.

– И Энтони Голдштейн с Падмой Патил от «Вранзора», – продолжила Гермиона.

– С Падмой Патил ты ходил на рождественский бал, – произнес рассеянный голос.

Все повернулись к Луне Лавгуд – та не мигая смотрела на Рона поверх «Правдобора». Рон судорожно проглотил все, что было у него во рту.

– Ну да, – несколько удивленно сказал он.

– Она была не очень довольна, – проинформировала его Луна. – Говорила, что ты был не слишком вежлив, потому что с ней не танцевал. А мне, наверное, было бы все равно, – задумчиво добавила она, – я не очень люблю танцевать. – И она снова скрылась за «Правдобором».

Рон несколько секунд с открытым ртом смотрел на обложку, а затем обернулся к Джинни за разъяснениями, но та, чтобы не рассмеяться, сунула в рот кулак. Рон недоуменно потряс головой, а затем посмотрел на часы.

– Мы должны время от времени ходить по коридорам, – сказал он Гарри и Невиллу, – и можем наказывать, если кто себя плохо ведет. Жду не дождусь подловить Краббе и Гойла…

– Рон, нам нельзя злоупотреблять положением! – воскликнула Гермиона.

– Ага, конечно! Главное, Малфой не будет им злоупотреблять, – саркастически отозвался Рон.

– А ты хочешь опуститься до его уровня?

– Нет, я хочу поймать его дружков раньше, чем он поймает моих.

– Ради всего святого, Рон…

– Гойла заставлю писать, пусть помучается, он же это ненавидит, – вдохновенно продолжал Рон. И, изобразив идиотскую сосредоточенность, утробно зарычал, выводя в воздухе: – Я… не… должен… быть похож… на… бабуинову… задницу.

Все засмеялись, но громче всех хохотала Луна Лавгуд. Она от восторга так пронзительно визжала, что Хедвига проснулась и захлопала крыльями, а Косолапсус зашипел и вспрыгнул на багажную полку. Луна так смеялась, что журнал выскользнул у нее из рук и по ногам съехал на пол.

– Как смешно!

Она еле дышала; уставленные на Рона выпуклые глаза наполнились слезами. Тот в недоумении посмотрел на остальных, а те уже смеялись над его лицом и над нелепо затяжным хохотом Луны, которая, обхватив себя руками, раскачивалась взад и вперед.

– Ты что, издеваешься? – нахмурился Рон.

– Бабуинова… задница! – чуть не подавилась она, держась за живот.

Все смотрели на Луну, но Гарри, поглядев на упавший журнал, вдруг за ним нырнул. Пока Луна держала его вверх ногами, трудно было понять, что нарисовано на обложке, но теперь Гарри различил очень плохую карикатуру на Корнелиуса Фуджа; Гарри узнал его исключительно по лаймовому котелку. Одной рукой Фудж держал мешок с золотом, а другой душил тролля. Под карикатурой была подпись: «На что готов пойти Фудж, чтобы прибрать к рукам “Гринготтс”?»

Ниже столбиком шли другие заголовки:

 

 

КОРРУПЦИЯ В КВИДИШНОЙ ЛИГЕ:

 

КАК «ТОРНАДО» ВЗЯЛИ ВЛАСТЬ В СВОИ РУКИ СЕКРЕТЫ ДРЕВНИХ РУН РАСКРЫТЫ СИРИУС БЛЭК: ЗЛО ИЛИ ЗОЛОТО?

– Можно я посмотрю? – взволнованно спросил Гарри у Луны.

Та, не сводя глаз с Рона, кивнула, от смеха совсем задохнувшись.

Гарри бегло просмотрел содержание. До сих пор он не вспоминал о журнале, который Кингсли через мистера Уизли передал Сириусу. Видимо, это тот самый номер.

Он нашел в содержании страницу и нетерпеливо пролистал.

Статью иллюстрировала другая карикатура, тоже очень плохая. Собственно, если бы не подпись, Гарри ни в жизнь бы не догадался, что это Сириус. Тот с палочкой в руках стоял на груде человеческих костей. Статья была озаглавлена так:

 

 

СИРИУС БЛЭК – ТАК ЛИ ОН ЧЕРЕН, КАК ЕГО МАЛЮЮТ?

 

Кто он: печально знаменитый маньяк-убийца или невинный гений вокала?

Гарри пришлось перечитать это предложение несколько раз, дабы убедиться, что понял правильно. С каких это пор Сириус стал гением вокала?

На протяжении четырнадцати лет Сириуса Блэка считают виновным в убийстве двенадцати ни в чем не повинных муглов и одного колдуна. После отчаянного побега Блэка из Азкабана два года назад министерство магии развернуло невиданных масштабов охоту на этого человека, и ни у кого нет ни малейших сомнений, что Блэк должен быть схвачен и передан дементорам.

НО ТАК ЛИ ЭТО?

Недавно раскрылись новые сенсационные данные, из которых следует, что Сириус Блэк, возможно, не совершал преступлений, за которые был осужден. По словам Дорис Муркисс, проживающей в Литтл Нортоне по адресу: бульвар Синглициний, дом № 18, Блэк, вероятно, вообще не мог присутствовать на месте совершения злодейского преступления.

«Никто не понимает, что Сириус Блэк – не настоящее имя, – заявляет миссис Муркисс. – Так называемый Сириус Блэк – на самом деле не кто иной, как Сценни Тьянтер, лидер популярной группы “Хобгоблины”, который около пятнадцати лет назад, после прискорбного инцидента, когда во время концерта в зале при соборе Литтл Нортона в него кинули большой репой и попали по уху, был вынужден завершить свою певческую карьеру. Но я сразу же узнала его по фотографии в газете. Так вот, Сценни никак не мог совершить этих преступлений, потому что в то самое время у нас с ним был романтический ужин при свечах. Я уже сообщила об этом министру магии и надеюсь, что очень скоро он снимет со Сценни, сиречь Сириуса, все обвинения».

 

 

Гарри дочитал, но продолжал в изумлении смотреть в текст. Наверно, это розыгрыш, решил он, наверно, в этом журнале печатают всякие шутки. Он пролистал назад и нашел статью о Фудже.

Министр магии Корнелиус Фудж категорически отрицает, что намеревается взять на себя правление банком «Гринготтс», и утверждает, что единственной его целью было и остается лишь «мирное сотрудничество» с теми, кто охраняет наше золото.

НО ТАК ЛИ ЭТО?

Как мы узнали из достоверных источников, в близких к министру кругах хорошо известно, что захват гоблинских золотых запасов является хрустальной мечтой Фуджа, и для достижения этой цели наш министр готов пойти на все, в том числе и на применение силовых методов.

«А что, не в первый раз, – сказал наш источник в министерстве. – Друзья вообще называют министра “Корнелиус Фудж, гроза гоблинов”. Знали бы вы, что он болтает, когда думает, будто его не слышат посторонние… Только и разговоров, что о гоблинах, с которыми он разделался: утопил, сбросил с крыши, запек в пироги…»

 

 

Гарри не стал читать дальше. Фудж, конечно, не сахар, но чтобы он приказывал запекать гоблинов в пироги?.. Нет. Гарри полистал еще, через каждые несколько страниц натыкаясь на очередную сенсацию. «Торнадо» из Татшилла добыли свою победу в Квидишной лиге посредством шантажа, пыток и незаконных махинаций с метлами! Эксклюзивное интервью с колдуном, который на «Чистой победе 6» долетел до луны и в доказательство привез оттуда мешок лунных лягушек! Также Гарри попалась статья о древних рунах – она, по крайней мере, объясняла, почему Луна читала «Правдобор» вверх ногами: если верить журналу, перевернутые древние руны читались как заклинание, превращающее уши ваших врагов в груши. Одним словом, по сравнению с прочими статьями «Правдобора» гипотеза о том, что Сириус – не Сириус, а лидер «Хобгоблинов», казалась вполне здравой.

– Есть что-нибудь интересненькое? – полюбопытствовал Рон, когда Гарри захлопнул журнал.

– Откуда? – не дав Гарри ответить, презрительно бросила Гермиона. – Всем известно, что в «Правдоборе» одна чушь!

– Прошу прощения, – резко сказала Луна. От ее мечтательности не осталось и следа. – Мой папа – его главный редактор.

– Я… Ой, – смутилась Гермиона, – ну… конечно, там бывают кое-какие любопытные… в смысле он довольно-таки…

– Я его заберу, не возражаешь? – холодно проговорила Луна. Она выхватила «Правдобор» у Гарри из рук, со страшной скоростью пролистала до страницы пятьдесят семь, решительно перевернула журнал и спряталась за ним, как раз когда дверь купе открылась в третий раз.

Гарри оглянулся. Появления гнусно ухмылявшегося Драко Малфоя и его верных телохранителей Краббе и Гойла он ожидал, но от этого обрадовался им ничуть не больше.

– Что? – рявкнул он, не дав Малфою раскрыть рта.

– Повежливее, Поттер, а то накажу, – лениво протянул Малфой, унаследовавший от отца гладкие светлые волосы и острый подбородок. – Видишь ли, я, в отличие от тебя, назначен старостой, и, следовательно, я, в отличие от тебя, имею право на карательные санкции.

– Понятно, – кивнул Гарри. – Но поскольку ты, в отличие от меня, редкостное дерьмо, выйди поскорее за дверь и не воняй.

Рон, Гермиона, Джинни и Невилл засмеялись. Губы Малфоя изогнулись.

– Лучше расскажи-ка мне, Поттер, каково это – быть хуже Уизли? – вкрадчиво спросил он.

– Прекрати, Малфой! – гавкнула Гермиона.

– Кажется, я попал в больное место, – ухмыльнулся тот. – Ладно, Поттер, пока и будь очень, очень осторожен, потому что я буду следить за каждым твоим шагом, как собака.

– Выйди отсюда! – крикнула Гермиона вставая.

Не переставая ухмыляться, Малфой в последний раз угрожающе посмотрел на Гарри и удалился. Краббе и Гойл следовали за ним по пятам. Гермиона с грохотом закрыла дверь и повернулась к Гарри, который по ее лицу сразу понял, что слова Малфоя напугали и ее.

– Кинь еще шокогадушку, – попросил Рон – он явно ничего не заметил.

Говорить в присутствии Невилла и Луны было невозможно, поэтому Гарри лишь еще раз тревожно переглянулся с Гермионой и стал смотреть в окно.

Еще минуту назад он считал, что в Сириусовой прогулке на вокзал нет ничего страшного, но теперь она показалась ему ненужной, даже опасной бравадой… Гермиона права… Сириус зря пошел с ними. А вдруг мистер Малфой узнал черного пса и сказал Драко? А вдруг он понял, что Уизли, Люпин, Бомс и Хмури знают, где скрывается Сириус? Или все-таки Малфой по случайности сказал «как собака»?

Они продвигались все дальше и дальше на север, а погода так и не определилась, что ей делать. То по стеклам неохотно стучал дождь, то из-за туч выглядывало хилое солнце, а затем снова скрывалось за набежавшими облаками. Стало темно, в купе зажглись лампы. Луна скатала «Правдобор» в трубочку, аккуратно убрала его в рюкзак и принялась пристально рассматривать своих спутников.

Гарри сидел, прижавшись лбом к забрызганному стеклу, и старался разглядеть вдалеке башни «Хогварца», однако ночь была безлунная, а окно к тому же грязное.

– Пора переодеваться, – сказала наконец Гермиона.

Они с Роном аккуратно прикололи на грудь значки. Гарри увидел, как Рон посмотрелся в черное оконное стекло.

Поезд начал замедлять ход, и из-за двери послышался обычный шум: пассажиры повскакали, принялись доставать вещи, собирать животных и готовиться к выходу. Рону и Гермионе полагалось следить за порядком, и они ушли, оставив Косолапсуса и Свинринстеля на попечение Гарри и остальных.

– Если хочешь, я могу понести сову, – предложила Гарри Луна, потянувшись за Свинринстелем. Невилл прятал Тревора во внутренний карман.

– Э… ммм… спасибо. – Гарри отдал клетку и поудобнее пристроил в руках Хедвигу.

Ребята вышли из купе в переполненный коридор и ощутили первое касание холодного ночного воздуха. К выходу продвигались очень медленно. До Гарри долетал запах сосен, что росли вдоль тропинки к озеру. На платформе он оглянулся, рассчитывая услышать знакомое: «Пер’клашки, сюда».

Но не услышал. Вместо этого до него донесся совсем другой голос, женский, решительный:

– Первоклассникам построиться здесь, пожалуйста! Все первоклассники – ко мне!

К Гарри, раскачиваясь, поплыл фонарь, и в мерцающем свете он увидел выдающийся подбородок и седой ежик профессора Гниллер-Планк, которая в прошлом году недолго замещала Огрида на занятиях по уходу за магическими существами.

– Где же Огрид? – вслух проговорил Гарри.

– Не знаю, – отозвалась Джинни, – но все равно надо идти, а то мы мешаем…

– А, ну да…

Продвигаясь по платформе к выходу, Гарри и Джинни потеряли друг друга. В толпе школьников Гарри щурился, надеясь в темноте увидеть Огрида. Он должен быть здесь – встречи с Огридом Гарри ждал едва ли не больше всего. Но Огрида нигде не было.

Он не мог уволиться, – говорил себе Гарри, медленно переставляя ноги и вместе со всеми шагая по узкому переходу к дороге. – Он, наверно, простудился или еще что…

Гарри заозирался в поисках Рона или Гермионы – хотел узнать, что они думают по поводу появления на станции профессора Гниллер-Планк, – но обоих не нашел, и толпа вынесла его на темную размытую дорогу от станции Хогсмед.

На дороге стояло около ста безлошадных карет, в которых все школьники, кроме первоклассников, добирались до замка. Гарри посмотрел на них, отвернулся еще раз поискать взглядом Рона и Гермиону, а затем повернулся обратно и уставился на кареты.

А ведь они больше не безлошадные. В них запряжены очень странные существа. Если бы понадобилось как-нибудь их назвать, Гарри, пожалуй, сказал бы, что это кони, но какие-то ящероподобные. Совсем без мускулов, под черными шкурами отчетливо прорисована каждая кость. Головы – как будто драконьи, а белые распахнутые глаза лишены зрачков. У коней росли крылья – огромные, черные, кожистые, как у гигантских летучих мышей. Безмолвно застыв во мгле, они будто излучали что-то зловещее. Непонятно, зачем впрягать в кареты этих жутких коней, если кареты вполне способны передвигаться самостоятельно.

– Где Свин? – раздался голос Рона.

– Он у этой Луны, – ответил Гарри, быстро оборачиваясь – хотелось обсудить с Роном отсутствие Огрида. – Как думаешь, где…

– Огрид? Понятия не имею, – с явным беспокойством сказал Рон. – Надеюсь, жив-здоров…

Неподалеку Драко Малфой, окруженный небольшой свитой (Краббе, Гойл и Панси Паркинсон), отталкивал от облюбованной кареты оробевших второклассников. Спустя мгновение из толпы выскочила запыхавшаяся Гермиона.

– Там, на станции, Малфой прямо затерроризировал одного первоклашку. Честное слово, я этого так не оставлю, я о нем доложу! Не успел получить значок, а уже травит людей хуже прежнего… Где Косолапсус?

– У Джинни, – ответил Гарри. – Вон она…

Тут появилась и Джинни – она обнимала вырывающегося Косолапсуса.

– Спасибо тебе. – Гермиона забрала кота. – Пошли, может, сядем вместе, пока не все кареты заняты…

– Я еще не нашел Свина, – сказал Рон, но Гермиона уже направилась к ближайшей пустой карете. Гарри остался с Роном. Мимо них потоком текли школьники.

– Что это за существа, не знаешь? – спросил Гарри, кивнув на страшных коней.

– Какие существа?

– Да кони эти…

Появилась Луна с клеткой в руках. Крохотный Свинринстель, как всегда, возбужденно щебетал.

– Вот твоя сова, – сказала Луна. – Она очень миленькая.

– Э-э… да… он ничего себе, – проворчал Рон. – Ну что, пошли садиться?.. Что ты там говорил, Гарри?

– Я говорил, что это за страшные кони? – повторил тот. Они втроем направились к карете, где уже сидели Джинни и Гермиона.

– Какие кони?

– Кони, запряженные в кареты! – нетерпеливо пояснил Гарри. В самом деле, что это с Роном? Кони, выкатив пустые белые глаза, стояли в каких-то трех футах! Рон, однако, посмотрел на Гарри озадаченно:

– Ты о чем?

– Я?.. Вот об этом! Смотри!

Гарри схватил Рона за руку и развернул. Рон посмотрел прямо на крылатого коня, а потом на Гарри:

– И что я должен увидеть?

– Как что? Вот же, между оглоблями! Запряжены в карету! Прямо перед…

Но Рон по-прежнему недоумевал, и Гарри пришла в голову очень странная мысль.

– Ты… их не видишь?

– Кого?

– Того, кто запряжен в карету?

Рон явно встревожился:

– Гарри, ты себя хорошо чувствуешь?

– Я?.. Да…

Гарри ужасно растерялся. Конь стоял прямо перед ним, его шкура лоснилась в неясном свете станционных окон, из ноздрей валил пар… И, однако, Рон, если не притворяется – а если притворяется, то это весьма дурацкая шутка, – их не видит…

– Ну так что, садимся? – неуверенно спросил Рон, с тревогой глядя на Гарри.

– Да, – кивнул Гарри, – да. Пошли…

– Не бойся, – произнес мечтательный голос подле Гарри, когда Рон уже скрылся в темноте кареты. – Ты не сошел с ума. Я тоже их вижу.

– Да? – в ужасе переспросил он. И увидел отражение крылатых коней в выпуклых серебристых глазах.

– Да, – подтвердила Луна. – С самого первого дня. Их всегда запрягают в кареты. Не волнуйся, ты такой же нормальный, как я.

Слегка улыбаясь, она исчезла в затхлом полумраке кареты. Гарри полез следом. Не сказать чтобы он успокоился.

 

 

Глава одиннадцатая Новая песнь Шляпы-Распредельницы

Гарри не хотел признаваться, что у них с Луной одинаковые галлюцинации – если это галлюцинации, – поэтому, усевшись в карету и захлопнув дверцу, не сказал больше ни слова о конях, но все же не мог оторвать глаз от их зловещих силуэтов, двигавшихся за окошком.

– Видели Гниллер-Планк? – спросила Джинни. – Почему она снова здесь? Ведь Огрид же не уволился?

– Если уволился, я только обрадуюсь, – отозвалась Луна. – Он не очень хороший учитель.

– Очень даже хороший! – сердито воскликнули Гарри, Рон и Джинни.

Гарри гневно воззрился на Гермиону. Она откашлялась и поспешила согласиться: – Э-э-э… да… очень хороший.

– А у нас во «Вранзоре» считают, что он не учитель, а просто смех, – ответила Луна, нимало не обескураженная.

– Странное у вас во «Вранзоре» чувство юмора, – огрызнулся Рон. В это время скрипнули колеса, и карета пришла в движение.

Грубость Рона, по всей видимости, нисколько не задела Луну; совсем наоборот, она еще посмотрела на него, словно он был небезынтересной телепередачей.

Вереница карет, громыхая и покачиваясь, катила вверх по дороге, и скоро они миновали ворота меж двух каменных колонн, увенчанных крылатыми боровами. Кареты въехали на школьную территорию. Гарри наклонился к окну и попытался разглядеть, горит ли свет в хижине Огрида на опушке Запретного леса, но на школьном дворе царила кромешная тьма. Между тем замок «Хогварца» как будто сам стремительно надвигался, грозно нависая над головами: гигантский, угольно-черный на фоне темного неба массив башен, а кое-где алмазно сияли окна.

Кареты, лязгнув рессорами, остановились у парадных дубовых дверей. Гарри выпрыгнул из кареты первым и снова повернулся к Запретному лесу, рассчитывая все-таки увидеть освещенные окна, но в хижине Огрида определенно не было никаких признаков жизни. Тогда крайне неохотно – сказать по правде, Гарри очень надеялся, что за время пути кони куда-нибудь денутся, – он перевел взгляд на этих малоприятных скелетоподобных животных. Те, выпучив пустые, мерцающие белые глаза, неподвижно стояли на ночном холоде.

Однажды с Гарри уже случалось, что он видел то, чего не видел Рон, но тогда это было отражение в зеркале – оно и вообще иллюзорно, не то что сотня вполне осязаемых животных, которым хватает сил везти реальные кареты с реальными людьми. Если верить Луне, эти кони возили кареты всегда – то есть были невидимы. Что же произошло? Почему теперь Гарри их видит, а Рон нет?

– Ты идешь или как? – спросил Рон.

– А… да, – опомнился Гарри, и они влились в толпу, поднимавшуюся по каменным ступеням в замок.

В вестибюле, залитом светом факелов, разносилось эхо шагов – школьники по каменным плитам пола спешили к двойным дверям справа, в Большой зал, на пир в честь начала учебного года.

В Большом зале, под черным беззвездным потолком – точной копией неба за высокими окнами – стояли четыре длинных стола, и они быстро заполнялись людьми. Над столами в воздухе плавали зажженные свечи. Они заставляли серебристо мерцать силуэты привидений и озаряли лица ребят – те оживленно болтали, обменивались летними впечатлениями, громко здоровались с приятелями из других колледжей, поглядывали на новые наряды и прически однокашников. И опять Гарри увидел, что, едва он проходит мимо, все начинают шептаться. Он сжал зубы и постарался сделать вид, будто ничего не замечает и плевать хотел.

Луна уплыла к столу «Вранзора». У стола «Гриффиндора» Джинни окликнули одноклассники, и она села с ними; Гарри, Рон, Гермиона и Невилл нашли в середине стола четыре свободных места между Почти Безголовым Ником, гриффиндорским привидением, и Парвати Патил с Лавандой Браун. Последние приветствовали Гарри с легкомысленным радушием, и ему сразу стало ясно, что они прекратили судачить о нем всего секундой раньше. Впрочем, для нервов сразу нашелся повод посерьезнее: Гарри поверх голов посмотрел на учительский стол.

– Его нет.

Рон и Гермиона тоже оглядели учительский стол, хотя в этом не было необходимости: человек габаритов Огрида заметен в любой толпе.

– Не мог же он уволиться, – встревоженно проговорил Рон.

– Конечно, не мог, – твердо сказал Гарри.

– Как вы думаете, он не… ранен, нет? – испуганно спросила Гермиона.

– Нет, – отрезал Гарри.

– И где же он тогда?

Они помолчали. Затем Гарри очень тихо, чтобы не услышали ни Невилл, ни Парвати с Лавандой, сказал:

– Может, он еще не вернулся? Ну, понимаете… с задания. Которое ему поручил Думбльдор.

– Точно… точно, наверняка, – с облегчением сказал Рон. Но Гермиона, прикусив губу, смотрела на учителей, словно надеясь найти среди них более разумное объяснение отсутствию Огрида.

– А это кто? – вдруг спросила она, указывая в середину стола.

Гарри проследил за ее взглядом и в центре, в золотом кресле с высокой спинкой, увидел профессора Думбльдора в усеянной звездами темно-фиолетовой мантии и такой же шляпе. Голова его склонялась к женщине, сидевшей рядом, а та шептала ему на ухо. Женщина была низенькая, с короткими мышастыми кудряшками, которые она, на манер Алисы в Стране чудес, повязала кошмарной розовой лентой под цвет пушистой кофты, надетой поверх колдовской мантии. Походила она на какую-то всеобщую тетушку, старую деву. Женщина слегка повернулась, сделала деликатный глоточек из кубка – и Гарри с ужасом узнал мертвенное жабье лицо и выпуклые глаза с набрякшими мешками.

– Это же она! Кхембридж!

– Кто? – переспросила Гермиона.

– Она была на слушании, работает у Фуджа!

– Милая кофточка, – ухмыльнулся Рон.

– Работает у Фуджа? – нахмурившись, повторила Гермиона. – А здесь она что забыла?

– Понятия не имею…

Гермиона сощурилась на учительский стол.

– Нет, – пробормотала она, – нет, конечно нет…

Гарри не понял, о чем она, однако спрашивать не стал; его внимание привлекла профессор Гниллер-Планк, только что появившаяся позади других учителей. Она прошла до конца стола и заняла место Огрида. Это могло означать лишь одно – первоклассники переплыли озеро и прибыли в замок. Действительно, через несколько секунд двери распахнулись. Из вестибюля в зал длинной колонной вошли первоклассники, ведомые профессором Макгонаголл. Она несла табурет со старой-престарой колдовской шляпой, сильно залатанной и с широкой прорехой на тулье.

Гул стих. Первоклассники выстроились перед учительским столом лицом к остальным школьникам. Профессор Макгонаголл аккуратно поставила перед ними табурет и отошла.

В свете свечей лица детей бледно сияли. Маленький мальчик в самой середине шеренги мелко дрожал. Гарри на мгновение вспомнил, как боялся сам, пока стоял там и ждал неведомого испытания, которое решит, в какой колледж его определят.

Все в зале затаили дыхание. Затем прореха на Шляпе-Распредельнице раскрылась наподобие рта, и из нее полилась громкая песня:

В те времена, когда была я новой,

А «Хогварц» только-только основали,

Создатели сей благородной школы

Судьбы своей пока еще не знали.

Объединенные одной высокой целью,

Они питали страстное желанье:

Потомкам передать все без изъятья —

Уменья, опыт и магические знанья.

«Мы вместе будем и учить и строить!» —

Решили эти верные друзья,

Но в страшном сне им не могло присниться,

Сколь непроста им выпадет стезя.

Дружили Слизерин и Гриффиндор,

Ни перед чем их братство не сдавалось.

Любезнее, чем Вранзор с Хуффльпуфф,

Подруг на свете не существовало.

И как же все могло так повернуться?

Как дружба крепкая распалась, умерла?

Печальную историю разрыва

Я вам поведаю, поскольку там была.

Рек Слизерин: «Лишь тех, в чьих жилах

Течет кровь магов, будем обучать»,

Но Вранзор объявила: «Только умных

Мы станем в школе нашей привечать».

А Гриффиндор вскричал: «Лишь храбрецы

У нас учиться заслужили право!»

«Я буду обучать всех без различий», —

На это Хуффльпуфф сказала здраво.

Впервые разгоревшись, эти споры

Не изменили положенья дел,

Поскольку каждый маг-сооснователь

В той школе колледж собственный имел.

И Слизерин себе в ученики

Брал только тех, чья кровь была чиста,

У Гриффиндора обучались смельчаки,

Чьи души отличала прямота,

И Вранзор наставляла умных магов,

Как им острее разум отточить,

А славной Хуффльпуфф меж тем досталось

Без счету прочих волшебству учить.

И до поры дружили маги в школе,

И братства дух в стенах сиих витал.

И годы миновали беспечально,

В гармонии наш «Хогварц» процветал.

Затем, однако, начался разброд.

Меж колледжей, что как столпы творенья

Поддерживали школы основанье,

Вдруг вспыхнули раздоры, споры, тренья.

Средь прочих каждый захотел стать первым —

Нет выхода из замкнутого круга.

Казалось, нашей школе жить недолго:

Дуэли, драки… Друг восстал на друга.

Но Слизерин одним печальным утром

Отбыл навек из школы, и тогда

Вмиг прекратились споры и раздоры,

Но знали мы, что к нам пришла беда.

И с той поры, когда четыре друга

Тремя друзьями стали поневоле,

Былого единения умов

Не наблюдалось боле в нашей школе.

И вот теперь я, Шляпа, перед вами —

Вам всем известно, для чего нужна я:

По колледжам я вас Распределю,

Как только ваши души я познаю.

Но вспоминайте впредь мои слова

И днем, и по ночам, и поутру:

Я развожу вас на четыре дома,

Но мнится мне, что это не к добру.

Я, исполняя долг свой неизбежный,

Боюсь, что вновь беда грядет,

Что косность устоявшихся традиций

К печальному концу нас приведет.

Внимайте знакам, как история диктует,

Учитесь быть настороже вдвойне

И помните, что школе нашей славной

Ужасные враги грозят извне.

Должны мы меж собой объединиться,

Иначе счастия нам больше не видать.

Я вас предупредила, все сказала…

Пора к Распределенью приступать.

 

 

Шляпа смолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но впервые на памяти Гарри они перемежались бормотанием и шепотками. По всему залу школьники делились впечатлениями со своими соседями, и Гарри, хлопавший вместе с остальными, прекрасно понимал, о чем они говорят.

– Что-то на этот раз больно развесисто, – подняв брови, заметил Рон.

– Да уж, – отозвался Гарри.

Обычно Шляпа-Распредельница ограничивалась описанием качеств, необходимых для поступления в разные колледжи «Хогварца», и объясняла свою роль в Распределении. Гарри не помнил, чтобы прежде Шляпа давала школьникам советы.

– А раньше она, интересно, о чем-нибудь предупреждала? – с легкой тревогой произнесла Гермиона.

– Вообще-то да, – со знанием дела ответил Почти Безголовый Ник, наклоняясь к ней сквозь Невилла (Невилл поморщился: не очень-то приятно, когда сквозь тебя проходит привидение). – Шляпа считает делом чести предостерегать «Хогварц», если чувствует, что…

Но тут профессор Макгонаголл, которая дожидалась тишины, чтобы начать вызывать первоклассников на Распределение, окинула болтунов таким обжигающим взглядом, что Ник немедленно приложил к губам прозрачный палец и сел очень прямо. Гомон в зале мгновенно стих. Профессор Макгонаголл, в последний раз недовольно оглядев все четыре стола, опустила глаза к длинному пергаментному свитку и выкрикнула первое имя:

– Аберкромби, Юэн.

Перепуганный мальчик, на которого Гарри уже обратил внимание, шагнул вперед и надел на голову Шляпу-Распредельницу; упасть до самых плеч ей помешали его торчащие уши. Шляпа поразмыслила, потом открыла прореху и объявила:

– «Гриффиндор»!

Гарри вместе со всеми гриффиндорцами громко похлопал Юэну Аберкромби, который, спотыкаясь, дошел до их стола и сел с таким видом, точно ему было бы значительно приятнее провалиться сквозь пол и никогда больше не показываться никому на глаза.

Постепенно строй первоклассников редел. В паузах, пока Шляпа обдумывала свое решение, Гарри слышал, как у Рона громко урчит в животе. Наконец, «Целлер, Розу» определили в «Хуффльпуфф», профессор Макгонаголл унесла табурет со Шляпой, а профессор Думбльдор поднялся из-за стола.

Хотя Гарри и был обижен на Думбльдора, самый вид директора подействовал умиротворяюще. Отсутствие Огрида, кони-ящеры – все эти неприятные сюрпризы, как неожиданные фальшивые аккорды в любимой песне, испортили давно предвкушаемое возвращение в «Хогварц». А теперь все наконец пошло как положено: директор школы встал из-за стола, чтобы поздравить учеников с началом учебного года.

– Всем новичкам, – звучно заговорил Думбльдор, улыбаясь и приветственно простирая руки, – добро пожаловать! Добро пожаловать и всем старым знакомым! Бывают обстоятельства, в которых уместны длинные речи. Сейчас не тот случай. Поэтому садитесь – и налетайте!

Раздался одобрительный смех и взрыв аплодисментов. Думбльдор с достоинством опустился в кресло и перекинул через плечо длинную бороду, чтобы та не лезла в тарелку, – ибо на столах появились всевозможные кушанья: мясо, пироги, овощи, хлеб, разнообразные соусы, кувшины с тыквенным соком…

– Отличненько, – хищно простонал Рон и, схватив первое попавшееся блюдо, принялся перекладывать отбивные к себе на тарелку. Почти Безголовый Ник тоскливо за ним наблюдал.

– Что ты говорил перед Распределением? – спросила призрака Гермиона. – Шляпа и раньше предостерегала?

– Ах да. – Ник, похоже, был рад поводу отвести глаза от Рона, с почти неприличной жадностью поглощавшего жареную картошку. – Я сам несколько раз слышал. Шляпа так поступает, когда чувствует, что школе угрожает опасность. Совет у нее, разумеется, всегда один: быть вместе и крепить ряды.

– Окузанаит фо шкули гржат паснасана ляпа? – спросил Рон.

Рот у него был набит до отказа, и то, что он сумел издать хоть какие-то звуки, Гарри расценил как подвиг.

– Прошу прощения? – вежливо переспросил Почти Безголовый Ник. Гермиона брезгливо скривилась. Рон, гулко сглотнув, повторил:

– Откуда она знает, что школе угрожает опасность, если она – Шляпа?

– Представления не имею, – ответил Ник. – Но она живет в кабинете Думбльдора и, осмелюсь предположить, слышит там немало.

– И при этом хочет, чтобы все колледжи подружились? – Гарри с сомнением посмотрел на слизеринский стол, где безраздельно царил Драко Малфой. – Разбежалась.

– Зря вы так, – укорил Ник. – Мирное сотрудничество – вот ключ к успеху. Мы, привидения, хотя и принадлежим к разным колледжам, стараемся поддерживать дружеские связи. Скажем, я, невзирая на соперничество между «Гриффиндором» и «Слизерином», ни за что не позволил бы себе вступить в спор с Кровавым Бароном.

– Это потому, что ты его боишься до ужаса, – сказал Рон.

Почти Безголовый Ник сильно оскорбился:

– Боюсь? Я? Сэр Николас де Мимси-Порпингтон? Никто и никогда не смел обвинить меня в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах…

– Какая кровь? – спросил Рон. – У тебя что, осталась…

– Это фигура речи! – Ник так рассердился, что его голова мелко затряслась на полуотрубленной шее: того и гляди, отвалится набок. – Я, конечно, не могу вкушать еду и напитки, но, надеюсь, вы не станете отказывать мне в праве на свободу слова? И меня, поверьте, не заденут колкости неразумных детей, потешающихся над моею кончиной! Я привык.

– Ник, он вовсе не хотел над тобой смеяться! – заверила Гермиона, разъяренно глядя на Рона.

У того, к несчастью, рот опять был набит так, что щеки грозили разорваться, поэтому он сумел лишь выдавить: «Ниител казать ичо похо». Ник, видимо, не счел это удовлетворительным извинением. Взвившись над ними, он поправил шляпу с пером, уплыл на другой конец стола и сел между братьями Криви, Колином и Деннисом.

– Молодец, Рон, – огрызнулась Гермиона.

– Чего? – возмутился Рон, наконец сглотнув. – Нельзя уже задать простой вопрос?

– Молчи лучше, – раздраженно отмахнулась Гермиона, и остаток ужина оба дулись.

Гарри давно привык к подобным сварам и не пытался их помирить, решив, что гораздо умнее будет спокойно доесть пирог с мясом и почками, а после умять целое блюдо любимых пирожных с патокой.

Когда все наелись и в зале снова загудели голоса, Думбльдор поднялся из-за стола. Разговоры сразу же стихли, все головы повернулись к директору. Гарри одолевала сытая сонливость. Наверху его ждет кровать под балдахином, такая мягкая и теплая…

– Поскольку мы уже перевариваем это великолепное пиршество, уделите мне несколько минут – я скажу то, что всегда говорю в начале учебного года, – обратился к школе Думбльдор. – Во-первых, первоклассникам следует усвоить, что лес, окружающий школьную территорию, под запретом для всех учащихся… Позволю себе также выразить надежду, что к настоящему моменту этот факт дошел и до сознания некоторых старшеклассников.

Гарри, Рон и Гермиона ухмыльнулись.

– Далее. Школьный смотритель мистер Филч просил меня напомнить вам в четыреста шестьдесят второй, как он уверяет, раз, что вам запрещено колдовать на переменах в школьных коридорах. Также запрещено и многое другое – список висит на двери кабинета мистера Филча… Кроме того, в этом году в нашей школе произошли некоторые изменения в преподавательском составе. Мы очень рады вновь приветствовать в этих стенах профессора Гниллер-Планк, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами, и счастливы представить вам профессора Кхембридж, нового преподавателя защиты от сил зла.

Раздались вежливые, но довольно кислые аплодисменты. Гарри, Рон и Гермиона в панике переглянулись: Думбльдор не сказал, долго ли пробудет с ними профессор Гниллер-Планк.

Тот между тем продолжил:

– Испытания для желающих попасть в квидишные команды состоятся…

Он осекся и вопросительно посмотрел на профессора Кхембридж. Поскольку из-за ее роста трудно было догадаться, стоит она или сидит, поначалу никто не понял, отчего директор замолчал, но, когда профессор Кхембридж откашлялась: «Кхе-кхем», – стало ясно, что она, оказывается, встала и вознамерилась произнести речь.

Думбльдор растерялся лишь на мгновение, а затем элегантно опустился в кресло и внимательно воззрился на профессора Кхембридж, словно для него не было в жизни большего счастья, чем услышать ее выступление. Остальной преподавательский состав не сумел столь ловко скрыть удивление. Брови профессора Спарж уползли под пышные волосы, а рот профессора Макгонаголл сжался в тончайшую полоску. Никогда раньше новый учитель не осмеливался перебивать директора. Многие школьники усмехались; эта женщина явно незнакома с порядками в «Хогварце».

– Благодарю вас, директор, – жеманно заулыбалась профессор Кхембридж, – за теплые слова приветствия.

Голос у нее был высокий, с придыханием, девчачий, и Гарри вновь ощутил острую неприязнь, которую и сам не мог объяснить; но он твердо знал, что ненавидит в этой женщине все, от идиотского голоска до пушистой розовой кофты. Она еще раз откашлялась («кхе-кхем») и продолжила:

– Должна сказать, что я очень рада вернуться в «Хогварц»! – Она улыбнулась, обнажив мелкие острые зубки. – И очень рада видеть ваши милые счастливые личики!

Гарри поглядел вокруг и не увидел ни одного счастливого личика. Напротив, все были неприятно поражены тем, что с ними разговаривают как с малышней.

– Я очень хочу поближе познакомиться со всеми и уверена, что мы непременно станем добрыми друзьями!

Все переглянулись; некоторые с трудом сдерживали ухмылки.

– Друзьями? Так уж и быть, только если не придется одалживать у нее эту жуткую кофту, – шепнула Лаванде Парвати, и обе залились беззвучным смехом.

Профессор Кхембридж в очередной раз откашлялась («кхе-кхем»), а когда снова заговорила, придыхание почти исчезло, а голос зазвучал скучно и заученно:

– Министерство магии придавало и придает вопросу образования юных колдунов и ведьм огромное, жизненно важное значение. Редкий дар, которым каждый из вас наделен от рождения, не будучи взлелеян путем надлежащего обучения и наставления, может пропасть втуне. Мы не имеем права допустить, чтобы древние умения, уникальное достояние колдовского сообщества, исчезли навсегда, а потому должны бережно передавать их из поколения в поколение. И благородное призвание педагогов – охранять и пополнять драгоценную сокровищницу магических знаний, накопленных нашими предками.

Профессор Кхембридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, однако те и не подумали кивнуть ей в ответ. Темные брови профессора Макгонаголл сошлись на переносице, отчего она сильно походила на ястреба, и Гарри отчетливо видел, как при очередном «кхе-кхем» она многозначительно переглянулась с профессором Спарж. Профессор Кхембридж продолжила:

– Все директора и директрисы «Хогварца» привносили нечто новое в трудное дело руководства этой прекрасной школой с ее многовековой историей, и это правильно, ибо там, где отсутствует прогресс, неизбежно наступают стагнация и разрушение. В то же время мы не можем себе позволить поощрять прогресс только ради прогресса, ибо наши древние, проверенные временем традиции чаще всего не нуждаются в поправках. А значит, равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и инновациями…

Гарри почувствовал, что не в состоянии больше слушать, – мысли как будто куда-то соскальзывали. Когда говорил Думбльдор, в Большом зале всегда царила почтительная тишина, но сейчас она рассеивалась: школьники склонялись друг к другу, шептались, хихикали. За столом «Вранзора» Чо Чан оживленно болтала с подружками. Неподалеку от нее Луна Лавгуд достала из рюкзака «Правдобор». Хуффль пуффец Эрни Макмиллан не сводил глаз с профессора Кхембридж, но взгляд у него был остекленелый, и Гарри не сомневался, что Эрни не слушает, а лишь притворяется, дабы не потерять лицо и быть достойным новенького значка старосты.

Профессор Кхембридж ничего не замечала. Наверное, даже если бы у нее под носом вспыхнуло восстание, она продолжала бы невозмутимо бубнить. Учителя между тем слушали Кхембридж очень внимательно, как и Гермиона, которая впитывала каждое слово, хотя, судя по ее лицу, слова эти были ей совсем не по вкусу.

– …ибо всегда оказывается, что некоторые изменения – к лучшему, а другие по прошествии времени признаются ошибочными. Некоторые старые традиции мы обязаны сберечь, и это естественно, другие же, отжившие свой век, следует оставить и забыть. Итак, давайте вместе настроимся сохранять то, что надлежит сохранить, совершенствовать то, что нуждается в совершенствовании, и искоренять то, что вопиет об искоренении, и устремимся вперед, к новой эре, эре открытости, эффективности и ответственности.

Она села. Думбльдор захлопал. Преподаватели последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые лишь раз-другой сдвинули ладони. К рукоплесканиям присоединилась и часть школьников; впрочем, большинство не слушали речь, не поняли, что она закончилась, и пока сообразили зааплодировать, Думбльдор снова встал.

– Большое спасибо, профессор Кхембридж, это было весьма познавательно, – сказал он, поклонившись ей. – Итак, как я говорил, испытания для желающих попасть в квидишные команды…

– Именно что весьма познавательно, – тихо проговорила Гермиона.

– Только не говори, что тебе понравилось, – так же тихо ответил Рон, переводя на нее мутный взор. – В жизни не слышал такой нудятины – а я, заметь, рос с Перси!

– Я сказала, «познавательно», а не «интересно», – сказала Гермиона. – Эта речь многое объясняет.

– Да? – удивился Гарри. – А мне показалось, полный бред.

– Среди бреда было кое-что важное, – мрачно произнесла Гермиона.

– Правда? – отупело переспросил Рон.

– Как вам «мы не можем себе позволить поощрять прогресс только ради прогресса»? А «искоренять то, что вопиет об искоренении»?

– Ну и что это значит? – нетерпеливо спросил Рон.

– Я тебе скажу, что это значит, – зловеще промолвила Гермиона. – Это значит, что министерство вмешивается в дела «Хогварца».

Вокруг загрохотало: очевидно, Думбльдор распустил собрание, и теперь все готовились уходить. Гермиона испуганно вскочила.

– Рон, мы ведь должны показать первоклассникам, куда идти!

– Ах да, – сказал Рон, который явно об этом забыл. – Эй! Эй, вы! Лилипуты!

– Рон!

– А что? Они такие мелкие…

– Все равно, нельзя называть их лилипутами!.. Первоклассники! – командным голосом заорала Гермиона. – За мной, пожалуйста!

Новые ученики робко двинулись к ней по проходу между гриффиндорским и хуффльпуффским столами, причем каждый изо всех сил старался не оказаться впереди остальных. Дети и правда выглядели крошечными; Гарри был твердо уверен, что сам он, когда пришел в первый класс, таким маленьким не был. Он улыбнулся малышам. Светловолосый мальчик рядом с Юэном Аберкромби буквально окаменел, потом ткнул Юэна в бок и зашептал ему на ухо. Юэн, тоже перепуганный, украдкой бросил на Гарри боязливый взгляд, и тот почувствовал, что улыбка, как смердосок, сползает с лица.

– До встречи, – сказал он Рону и Гермионе и пошел прочь из Большого зала, стараясь не обращать внимания на перешептывания, пристальные взоры и указующие персты. Глядя прямо перед собой, он пробрался к выходу, торопливо взошел по мраморной лестнице и, в двух местах срезав путь через тайные переходы, скоро оставил толпу далеко позади.

Чего же и ждать, сердито думал он, шагая по коридорам верхних этажей, где почти никого не было. Естественно, все на него таращатся: каких-то два месяца назад он на глазах у всей школы с телом Седрика появился из лабиринта, где проводилось последнее испытание Тремудрого Турнира, и заявил, что видел возрождение лорда Вольдеморта. А вскоре школу распустили на каникулы, и у Гарри не было времени объясниться, даже если бы он и захотел предоставить отчет об этих ужасных событиях.

Он сам не заметил, как по коридору дошел до двери в гриффиндорскую гостиную, скрытой за портретом Толстой Тети; сообразив, что не знает нового пароля, он остановился как вкопанный.

– Эмм… – промычал он, хмуро уставившись на Толстую Тетю. Та разгладила складки шелкового розового платья и в свою очередь сурово уставилась на него.

– Нет пароля – нет доступа, – надменно сообщила она.

– Гарри, я знаю! – пропыхтели у него за спиной. Гарри обернулся и увидел, что к нему трусит Невилл. – Знаешь какой? Я наконец-то смогу запомнить!.. – Он помахал своим кактусом-пеньком. – Мимбулюс мимблетония!

– Правильно, – сказала Толстая Тетя, и портрет открылся, обнаружив за собой круглую дыру в стене.

Гриффиндорская гостиная – уютная круглая комната, заставленная ветхими мягкими креслами и старыми шаткими столиками, – встретила их как всегда приветливо. В очаге весело потрескивал огонь, и кто-то грел над ним руки; в другом углу Фред с Джорджем вешали на доску какое-то объявление. Гарри всем помахал и направился прямиком в спальню: у него не было настроения ни с кем разговаривать. Невилл пошел за ним.

Дин Томас и Шеймас Финниган добрались до спальни первыми и сейчас развешивали по стенам у своих кроватей плакаты и фотографии. Когда Гарри распахнул дверь, они разговаривали, но мигом замолчали, увидев его. Гарри заподозрил, что говорили о нем; потом заподозрил, что у него паранойя.

– Привет, – сказал он, открывая свой сундук.

– Привет, Гарри, – ответил Дин, надевая пижаму уэстхэмских цветов. – Как каникулы?

– Неплохо, – пробормотал Гарри. На рассказ о его каникулах ушла бы целая ночь, а у него не было сил. – А у тебя?

– Нормально, – хмыкнул Дин. – Во всяком случае, лучше, чем у Шеймаса.

– А что такое? – бережно поставив мимбулюс мимблетонию на тумбочку, спросил Невилл Шеймаса.

Шеймас ответил не сразу – прежде он убедился, что «Кенмарские коршуны» висят ровно. Потом, не поворачиваясь к Гарри, сказал:

– Мама не хотела, чтобы я возвращался в школу.

– Что? – Гарри, снимавший мантию, застыл.

– Не хотела, чтобы я возвращался в «Хогварц».

Шеймас отвернулся от плаката и, по-прежнему не глядя на Гарри, достал из своего сундука пижаму.

– Но… почему? – поразился Гарри. Мама Шеймаса – ведьма, как же она могла опуститься до такого дурслеизма?

Шеймас не отвечал, пока не застегнул пижаму на все пуговицы.

– Я думаю, – размеренно произнес он, – что… из-за тебя.

– В смысле из-за меня? – вскинулся Гарри.

Сердце забилось очень-очень быстро; словно что-то надвигалось и грозило поглотить Гарри целиком.

– Ну-у, – протянул Шеймас, избегая на него смотреть, – она… э-э… в общем, это не только из-за тебя, из-за Думбльдора тоже…

– Так она верит «Оракулу»? – сообразил Гарри. – Верит, что я врун, а Думбльдор – старый осел?

Шеймас наконец посмотрел ему в глаза:

– Что-то в этом духе.

Гарри промолчал. Он швырнул на тумбочку волшебную палочку, снял мантию, с досадой бросил ее в сундук и натянул пижаму. Как же все это надоело! Все эти взгляды и пересуды! Побывали бы они в его шкуре!.. Понимали бы, каково это… Миссис Финниган ничегошеньки не понимает… Дура, свирепо закончил он про себя.

Он забрался в постель и потянулся задернуть полог, но тут Шеймас сказал:

– Слушай… А что на самом деле было, когда… Ну, ты понимаешь… С Седриком Диггори и вообще?

В голосе его звучало опасливое любопытство. Дин, который перерывал сундук в надежде отыскать тапочку, тотчас замер и явно навострил уши.

– А чего ты у меня спрашиваешь? – огрызнулся Гарри. – Почитай «Оракул», как твоя мамочка! Там написано все, что вам положено знать.

– Оставь в покое мою маму, – рассердился Шеймас.

– С какой стати мне оставлять в покое тех, кто называет меня лжецом? – гневно бросил Гарри.

– Нечего со мной так разговаривать!

– Как хочу, так и разговариваю, – отрезал Гарри. Кровь бросилась ему в голову, и он сам не заметил, как схватил волшебную палочку. – А если тебе страшно спать со мной в одной комнате, валяй к Макгонаголл, пусть тебя переведут… Чтоб мамуля не беспокоилась…

– Я тебе сказал, Поттер, не трогай мою маму!

– Что тут такое?

В дверях появился Рон. Он вытаращился на Гарри, который на коленях стоял на кровати, целя в Шеймаса волшебной палочкой, затем поглядел на Шеймаса, грозно сжавшего кулаки.

– Он издевается над моей матерью!

– Чего? – не поверил Рон. – Гарри не стал бы… Мы знаем твою маму, она нам понравилась…

– Только это было до того, как она стала верить всему, что пишет обо мне «Оракул»! – во весь голос заорал Гарри.

– А, – судя по лицу, до Рона дошло. – А… Понятно.

– Знаете что?! – с жаром вскричал Шеймас, бросив на Гарри злобный взгляд. – Он прав! Я больше не хочу жить с ним в одной комнате, он псих!

– Ну, это уже перебор, Шеймас. – Уши Рона засветились малиновым – верный сигнал опасности.

– Ах, перебор?! – завопил Шеймас. Он, наоборот, сильно побледнел. – Ты сам-то веришь? Всей этой ерунде, которую он наплел про Сам-Знаешь-Кого? Это что, правда, по-твоему?

– Да, верю! – гневно воскликнул Рон.

– Значит, ты и сам псих, – с отвращением бросил Шеймас.

– Да? Ну и пожалуйста. Зато, дружок, я, – Рон потыкал себя в грудь пальцем, – к твоему глубокому огорчению, староста! Так что, если не хочешь отбывать наказание, думай, прежде чем рот открывать, понял?

Шеймас постоял молча, явно склоняясь к мысли, что наказание – невеликая цена за шанс высказать все, что вертится на языке. Однако, подумав, презрительно фыркнул, развернулся, кинулся в постель и с такой яростью задернул полог, что тот оторвался и пыльной кучей свалился на пол. Рон свирепо посмотрел на Шеймаса, потом повернулся к Дину и Невиллу.

– Чьи еще родители недовольны Гарри? – воинственно спросил он.

– Мои родители вообще муглы, – пожал плечами Дин. – Они и не знают, что в «Хогварце» кто-то погиб. Что я, дурак – им рассказывать?

– Ты не знаешь моей мамы, она из кого угодно что угодно вытянет! – рявкнул Шеймас. – И вообще, твои родители не читают «Оракул» – они не в курсе, что директора твоей школы вышибли из Мудрейха и из Международной конфедерации чародейства за то, что у него шарики за ролики заехали…

– Ба считает, что это чушь, – подал голос Невилл. – Говорит, что это «Оракул» рехнулся, а не Думбльдор. Она отменила подписку. Мы верим Гарри, – просто добавил он. Потом забрался в постель, натянул одеяло до самого подбородка и по-совиному уставился на Шеймаса. – Ба всегда говорила, что Сами-Знаете-Кто однажды вернется. И еще она говорит: раз Думбльдор сказал, что Сами-Знаете-Кто вернулся, значит, он вернулся.

Гарри охватила глубокая благодарность к Невиллу. Больше никто не произнес ни слова. Шеймас достал палочку, починил полог и скрылся за ним. Дин молча лег и повернулся на бок. Невилл, которому, видимо, нечего было добавить, любовался на свой кактус в лунном свете.

Гарри опустился на подушку. У соседней постели возился со своими вещами Рон. Ссора потрясла Гарри – Шеймас всегда ему очень нравился. Сколько же еще народу считает, что он врет или чокнулся?

Бедный Думбльдор! Ему, наверное, пришлось этим летом пережить то же самое, когда его выкинули сначала из Мудрейха, а потом и из конфедерации. Наверное, потому он и злится на Гарри, потому и не хочет с ним общаться… Ведь они оба замешаны. Думбльдор поверил Гарри и рассказал его версию событий всей школе, а потом и всей колдовской общественности. Значит, все, кто считает, что Гарри врет, должны считать, что врет и Думбльдор – или что Думбльдора одурачили…

Рон лег в постель и погасил последнюю свечу в спальне. Когда-нибудь они поймут, что мы говорили правду, в отчаянии подумал Гарри. Однако сколько еще нападок придется пережить, пока наступит это «когда-нибудь»?

 

 

Глава двенадцатая Профессор Кхембридж

Утром Шеймас оделся с невероятной скоростью и вылетел из спальни еще до того, как Гарри успел натянуть носки.

– Он что, боится от меня заразиться? – громко спросил Гарри, когда подол мантии Шеймаса, взметнувшись, исчез за дверью.

– Не парься, – пробормотал Дин, вскидывая на плечо рюкзак, – он просто…

Однако, не сумев точно сформулировать, что именно «просто», Дин после неловкой паузы тоже ушел.

Невилл и Рон посмотрели на Гарри. На их лицах было написано невысказанное «бывают же дураки на свете, но тебе-то какое до них дело». Гарри это совершенно не утешило. И много еще такого предстоит?

– В чем дело? – спросила пять минут спустя Гермиона, нагоняя Гарри и Рона в общей гостиной на полпути к двери. – Вид у вас абсолютно… Еще чего не хватало.

Она уставилась на доску объявлений. Там появился большой новый плакат.

 

 

ГАЛЛОНЫ ГАЛЛЕОНОВ!

Давно не виделись с карманными деньгами?

Хотите подзаработать?

С нашей помощью вы сделаете это быстро, просто и практически безболезненно!

Спрашивайте в гриффиндорской гостиной Фреда и Джорджа Уизли.

(Предупреждение: все работы – на ваш страх и риск.)

 

 

– Вот чума, – сумрачно произнесла Гермиона и сняла плакат. Близнецы повесили его поверх объявления о первых выходных в Хогсмеде, назначенных на октябрь. – Рон, придется с ними поговорить.

Рон явно перепугался:

– Зачем?

– Затем, что мы – старосты! – воскликнула Гермиона. Они полезли в дыру за портретом. – И прекращать подобные вещи – наша обязанность!

Рон промолчал, но по убитому выражению его лица было ясно, что его отнюдь не привлекает перспектива встать на пути у Фреда с Джорджем.

– Так в чем дело-то, Гарри? – уже на лестнице продолжила Гермиона. Они шли вниз мимо портретов старых колдунов и ведьм – те были поглощены разговорами и не обращали на ребят внимания. – Ты какой-то ужасно злой.

– Шеймас считает, что он врет про Сама-Знаешь-Кого, – без обиняков сказал Рон, когда Гарри не ответил.

Гермиона вопреки ожиданиям Гарри не возмутилась, а лишь тяжко вздохнула:

– Да, Лаванда тоже.

– Ах, так вы с ней успели обо мне поболтать? Врушка я или не врушка и хочу ли я внимания? – взвился Гарри.

– Нет, – спокойно ответила Гермиона. – Если уж ты хочешь знать, я велела ей заткнуться. Но вообще, было бы очень мило, если бы ты перестал по любому поводу вцепляться нам с Роном в глотку, потому что – на случай, если ты не заметил, – мы на твоей стороне.

Последовала короткая пауза.

– Извините, – пробормотал Гарри.

– Ничего страшного, – с достоинством ответила Гермиона, а потом покачала головой: – Ты забыл, что сказал Думбльдор на пиру в конце прошлого года?

Гарри и Рон посмотрели на нее пустыми глазами, и Гермиона опять вздохнула.

– Про Сами-Знаете-Кого? Думбльдор сказал, что он «обладает великим даром повсюду сеять вражду и раздоры. У нас есть лишь один способ борьбы – крепкие узы дружбы и доверия»…

– Как тебе удается все это запоминать? – восхитился Рон.

– Потому что я слушаю, Рон, – не без раздражения ответила Гермиона.

– Я тоже слушаю, но все равно не вспомню, что…

– Дело в том, – громко перебила Гермиона, – что Думбльдор говорил ровно об этом. Сами-Знаете-Кто всего два месяца как вернулся, а мы уже ссоримся между собой. Кстати, и Шляпа-Распредельница предупреждала: будьте вместе, объединяйтесь…

– Про это Гарри вчера уже все сказал, – в свою очередь перебил Рон. – Если это значит, что нам теперь надо обниматься со «Слизерином», то вот прям разбежались.

– А по-моему, очень жаль, что колледжи даже не пытаются объединиться, – проворчала Гермиона.

Они дошли до подножия мраморной лестницы. По вестибюлю гуськом шли четвероклассники из «Вранзора». Увидев Гарри, они сбились тесной кучкой, будто опасались, что он бросится на отставших.

– Вот с кем мне позарез нужно подружиться, – саркастически бросил он.

Вслед за вранзорцами они вошли в Большой зал и первым делом непроизвольно посмотрели на учительский стол. Профессор Гниллер-Планк дружески болтала с профессором Синистрой, преподавательницей астрономии, Огрид же бросался в глаза исключительно своим отсутствием. Зачарованный потолок, безнадежно затянутый дождевыми облаками, очень хорошо отражал настроение Гарри.

– Думбльдор даже не сказал, на сколько эта Гниллер-Планк тут останется, – пробурчал он, направляясь к гриффиндорскому столу.

– Может быть… – задумчиво сказала Гермиона.

– Что? – хором спросили Гарри и Рон.

– Может быть, он… не хотел привлекать внимание к тому, что Огрида нет.

– Что значит – не хотел привлекать внимание? – почти смеясь, спросил Рон. – Как это можно не заметить?

Не успела Гермиона ответить, к Гарри решительно подошла высокая чернокожая девочка с длинными косичками.

– Привет, Ангелина.

– Привет, – деловито сказала та, – как провел каникулы? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Слушай, меня назначили капитаном гриффиндорской квидишной команды.

– Это приятно, – улыбнулся Гарри; зная Ангелину, можно было надеяться, что она не станет перед игрой толкать нудные речи, которыми славился Древ, а это, безусловно, плюс.

– Да. Короче, Древа теперь нет, и нам нужен новый Охранник. Испытания в пятницу в пять, и я хочу, чтобы присутствовала вся команда, хорошо? Чтобы все сразу увидели, устраивает их новый человек или нет.

– Ладно, – кивнул Гарри.

Ангелина улыбнулась и ушла.

– Я и забыла, что Древ закончил школу, – рассеянно произнесла Гермиона, усаживаясь рядом с Роном и придвигая к себе блюдо с гренками. – Видимо, в команде теперь все будет по-другому?

– Видимо, – сказал Гарри, садясь напротив. – Он был хорошим Охранником…

– Ну, свежая кровь никогда не повредит, верно? – заметил Рон.

Тут в верхние окна зала с шумом и свистом влетели совы. Они закружили над столами, разбрасывая письма и посылки и орошая тарелки каплями воды – на улице, очевидно, лило. Гарри ничего не получил, но не очень этому удивился – едва ли у Сириуса, его единственного корреспондента, могли за сутки появиться свежие новости. Гермионе же пришлось быстро отодвинуть апельсиновый сок и освободить место для большой промокшей сипухи, которая держала в клюве отсыревший номер «Оракула».

– Зачем ты продлеваешь подписку? – вспомнив Шеймаса, раздраженно спросил Гарри. Гермиона сунула бронзовый кнуд в кожаный кошелечек на лапке совы. Получив деньги, птица немедленно снялась с места и улетела. – Я вот бросил… сплошная чушь.

– Врага надо знать в лицо, – недобро изрекла Гермиона, развернула газету, исчезла за ней и не появлялась до конца завтрака. – Ничего, – коротко сообщила она потом, свернула газету и положила рядом с тарелкой. – Ни про тебя, ни про Думбльдора, ни про что.

Подошла профессор Макгонаголл и выдала им новое расписание.

– Вы посмотрите, что у нас сегодня! – застонал Рон. – История магии, пара зельеделия, прорицание и пара защиты от сил зла… Биннз, Злей, Трелони, страшная тетка Кхембридж – и все в один день! Эх, скорее бы Фред с Джорджем доделали злостные закуски!..

– Что я слышу? Или мой слух меня обманывает? – раздался голос Фреда. Они с Джорджем только что подошли к столу и втиснулись на скамейку рядом с Гарри. – Старостам «Гриффиндора» нельзя мечтать прогуливать уроки!

– Вы гляньте, какие уроки, – проворчал Рон, сунув Фреду под нос свое расписание. – Худший понедельник за всю историю «Хогварца».

– Не поспоришь, братишка, – согласился Фред, проглядев расписание. – Ну что тебе сказать?.. Можешь взять кусочек нуги-носом-кровь. Недорого.

– Почему недорого? – подозрительно спросил Рон.

– Потому что кровь будет идти, пока весь не иссохнешь. У нас еще нет противоядия, – ответил Джордж, угощаясь копченой рыбой.

– Спасибо. – Рон хмуро сунул расписание в карман. – Я уж лучше на уроки.

– Кстати о злостных закусках. – Гермиона воззрилась на Фреда и Джорджа. – Вы не имеете права развешивать на доске в гостиной приглашения для испытателей.

– Кто сказал? – поразился Джордж.

– Я сказала, – ответила Гермиона. – И Рон.

– Меня не впутывай, – поспешно отрекся тот.

Гермиона яростно сверкнула на него глазами. Близнецы заржали.

– Ничего, Гермиона, скоро ты запоешь по-другому, – сказал Фред, густо намазывая маслом сдобную лепешку. – Вы уже в пятом классе, скоро сама начнешь выпрашивать злостные закуски.

– Как связаны пятый класс и злостные закуски? – поинтересовалась Гермиона.

– В пятом классе сдают С.О.В.У., – напомнил Джордж.

– И?..

– И на носу у вас экзамены! А учителя еще будут постоянно тыкать вас этим самым носом в эти самые экзамены, и уж кожу-то точно пообдерут! – с жестоким удовлетворением объяснил Фред.

– У нас перед экзаменами на С.О.В.У. у половины класса были нервные срывы, – радостно сообщил Джордж. – Без конца то слезы, то истерика… У Патрисии Стимпсон вечно голова кружилась…

– А Кеннет Таулер покрылся фурункулами, – ностальгически подхватил Фред.

– Ну, это потому, что ты подсыпал ему в пижаму бульбадоксальный порошок, – возразил Джордж.

– Ах да, – ухмыльнулся Фред, – я и забыл… Всего уж и не упомнишь, а?

– Короче, пятый класс – это ужас, – продолжал Джордж. – Конечно, если вам не безразличны результаты экзаменов. Мы-то с Фредом хвост держали пистолетом.

– Да уж, – вставил Рон. – Сколько вы сдали? По три экзамена на брата?

– Угу, – нисколько не смущаясь, отозвался Фред. – Академическая карьера – не наше будущее.

– Мы даже всерьез обсуждали, стоит ли идти в седьмой класс, – с воодушевлением добавил Джордж, – раз мы получили…

Он замолчал, поймав предостерегающий взгляд Гарри: тот догадался, что Джордж вот-вот помянет его приз за Тремудрый Турнир.

– …раз мы получили С.О.В.У., – выкрутился Джордж. – В смысле я что хочу сказать: на кой нам П.А.У.К.? Но мама точно не переживет, если мы бросим школу… Учитывая, что Перси оказался выдающимся придурком.

– Но мы не намерены тратить этот год зря. – Фред любовно обвел глазами Большой зал. – Мы посвятим его маркетинговым исследованиям, выясним, какие хохмазинные товары потребляют учащиеся «Хогварца», тщательно проанализируем результаты и тогда обеспечим предложение, которое удовлетворит спрос.

– Откуда у вас деньги на хохмазин? – скептически спросила Гермиона. – Вам же понадобится сырье, материалы… да и помещение…

Гарри не смотрел на близнецов. Кровь бросилась ему в лицо, он нарочно уронил вилку, полез за ней под стол и оттуда услышал голос Фреда:

– Не хочешь, чтоб тебе врали, Гермиона, – не задавай лишних вопросов. Пошли, Джордж! Если придем на гербологию пораньше, успеем продать парочку подслушей.

Вынырнув из-под стола, Гарри увидел удаляющихся близнецов – оба уносили с собой горку гренков.

– Это еще что значит? – Гермиона перевела взгляд с Гарри на Рона. – «Не хочешь, чтоб тебе врали…» Значит, у них уже есть деньги на хохмазин?

– Мне и самому интересно, – нахмурил брови Рон. – Летом они купили мне новую парадную мантию. Не пойму, откуда они взяли столько денег…

Гарри решил, что пора срочно уводить разговор от скользкой темы:

– А это правда, что пятый класс трудный? Из-за экзаменов?

– О да, – вздохнул Рон. – Ну а как? Это же важно, влияет на дальнейшую работу и все такое. В этом году профориентация, мне Билл сказал. Чтобы в следующем мы выбрали, по чему сдавать П.А.У.К.

– А вы уже знаете, чем хотите заниматься после «Хогварца»? – спросил Гарри, когда они вышли из Большого зала и отправились на историю магии.

– Да не то чтобы, – неопределенно протянул Рон. – Кроме… пожалуй…

Он слегка смутился.

– Кроме чего? – настаивал Гарри.

– Ну, наверно, круто было бы стать аврором, – с деланой небрежностью ответил Рон.

– Это точно, – горячо поддержал Гарри.

– Но авроры – это типа элита, – сказал Рон. – Надо быть на уровне. Гермиона, а ты что?

– Не знаю, – ответила та. – Но я хотела бы заниматься чем-то взаправду стоящим.

– Аврор – это стоящее! – воскликнул Гарри.

– Стоящее, но не единственное, – задумчиво проговорила она. – Вот если бы можно было развивать П.У.К.Н.И…

Рон и Гарри постарались друг на друга не смотреть.

История магии общепризнанно считалась самой скучной из известных колдовскому миру дисциплин. Профессор Биннз, учитель-призрак, обладал голосом нудным и одышливым, способным за десять минут (а в теплую погоду – за пять) гарантированно усыпить любого слушателя. Урок всегда проходил одинаково: Биннз безостановочно вещал, а ученики либо записывали, либо – что случалось значительно чаще – сонно пялились в пространство. Сдавать этот предмет Гарри и Рон ухитрялись лишь потому, что за несколько дней до экзамена переписывали конспекты Гермионы. Она одна умела противостоять снотворному воздействию голоса Биннза.

Сегодня их классу пришлось пережить три четверти часа бубнежа о войнах с гигантами. За первые десять минут Гарри успел понять, что в устах другого учителя этот материал мог бы быть довольно интересным, но затем мозг отключился, и еще тридцать пять минут Гарри провел, играя с Роном в виселицу на полях пергамента, а Гермиона бомбардировала их свирепыми взглядами.

– Интересно, что будет, – холодно спросила она, когда они втроем вышли на перемену (Биннз вылетел из класса сквозь доску), – если в этом году я возьму и не дам вам конспекты?

– Мы не получим С.О.В.У., – ответил Рон. – Вот нужен тебе такой груз на совести?

– И поделом бы вам, – сердито сказала Гермиона. – Вы ведь даже не пытаетесь слушать!

– Очень даже пытаемся, – возразил Рон. – Просто у нас нет твоих мозгов, или твоей памяти, или твоей внимательности – короче, ты умнее нас, но тебе обязательно тыкать этим нам в нос?

– Ой, ну что за ерунда, – отмахнулась Гермиона, но все же лицо ее чуть смягчилось, когда она первой вышла на мокрый школьный двор.

С неба сеялся дождик, больше похожий на туман, и контуры ребят, группками стоявших во дворе, казались размытыми. Гарри, Рон и Гермиона выбрали уединенный уголок под балконом, с которого текла вода, на сентябрьском холоде подняли воротники мантий и принялись гадать, чем встретит их Злей на первом в году уроке. Едва они успели сойтись на том, что он непременно выдумает нечто ужасно трудное и возьмет их тепленькими после двухмесячного ничегонеделания, как из-за угла кто-то появился.

– Привет, Гарри!

Пришла Чо Чан – и, что удивительно, опять одна. Очень необычно: Чо всегда окружала стайка хихикающих подружек. В памяти Гарри были еще свежи прошлогодние мучения: он пытался застать ее в одиночестве, чтобы пригласить на рождественский бал.

– Привет, – сказал Гарри; в лицо бросился жар. По крайней мере, на этот раз ты не в смердосоке, – напомнил он себе. Чо, видимо, подумала о том же.

– Значит, тебе удалось отчиститься, да?

– Да. – Гарри постарался улыбнуться, словно это смешное, а не болезненное воспоминание. – Ну что… э-э… хорошо провела лето?

Сказал и сразу пожалел: Чо и Седрик были влюблены друг в друга, из-за его гибели она, наверное, вообще не заметила каникул. Ее лицо напряглось, но она ответила:

– А, ничего, нормально…

– Это эмблема «Торнадо»? – вдруг спросил Рон, показывая на ее небесно-голубой значок с золотой сдвоенной буквой «Т». – Ты что, за них болеешь?

– Болею, – ответила Чо.

– А ты всегда за них болела или только с тех пор, как они начали выигрывать? – спросил Рон с упреком – чрезмерным, отметил Гарри.

– Я болею за них с шести лет, – холодно ответила Чо. – Ладно… До свидания, Гарри.

И ушла. Гермиона дождалась, пока Чо отойдет на середину двора, а потом набросилась на Рона:

– Ты такой бестактный!

– А чего? Я только спросил…

– Ты не понял, что она хотела поговорить с Гарри наедине?

– Ну и говорила бы. Я не мешал…

– Что ты на нее напал из-за какой-то квидишной команды?

– Напал? Я не напал, я просто…

– Какое тебе дело, болеет она за «Торнадо» или нет?

– Ну, знаешь, половина народу купили такой значок в последнем сезоне…

– Да какая разница?

– Такая, что они не настоящие фанаты, а примазываются к победителям…

– Колокол, – устало сказал Гарри. Рон с Гермионой пререкались так громко, что сами не услышали. Всю дорогу до подземелья Злея они ругались, и Гарри успел поразмыслить о том, что с такими товарищами, как Невилл и Рон, ему если и удастся поговорить с Чо больше двух минут, то потом срочно придется эмигрировать.

Тем не менее, думал он, присоединяясь к очереди перед классом Злея, она все-таки подошла поговорить. Чо вполне могла бы ненавидеть Гарри за то, что выжил он, а не Седрик… А она обращается с ним вполне по-дружески и, видимо, не считает его лжецом или психом, не винит в гибели Седрика… Надо же, сама подошла, второй раз за два дня… От этой мысли у Гарри поднялось настроение. Даже зловещий скрип двери в подземелье Злея не смог проколоть надувшийся в груди воздушный шарик надежды. Вслед за Роном и Гермионой Гарри, как обычно, прошел к задним рядам и сел между друзьями, не обращая внимания на их недовольное фырканье.

– Приготовьтесь, – ледяным тоном сказал Злей, захлопнув дверь.

В призыве к порядку не было необходимости: едва услышав стук закрывающейся двери, ученики прекратили возню и затихли. Как правило, один только вид Злея гарантировал полную тишину в классе.

– Прежде чем приступить к сегодняшнему уроку, – начал Злей, стремительно подходя к доске и оборачиваясь к классу, – полагаю уместным напомнить, что в июне вам предстоит очень важный экзамен, где вы должны будете показать, насколько хорошо научились готовить и использовать волшебные снадобья. И хотя, бесспорно, некоторые из вас отличаются редкостным слабоумием, я надеюсь, что при сдаче экзаменов на С.О.В.У. вы все сумеете получить как минимум «нормально». В противном случае я буду… крайне вами недоволен.

Его взгляд задержался на Невилле. Тот судорожно сглотнул.

– Разумеется, по окончании этого года многие из вас распрощаются с моим предметом, – продолжал Злей. – П.А.У.К. по зельеделию будут сдавать только лучшие, а это, как вы понимаете, означает, что большинству из вас мне придется сказать «до свидания».

Его глаза остановились на Гарри; губы изогнулись в ядовитой улыбке. Гарри злобно уставился на учителя, с мрачным удовольствием думая о том, что после пятого класса сможет забыть об уроках зельеделия навсегда.

– Впрочем, до расставания у нас еще целый год, – вкрадчиво продолжал Злей. – Поэтому, вне зависимости от того, намерены вы сдавать П.А.У.К. или нет, я рекомендую вам сосредоточить все усилия на том, чтобы в конце этого года получить наивысший возможный балл, ибо даже при сдаче экзамена на С.О.В.У. я привык ожидать от своих учеников соответствия определенным стандартам… Сегодня вам предстоит изготовить зелье, которое очень часто встречается на экзаменах на Совершенно Обычный Волшебный Уровень: миротварево, снимающее беспокойство и возбуждение. Но учтите: если вы проявите неловкость при обращении с ингредиентами, сон человека, принявшего ваше зелье, будет тяжел, а в некоторых случаях и непробуден, поэтому вам следует проявить предельное внимание. – (Слева от Гарри Гермиона выпрямилась и застыла в крайней сосредоточенности.) – Состав и способ приготовления, – Злей чуть заметно взмахнул палочкой, – на доске перед вами, – (на доске возник рецепт), – а все, что нужно, вы найдете, – он опять взмахнул палочкой, – в шкафу, – (дверь шкафа распахнулась). – На приготовление отводится полтора часа… Приступайте.

Как и было предсказано, зелье оказалось невероятно трудным и капризным. Ингредиенты следовало добавлять в котел в точно установленном порядке и в тщательно отмеренных объемах, а затем помешивать определенное количество раз, сначала по часовой стрелке, потом против часовой. Пламя, на котором варилось зелье, за указанное число минут до добавления последнего ингредиента требовалось уменьшить до некоего конкретного уровня.

– Сейчас над вашим зельем должен появиться серебристый парок, – сказал Злей за десять минут до конца урока.

Гарри, давно и обильно потевший, в отчаянии обвел глазами подземелье. Над его собственным котлом клубился темно-серый пар, котел Рона плевался зелеными искрами. Шеймас лихорадочно тыкал волшебной палочкой под свой котел: там отчего-то потух огонь. Над зельем Гермионы, однако, поднимался красивый серебристый туман, и Злей, проходя мимо, лишь молча посмотрел поверх крючковатого носа, а это означало, что он не нашел повода для критики. Зато у котла Гарри Злей остановился и с отвратной ухмылкой заглянул внутрь.

– Скажите-ка мне, Поттер, что, собственно, вы намеревались приготовить?

Слизеринцы, сидевшие в первых рядах, с любопытством обернулись – они обожали слушать, как Злей отчитывает Гарри.

– Миротварево, – напряженно ответил Гарри.

– А скажите-ка мне, Поттер, – вкрадчиво продолжал Злей, – умеете ли вы читать?

Драко Малфой засмеялся.

– Умею, – ответил Гарри. Его пальцы впились в палочку.

– В таком случае, будьте любезны, прочтите вслух третью строчку рецепта.

Гарри, прищурившись, посмотрел на доску. Сквозь клубы разноцветного пара, наполнявшего подземелье, разглядеть написанное было нелегко.

– «Добавить порошок лунного камня, помешать три раза против часовой стрелки, оставить на медленном огне на семь минут, затем добавить две капли чемеричного сиропа».

Сердце его оборвалось. Он забыл про чемеричный сироп и после семи минут на медленном огне сразу перешел к четвертому пункту.

– Вы выполнили все, что сказано в третьем пункте, Поттер?

– Нет, – очень тихо ответил Гарри.

– Простите, не расслышал?

– Нет, – громче повторил Гарри. – Я забыл чемеричный сироп.

– Знаю, что забыли, Поттер, а это означает, что ваша бурда абсолютно бесполезна. Эванеско.

Зелье Гарри исчезло, а сам он остался как дурак у пустого котла.

– Тех из вас, кто умеет читать, прошу сдать для проверки пузырьки с образцами зелья. Не забудьте четко надписать свое имя, – сказал Злей. – Домашнее задание: двенадцать дюймов пергамента о свойствах лунного камня и его использовании в зельеделии, сдать в четверг.

Пока все вокруг переливали зелье в пузырьки, Гарри, от ярости дымясь, собирал вещи. Неужели его зелье хуже зелья Рона, которое уже остро воняло тухлыми яйцами? Или зелья Невилла, которое приобрело консистенцию свежезамешанного цемента, – Невиллу пришлось выдалбливать его из котла? Между тем только Гарри получит за сегодняшнюю работу ноль баллов. Он сунул волшебную палочку в рюкзак, плюхнулся на стул и стал наблюдать, как остальные несут Злею закупоренные пузырьки. Наконец прозвонил колокол. Гарри выскочил из подземелья первым и, когда Рон и Гермиона дошли до Большого зала, успел начать есть. Небо посерело еще гуще. В высокие окна хлестал дождь.

– Он поступил ужасно несправедливо, – утешительно сказала Гермиона, садясь рядом с Гарри и накладывая себе картофельную запеканку с мясом. – У Гойла зелье получилось намного хуже твоего. Когда он перелил его в пузырек, все взорвалось, а мантия Гойла загорелась.

– Да провались он, – отозвался Гарри, прожигая взглядом тарелку, – когда это Злей поступал со мной справедливо?

Ни Рон, ни Гермиона не ответили: все трое прекрасно знали о непримиримой взаимной вражде, связавшей Злея и Гарри с их самой первой встречи.

– Вообще-то я надеялась, что в этом году он будет чуточку лучше, – разочарованно проговорила Гермиона. – Из-за… сам понимаешь… – Она осторожно огляделась. По обе стороны от них было по меньшей мере полдюжины пустых мест, и никто не проходил мимо. – …Из-за Ордена и всего прочего.

– Черного колдуна не отмоешь добела, – мудро изрек Рон. – И потом, я всегда считал, что Думбльдор просто сумасшедший, что доверяет Злею. Где у него доказательства, что Злей больше не работает на Сами-Знаете-Кого?

– Если Думбльдор не делится с тобой, это еще не значит, что доказательств нет, – отрезала Гермиона. Но, едва Рон открыл рот, чтобы привести контраргумент, Гарри рявкнул:

– Слушайте, да замолчите вы наконец!

Рон и Гермиона застыли, рассерженные и обиженные.

– Спокойно пожить не можете? – продолжил Гарри. – Грызетесь, грызетесь, достали уже. – И, бросив недоеденный пастуший пирог, перекинул рюкзак через плечо и ушел.

Перепрыгивая через ступеньки, против потока школьников, спешивших на обед, он взбежал по мраморной лестнице. Гнев, вспыхнувший так внезапно, горел внутри, и Гарри с глубочайшим удовлетворением вспоминал потрясенные лица Рона и Гермионы. Так им и надо, думал он, трех минут не могут провести не поссорившись… вечно собачатся… от них кто угодно на стенку полезет…

На лестничной площадке он миновал большой портрет рыцаря сэра Кэдогана; тот обнажил меч и с вызовом наставил его на Гарри, который, впрочем, не обратил на это внимания.

– Назад, шелудивый пес! Встречай свою смерть достойно! – заорал сэр Кэдоган. Из-под забрала его голос звучал приглушенно. Гарри, не оборачиваясь, решительно шагал дальше. Сэр Кэдоган попытался преследовать его и даже перебежал на соседнюю картину, но был остановлен тамошним обитателем, большим недовольным волкодавом.

Остаток обеденного перерыва Гарри в одиночестве просидел под люком на вершине Северной башни и, когда колокол возвестил начало урока, первым взобрался по серебряной лесенке в класс прорицания.

Прорицание, после зельеделия, было самым нелюбимым предметом Гарри – главным образом из-за того, что преподавательница, профессор Трелони, имела дурную привычку на каждом уроке предсказывать ему неминуемую безвременную кончину. Сибилла Трелони, очень худая женщина, задрапированная множеством шалей, обвешанная бесчисленными бусами и носившая очки, от которых ее глаза казались огромными, напоминала Гарри какое-то насекомое. Когда он вошел, она раскладывала книжки в потрепанных кожаных переплетах по шатким столикам, расставленным по всему классу. Свет ламп, накрытых шарфами, и тихо тлеющего огня в камине, источавшего тошнотворный аромат благовоний, был так слаб, что преподавательница не заметила Гарри, и тот бесшумно скользнул в уголок. Через пять минут подтянулись и остальные. Рон вынырнул из люка, внимательно осмотрелся и, заметив Гарри, направился прямо к нему – ну насколько позволяли столики, креслица и пуфики, преграждавшие путь.

– Мы с Гермионой перестали спорить, – сообщил он, сев рядом.

– Молодцы, – буркнул Гарри.

– Но Гермиона сказала, что было бы хорошо, если бы ты перестал срывать на нас злость.

– Я не…

– Я только передал, – перебил Рон. – Но, по-моему, она права. Мы не виноваты, что Шеймас и Злей с тобой так обошлись.

– Я и не говорил, что…

– Добрый день, – заговорила профессор Трелони своим загадочным, мечтательным голосом, и Гарри умолк, слегка сердясь и устыдившись. – Я очень рада вновь приветствовать вас на занятиях по прорицанию. Конечно, в каникулы я пристально следила за вашими судьбами, и мне отрадно видеть, что все вы возвратились в «Хогварц» целыми и невредимыми… Разумеется, я знала, что так и будет… На столах перед вами книга Иньиго Имаго «Толмач сновидений». Разгадка снов играет принципиально важную роль в предсказании будущего, поэтому, скорее всего, именно это вас и попросят проделать при сдаче экзаменов на С.О.В.У. Вы, конечно, понимаете, что, когда речь заходит о священном искусстве прорицания, результатам экзаменов нельзя придавать ни малейшего значения. Для того, кто обладает Внутренним Взором, дипломы и оценки – пустой звук. Однако, коль скоро директору нужно, чтобы вы сдавали экзамен…

Ее голос стих, фраза деликатно повисла в воздухе, но ни у кого не было сомнений, что профессор Трелони считает свой предмет выше столь низменных материй.

– Откройте, пожалуйста, введение и прочитайте, что говорит Имаго о толковании снов. Затем разделитесь на пары и с помощью «Толмача сновидений» разберите последние сны друг друга. Приступайте, прошу вас.

Единственный плюс прорицания – урок не был сдвоенным. Когда они дочитали введение, на толкование осталось едва ли десять минут. Дин за соседним столиком выбрал себе в пару Невилла, и тот незамедлительно пустился в пространное повествование о своем кошмаре, в котором гигантские ножницы надели лучшую шляпку его бабушки. Гарри с Роном лишь мрачно переглянулись.

– Никогда снов не запоминаю, – сказал Рон. – Давай лучше ты.

– Ну хоть один-то ты наверняка вспомнишь, – нетерпеливо возразил Гарри.

Он не собирался никому рассказывать свои сны. Он и так прекрасно знал, что означает его еженощный кошмар про кладбище, и не нуждался в разъяснениях – ни от Рона, ни от профессора Трелони, ни тем более от идиотского «Толмача сновидений».

– Ладно. Позавчера мне снилось, что я играю в квидиш, – припоминая, Рон мучительно скривился. – И что это значит, по-твоему?

– Наверное… что тебя… съест гигантская зефирина… – проговорил Гарри, без интереса листая «Толмач». Выискивать там обрывки снов было очень скучно, и Гарри совершенно не обрадовался, когда профессор Трелони задала на дом целый месяц вести дневник сновидений. Вскоре прозвонил колокол, и Гарри с Роном стали спускаться вниз по лестнице. Рон громко ворчал:

– Ты понимаешь, сколько нам уже всего назадавали? Во-первых, сочинение на полтора фута по войнам с гигантами для Биннза, во-вторых, фут по лунному камню для Злея, а теперь еще целый месяц вести этот дурацкий дневник! Фред и Джордж не наврали про этот год! Ну, пусть только тетка Кхембридж попробует что-нибудь задать!..

Профессор Кхембридж уже сидела за столом в аудитории защиты от сил зла. На ней была вчерашняя пушистая розовая кофта и черный бархатный бант на голове. Гарри опять вообразил огромную муху, которая неосторожно села на голову огромнейшей жабы.

Ученики входили в класс очень тихо. Пока что профессор Кхембридж – темная лошадка, и непонятно, насколько она строга.

– Ну-с, здравствуйте! – воскликнула она, когда все наконец расселись.

Кое-кто в ответ пробормотал «здрасьте».

– Ц-ц-ц, – поцокала языком профессор Кхембридж. – Так дело не пойдет. Прошу вас, хором и громко: «Здравствуйте, профессор Кхембридж!» Итак, еще разочек, дружно. Здравствуйте, ребята!

– Здравствуйте, профессор Кхембридж! – пропел класс.

– Так-то лучше, – сладко мурлыкнула профессор Кхембридж. – Совсем не трудно, правда? А теперь уберите палочки и достаньте перья.

Многие угрюмо переглянулись: просьба убрать палочки никогда еще не предвещала интересного урока. Гарри сунул палочку в рюкзак и достал перо, чернила и пергамент. Профессор Кхембридж открыла сумочку, вынула свою палочку – на редкость короткую – и крепко постучала ею по доске. Там мгновенно появились слова:

 

 

ЗАЩИТА ОТ СИЛ ЗЛА

 

ПОВТОРЕНИЕ БАЗОВЫХ ПРИНЦИПОВ

– Думаю, все вы согласитесь, что изучали этот предмет крайне обрывочно и фрагментарно, не так ли? – заявила профессор Кхембридж, поворачиваясь к классу и аккуратно складывая ручки на животе. – У вас постоянно сменялись преподаватели, и большинство не давало себе труда придерживаться одобренного министерством курса. К несчастью, это привело к тому, что ваши знания не соответствуют стандартам, требуемым при сдаче экзаменов на С.О.В.У. Поэтому вы будете рады узнать, что положение вещей кардинально изменилось к лучшему. В этом году мы с вами будем проходить тщательно проработанный и одобренный министерством теоретический курс защитной магии. Запишите, пожалуйста, следующее.

Она опять постучала по доске; предыдущая надпись исчезла, и ее место заняла другая: «Задачи курса».

1. Основополагающие принципы защитной магии.

2. Выработка умения распознавать ситуации, в которых закон допускает применение защитной магии.

3. Защитная магия как магия практическая.

 

 

Несколько минут в классе раздавался лишь скрип перьев по пергаменту. Когда все списали с доски, профессор Кхембридж спросила:

– Все приобрели «Теорию защитной магии» Уилберта Уиляйла?

В ответ раздалось утвердительное бормотание.

– Пожалуй, мы попробуем еще раз, – качнула головой профессор Кхембридж. – Когда я задаю вопрос, я хочу слышать четкий и внятный ответ: «да, профессор Кхембридж» или «нет, профессор Кхембридж». Итак: все приобрели «Теорию защитной магии» Уилберта Уиляйла?

– Да, профессор Кхембридж, – зазвенело в классе.

– Прекрасно, – сказала она. – А теперь откройте страницу пять. Глава первая, «Основы для начинающих». Читайте про себя. Объяснения не потребуются.

Профессор Кхембридж отошла от доски, уселась за учительский стол и уставилась на ребят припухшими жабьими глазами. Гарри открыл страницу пять «Теории защитной магии» и приступил.

Читать было отчаянно скучно – все равно что слушать профессора Биннза. Сосредоточиться не удавалось ни в какую, и скоро Гарри понял, что уже в шестой раз проводит глазами по одной и той же строчке, но дальше первых слов не понимает ничего. Некоторое время прошло в гробовом молчании. Рядом с Гарри Рон, уставившись в одну точку на странице, рассеянно вертел в руках перо. Гарри глянул вправо, и изумление вывело его из ступора. Гермиона даже не открыла учебник. Вместо этого, подняв руку, она в упор смотрела на профессора Кхембридж.

Гарри не припоминал, чтобы прежде Гермиона отказывалась читать, если ей велено читать, и вообще противостояла искушению открыть любую книгу, попавшуюся ей на глаза. Он вопросительно поглядел на нее, но она лишь слегка тряхнула головой – мол, на вопросы отвечать не станет, – и продолжала смотреть на профессора Кхембридж, которая столь же упорно смотрела в другую сторону.

Прошло еще некоторое время. На Гермиону глядел уже не только Гарри. «Основы для начинающих» оказались настолько нудными, что с каждой минутой все больше народу бросало чтение и переключалось на Гермиону, безмолвно старавшуюся привлечь внимание профессора Кхембридж.

Вскоре уже больше половины класса смотрело не в книгу, а на Гермиону, и профессор Кхембридж, видимо, решила, что игнорировать ситуацию больше нельзя.

– Вы хотите задать вопрос по поводу прочитанной главы, милая? – спросила она Гермиону так, словно только что заметила ее поднятую руку.

– Не по поводу главы, нет.

– Видите ли, мы сейчас читаем учебник, – произнесла профессор Кхембридж, показав острые зубки. – Обсуждение любой другой темы следует отложить до конца урока.

– У меня вопрос по поводу задач курса, – объяснила Гермиона.

Профессор Кхембридж подняла брови:

– Ваше имя?

– Гермиона Грейнджер.

– Очень хорошо, мисс Грейнджер, но мне кажется, что задачи курса определены очень четко и понятны всякому, кто внимательно их прочитает. – Голос профессора Кхембридж неколебимо источал мед.

– Мне – нет, – отрезала Гермиона. – Там ничего не сказано об использовании защитных заклинаний.

Повисла краткая пауза; многие повернулись к доске и, хмуря лбы, еще раз прочитали задачи курса.

– Использовании защитных заклинаний? – с кокетливым смешком повторила профессор Кхембридж. – Мисс Грейнджер, я и представить себе не могу ситуации, в которой вам на моем уроке понадобилось бы использовать защитные заклинания. Едва ли вы можете опасаться, что кто-то нападет на вас во время урока.

– Так мы что, вообще не будем колдовать? – воскликнул Рон.

– Тот, кто хочет что-то сказать у меня на уроке, должен сначала поднять руку, мистер…

– Уизли, – ответил Рон, выбрасывая вверх руку.

Профессор Кхембридж, широко распялив в улыбке рот, повернулась к нему спиной. Тут подняли руки и Гарри с Гермионой. Припухшие глаза профессора Кхембридж задержались на Гарри. Потом она обратилась к Гермионе:

– Да, мисс Грейнджер? Еще вопрос?

– Да, – кивнула Гермиона. – Насколько я понимаю, основная цель изучения защиты от сил зла – овладеть практическими навыками применения защитных заклинаний. Так?

– Позвольте полюбопытствовать, мисс Грейнджер, являетесь ли вы квалифицированным методистом, получившим сертификацию министерства? – с фальшивой любезностью осведомилась профессор Кхембридж.

– Нет, но…

– Тогда, боюсь, не вам решать, что является «основной целью изучения» какого бы то ни было предмета. Наша новая программа разработана колдунами много старше и умнее вас. Вы познакомитесь с защитными заклинаниями гарантированно безопасным способом…

– Какой в этом толк? – громко вмешался Гарри. – Когда на нас нападут, наша безопасность не будет гаранти…

– Руку, мистер Поттер, – пропела профессор Кхембридж.

Гарри взметнул кулак. И снова профессор Кхембридж отвернулась – но руки подняли и другие.

– Ваше имя? – обратилась профессор Кхембридж к Дину.

– Дин Томас.

– Итак, мистер Томас?

– Но ведь Гарри говорит правильно! – заявил Дин. – Если на нас нападут, никаких гарантий безопасности у нас не будет.

– Повторяю, – произнесла профессор Кхембридж, очень неприятно улыбаясь Дину. – Едва ли вы можете опасаться, что на вас нападут во время урока.

– Нет, но…

Профессор Кхембридж его перебила.

– Мне не хотелось бы критиковать манеру ведения дел в этой школе, – сказала она, и ее рот растянулся в неубедительной улыбке, – но в прошлом мой предмет вам преподавали весьма безответственные лица, весьма, весьма безответственные. Не говоря уже, – тут она препротивно засмеялась, – об исключительно опасных метисах.

– Если вы имеете в виду профессора Люпина, – разозлился Дин, – то он был лучше всех, кто у нас…

– Руку, мистер Томас! Как я уже говорила, вас обучали заклинаниям очень сложным, совершенно неподходящим для вашей возрастной группы и потенциально крайне опасным, можно даже сказать, смертельно опасным. Вас запугали, и теперь вам кажется, будто в любой момент вам угрожают силы зла…

– Ничего подобного, – перебила Гермиона, – мы просто…

– Вы опять не подняли руку, мисс Грейнджер!

Гермиона подняла руку. Профессор Кхембридж отвернулась.

– Насколько мне известно, мой предшественник выполнял запрещенные заклинания не только при вас, но и на вас.

– Ну так он и оказался маньяком! – горячо воскликнул Дин. – И заметьте, при этом он многому нас научил.

– Вы тоже не подняли руку, мистер Томас! – пронзительно вскричала профессор Кхембридж. – Так вот. В министерстве магии считают, что для экзаменов, которые, по сути дела, и есть конечная цель обучения в школе, теоретических знаний более чем достаточно. А ваше имя?.. – прибавила она, воззрившись на Парвати, которая только что подняла руку.

– Парвати Патил, а разве на экзаменах на С.О.В.У. по защите от сил зла не будет практической части? Мы же должны будем на деле показать, что способны выполнить контрзаклятия?

– При условии добросовестного освоения теоретического материала у вас не будет никаких трудностей с выполнением изученных заклинаний в тщательно контролируемых экзаменационных условиях, – отмахнулась профессор Кхембридж.

– Ни разу не попробовав? – не веря своим ушам, переспросила Парвати. – То есть на экзамене мы будем выполнять их в первый раз?

– Повторяю, при условии добросовестного освоения теоретического материала…

– Какой толк от теории в реальном мире? – громко спросил Гарри, выставив в воздух кулак.

Профессор Кхембридж подняла на него глаза.

– Это не реальный мир, мистер Поттер, это школа, – тихо сказала она.

– Значит, нас не собираются готовить к тому, что нас там ждет?

– Вас там ничего не ждет, мистер Поттер.

– Неужели? – язвительно спросил Гарри. Его гнев, весь день булькавший под крышкой, достиг точки кипения.

– Вы же дети. Кто, по вашему мнению, станет на вас нападать? – ужасно медоточивым голосом осведомилась профессор Кхембридж.

– Хмм, дайте-ка подумать… – Гарри изобразил глубокие раздумья. – Ну, может быть… лорд Вольдеморт?

Рон ахнул, Лаванда Браун тихо вскрикнула, Невилл сполз со стула. Профессор Кхембридж, однако, даже не поморщилась, а, напротив, посмотрела на Гарри с мрачным удовлетворением:

– Минус десять баллов с «Гриффиндора», мистер Поттер.

В классе повисло потрясенное молчание. Все смотрели либо на Кхембридж, либо на Гарри.

– А теперь позвольте мне кое-что вам объяснить раз и навсегда.

Профессор Кхембридж встала и склонилась над столом, уперев в него коротенькие толстые пальцы.

– Вам сказали, что небезызвестный черный колдун воскрес из мертвых…

– Не из мертвых! – гневно возразил Гарри. – Но он вернулся!

– Мистер-Поттер-вы-уже-украли-у-своего-колледжа-десять-баллов-не-усугубляйте-свое-положение, – на одном дыхании отчеканила профессор Кхембридж, даже не поглядев на Гарри. – Как я уже сказала, вас проинформировали, что небезызвестный черный колдун вновь набрал силу. Это ложь.

– Это НЕ ложь! – крикнул Гарри. – Я его видел, я с ним сражался!

– Мистер Поттер, вы наказаны! – победно объявила профессор Кхембридж. – Придете в мой кабинет. Завтра вечером. В пять. Я повторяю: это ложь. Министерство магии гарантирует вам полную безопасность от каких бы то ни было черных колдунов. Тем не менее, если вас что-то беспокоит, пожалуйста, приходите ко мне. После уроков или на переменах. Мы поговорим. Если кто-то пугает вас глупыми россказнями о возродившихся черных колдунах, мне бы хотелось об этом знать. Я хочу вам помочь. Я здесь для этого. Я ваш друг. А сейчас, пожалуйста, продолжайте читать. Страница пять, «Основы для начинающих».

Профессор Кхембридж села на место. Гарри между тем встал. Все уставились на него; на лице у Шеймаса ужас мешался с восхищением.

– Гарри, не надо! – прошептала Гермиона и потянула его за рукав, но Гарри отдернул руку.

– Значит, по-вашему, Седрик Диггори взял и умер сам? – спросил Гарри. Голос его дрожал.

Класс дружно охнул: никто, за исключением Рона и Гермионы, еще не слышал, чтобы Гарри упоминал о событиях той страшной ночи. Все с жадным любопытством водили глазами от него к профессору Кхембридж и обратно. Та сверлила Гарри тяжелым взглядом, и на лице ее не было и тени улыбки.

– Смерть Седрика Диггори наступила в результате трагического несчастного случая, – холодно заявила она.

– Нет, это было убийство, – возразил Гарри, чувствуя, что дрожит с головы до ног. До сих пор он почти ни с кем об этом не разговаривал, а теперь вот заговорил, и к тому же сразу перед тридцатью слушателями. – Его убил Вольдеморт, и вы прекрасно об этом знаете.

Лицо профессора Кхембридж окаменело. Гарри подумал, что сейчас она на него заорет. А она заговорила тихо-тихо, нежным девчачьим голоском:

– Дорогой мистер Поттер, прошу вас, подойдите ко мне.

Гарри оттолкнул стул ногой, обогнул Рона и Гермиону и направился к учительскому столу. Весь класс в страхе затаил дыхание. Гарри был так зол, что совершенно не волновался о своей участи.

Профессор Кхембридж достала из сумочки маленький розовый свиток, развернула его, окунула в чернильницу перо и принялась водить им по пергаменту. Она сгибалась очень низко, и Гарри не видел, что она пишет. Все молчали. Прошла минута или две, профессор Кхембридж скатала пергамент, постучала по нему волшебной палочкой, и свиток сам собой запечатался безо всякого шва, чтобы Гарри не мог открыть.

– Будьте любезны, отнесите это профессору Макгонаголл, – попросила профессор Кхембридж, протягивая Гарри пергамент.

Он молча забрал свиток, развернулся и покинул аудиторию, не оглянувшись на Рона и Гермиону и громко хлопнув дверью. Зажав свиток в кулаке, он очень быстро шел по коридору, а свернув за угол, наткнулся на полтергейста Дрюзга, маленького человечка с огромным ртом. Тот плавал в воздухе на спине и жонглировал чернильницами.

– Поттер, Поттер, Поттерок, Поттер – грязненький горшок! – пропел Дрюзг и нарочно уронил парочку чернильниц. Те разбились и сильно забрызгали стены, а Гарри отскочил со свирепым рыком:

– Прекрати, Дрюзг!

– О-о-о! У грязного Горшка треснула башка! – завопил Дрюзг, преследуя Гарри. – Что случилось, друг Горшок? Опять слышим голоса? Видим видения? Говорим… – Дрюзг грубо фыркнул, – языками?

– Я же сказал, оставь меня в ПОКОЕ! – выкрикнул Гарри, сбегая вниз по ближайшей лестнице, но Дрюзг на спине съехал по перилам вслед за ним.

Одни говорят, что он врушка,

наш Поттер – дырявый горшок,

Другие чуть-чуть подобрее, считают —

он пережил шок,

Но Дрюзгик все знает всех лучше:

свихнулся совсем паренек!

 

 

– ЗАТКНИСЬ!

Дверь слева распахнулась, и из своего кабинета вышла профессор Макгонаголл, недовольная и немного встревоженная.

– Почему вы орете, Поттер? – грозно спросила она. Довольный Дрюзг закудахтал и умчался прочь. – И почему вы не на занятиях?

– Потому что меня послали к вам, – жестко ответил Гарри.

– Послали? Что это значит, послали?

Он протянул ей записку от профессора Кхембридж. Профессор Макгонаголл, нахмурившись, взяла свиток, стукнула по нему волшебной палочкой, развернула и начала читать. Глаза за квадратными стеклами очков бегали по строчкам и все больше суживались.

– Идите сюда, Поттер.

Следом за профессором Макгонаголл Гарри прошел в ее кабинет. Дверь за ним закрылась сама собой.

– Ну? – нависая над Гарри, сурово спросила профессор Макгонаголл. – Это правда?

– Что правда? – спросил Гарри агрессивнее, чем собирался. – Профессор? – добавил он, желая хоть как-то загладить грубость.

– Что вы накричали на профессора Кхембридж?

– Да, – кивнул Гарри.

– И назвали ее лгуньей?

– Да.

– И сказали, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся?

– Да.

Профессор Макгонаголл села за стол, внимательно посмотрела на Гарри и сказала:

– Возьмите печенье, Поттер.

– Что взять?

– Печенье, – нетерпеливо повторила она, показывая на стоящую поверх бумаг клетчатую жестянку. – И садитесь.

С Гарри однажды уже был случай, когда он, ожидая от профессора Макгонаголл по меньшей мере порки, вместо этого попал в гриффиндорскую квидишную команду. Сейчас, растерянный, как в тот раз, и решительно не в своей тарелке, он опустился в кресло и взял имбирного тритона.

Профессор Макгонаголл положила на стол записку профессора Кхембридж и очень серьезно поглядела на Гарри:

– Поттер, вы должны быть очень, очень осторожны.

Гарри проглотил имбирного тритона и уставился на нее. Голос у нее был совсем не такой, к какому он привык, – не сухой, деловитый и строгий, а тихий, взволнованный и гораздо человечнее, чем обычно.

– Плохое поведение на уроке Долорес Кхембридж может стоить вам гораздо дороже, чем потеря баллов или наказание после уроков.

– В каком смы?..

– Поттер, включите мозги, – раздраженно бросила профессор Макгонаголл, резко возвращаясь к своей обычной манере. – Вы же знаете, откуда она и кому подотчетна.

Колокол прозвонил конец урока. Сразу же отовсюду понесся слоновий топот мигрирующих школьников.

– Здесь сказано, что вы должны отбывать наказание целую неделю, каждый вечер, начиная с завтрашнего дня, – сказала профессор Макгонаголл, снова заглянув в записку Кхембридж.

– Каждый день на этой неделе? – ужаснулся Гарри. – Но, профессор, вы не могли бы…

– Нет, не могла бы, – сухо ответила профессор Макгонаголл.

– Но…

– Она ваш учитель и имеет полное право назначать наказания. Завтра в пять вечера вы придете к ней в кабинет. И запомните: с Долорес Кхембридж шутки плохи.

– Но я же сказал правду! – разъярился Гарри. – Вольдеморт вернулся, вы же сами знаете, и профессор Думбльдор знает…

– Ради всего святого, Поттер! – Профессор Макгонаголл сердито поправила очки (при слове «Вольдеморт» ее лицо перекосилось от ужаса). – Вы действительно считаете, что тут дело в правде и лжи? Ничего подобного! Тут дело в том, чтобы не высовываться и держать себя в руках!

Профессор Макгонаголл поднялась из-за стола. Ноздри ее раздувались, рот сжался в узкую полоску. Гарри тоже встал.

– Возьмите еще печенье, – брюзгливо буркнула она, подталкивая к нему жестянку.

– Спасибо, не хочу, – холодно ответил Гарри.

– Не дурите, – рыкнула Макгонаголл.

Гарри взял печенье.

– Спасибо, – проворчал он.

– Вы совсем не слушали, что говорила Долорес Кхембридж на пиру?

– Почему, слушал, – возразил Гарри. – Она говорила… что запретят прогресс и… ну, смысл был такой… и что министерство магии будет вмешиваться в дела «Хогварца».

Профессор Макгонаголл внимательно на него посмотрела, потом фыркнула, обошла вокруг стола и открыла дверь.

– Хорошо, что вы, по крайней мере, выслушали Гермиону Грейнджер, – сказала она, жестом выпроваживая Гарри из кабинета.

 

 

Глава тринадцатая Наказание у Долорес

Ужин в Большом зале был сущим наказанием, поскольку весть о том, что Гарри наорал на Кхембридж, разлетелась по школе с невиданной даже для «Хогварца» быстротой. Пока он сидел между Роном и Гермионой и ел, до него отовсюду доносилось взволнованное шушуканье, причем, как ни странно, никого не волновало, что Гарри может их услышать. Наоборот, его как будто нарочно пытались вывести из себя, чтобы он снова раскричался, – видимо, рассчитывали таким образом узнать все из первых уст.

– Он говорит, что видел, как убили Седрика Диггори…

– Заявляет, будто дрался на дуэли с Сами-Знаете-Кем…

– Да брось…

– Да кто ему поверит?

– Я т-тя умоляю…

– Я вот чего не понимаю, – сквозь зубы процедил Гарри, откладывая нож и вилку (он не мог их удержать, руки слишком тряслись). – Почему два месяца назад они поверили Думбльдору, а сейчас…

– А я вовсе не уверена, что они поверили, – мрачно изрекла Гермиона. – Знаете что, пошли-ка отсюда.

Она шваркнула на стол нож и вилку. Рон, тоскливо поглядев на недоеденный яблочный пирог, послушно поднялся. Все головы в зале повернулись им вслед.

– Не уверена, что они поверили Думбльдору? Почему? – спросил Гарри Гермиону на первой лестничной площадке.

– Слушай, ты не представляешь, как это все выглядело со стороны, – тихо ответила Гермиона. – Ты вдруг появляешься посреди поля, вцепился в тело Седрика… Никто ведь не видел, что произошло в лабиринте… А потом Думбльдор говорит, что Сам-Знаешь-Кто вернулся, убил Седрика и дрался с тобой.

– И это истинная правда! – гневно воскликнул Гарри.

– Да, Гарри, я знаю. Может, уже хватит на меня бросаться, а? – устало сказала она. – Просто эта самая истинная правда даже не успела до них дойти, они сразу разъехались на каникулы, и потом два месяца «Оракул» им внушал, что ты ненормальный, а Думбльдор вообще выжил из ума!

Пустынными коридорами они брели к гриффиндорской башне. Дождь громко барабанил в стекла. Гарри казалось, что первый день в школе длится уже минимум неделю, а ведь нужно еще сделать целую гору домашних заданий! Лоб над правым глазом сверлила противная тупая боль. Перед поворотом в коридор с Толстой Тетей Гарри глянул в залитое дождем окно. Во дворе было темно, и в хижине Огрида по-прежнему не горел свет.

– Мимбулюс мимблетония, – опередила Гермиона вопрос Толстой Тети, портрет открылся, и они через дыру пролезли в общую гостиную.

В комнате почти никого не было – гриффиндорцы еще не вернулись с ужина. Косолапсус, красиво развернув свернутое клубком тело, с громким мурлыканьем побежал им навстречу и, как только все трое уселись в свои любимые кресла у камина, легко вспрыгнул Гермионе на колени, улегся и стал похож на мохнатую рыжую подушку. Гарри в изнеможении уставился в огонь.

– Как Думбльдор мог такое допустить?! – вдруг вскричала Гермиона. Косолапсус с оскорбленным видом соскочил с ее колен, а Гарри и Рон от испуга подпрыгнули. Гермиона в ярости ударила кулаками по подлокотникам кресла, и из дыр в обивке посыпалась труха. – Как он мог взять эту женщину нам в учителя? К тому же в год экзаменов на С.О.В.У.!

– Ну, нормального учителя по защите от сил зла у нас никогда не было, – сказал Гарри. – Огрид же говорил, помните? На эту работу никто не хочет идти, говорят, она проклята.

– Да, но нанимать человека, который запрещает колдовать! Чего Думбльдор добивается?

– И она хочет, чтоб мы шпионили друг за другом, – сумрачно заметил Рон. – Помните, она говорила, что, если кто-то пугает нас россказнями о возвращении Сами-Знаете-Кого, пускай мы ей стукнем?

– Само собой, она за нами шпионит, это же очевидно – за этим Фудж ее сюда и направил, – резко отозвалась Гермиона.

– Только не заводитесь, – с бессильной усталостью произнес Гарри. – Давайте лучше… сделаем домашние задания, забудем про них побыстрее…

Они перенесли из угла к камину свои рюкзаки. Народ уже возвращался с ужина. Гарри старательно отворачивался от входной дыры, но все равно чувствовал, что на него смотрят.

– Давайте для начала разделаемся со Злеем, – предложил Рон, окуная перо в чернильницу. – «Свойства… лунного камня… и его применение… в зельеделии…» – забормотал он, водя пером по пергаменту. – Вот. – Он подчеркнул заглавие и выжидательно уставился на Гермиону: – Ну? Каковы свойства лунного камня и его применение в зельеделии?

Но Гермиона не слушала; она, прищурившись, глядела в дальний угол, где в окружении первоклассников сидели Фред, Джордж и Ли Джордан. Наивные первоклашки доставали что-то из бумажного пакета, который протягивал им Фред, и отправляли это в рот.

– Нет уж, извините, они переходят всякие границы! – разъярилась Гермиона и вскочила. – Рон, пошли.

– А? Чего? – Рон явно старался выгадать время. – Да ну… Брось, Гермиона… Что мы, запретим им сладости раздавать?

– Ты прекрасно знаешь, что это никакие не сладости, а нуга-носом-кровь, или… рвотные ракушки, или что там еще…

– Хлопья-в-обморок? – тихо подсказал Гарри.

Первоклассники один за другим теряли сознание, обмякая в креслах, будто стукнутые по голове невидимой киянкой; кто-то соскальзывал на пол, кто-то свисал с подлокотников, вывалив язык. В гостиной почти все смеялись, но Гермиона, грозно расправив плечи и твердо печатая шаг, направилась к Фреду с Джорджем. Те с пергаментами в руках внимательно наблюдали за обморочными детьми. Рон приподнялся с сиденья, в нерешительности повисел на руках, а потом, пробормотав: «Сама разберется», – снова сел, постаравшись сползти по сиденью как можно глубже, насколько позволял рост.

– Хватит! – свирепо сказала Гермиона близнецам. Те слегка удивились.

– Пожалуй, ты права, – задумчиво кивнул Джордж, – думаю, этой дозы достаточно…

– Я вам уже говорила утром, нельзя испытывать эту дрянь на школьниках!

– Мы им платим! – возмутился Фред.

– Какая разница! Это может быть опасно!

– Фигня, – отмахнулся Фред.

– Успокойся, Гермиона, с ними все в порядке! – заверил Ли. Он по очереди пихал фиолетовые пастилки первоклассникам в открытые рты.

– Точно, смотри – очухиваются, – сказал Джордж.

Действительно, кое-кто уже шевелился; несколько первоклашек сильно изумились, обнаружив, что лежат на полу или свешиваются с подлокотника, и Гарри понял, что Фред с Джорджем не предупредили детей о том, чтó делают эти сладости.

– Нормально себя чувствуешь? – ласково спросил Джордж у крошечной темноволосой девочки, лежавшей у его ног.

– Ка… кажется, – дрожащим голосом ответила та.

– Отлично! – воскликнул довольный Фред, но тут Гермиона выхватила у него из рук пергамент и бумажный пакет с хлопьями-в-обморок.

– Ничего НЕ отлично!

– Как это не отлично? Они ведь живы, – рассердился Фред.

– Вы не имеете права! А если кто-то по-настоящему заболеет?

– Никто не заболеет, мы все проверили на себе, а теперь просто смотрим, у всех ли одинаковая реакция…

– Если вы не прекратите, я…

– Что? Оставишь нас после уроков? – спросил Фред голосом, в котором явственно прочитывалось: «Я бы на тебя посмотрел».

– Заставишь писать предложения? – хмыкнул Джордж.

В гостиной засмеялись. Гермиона выпрямилась в полный рост. Глаза ее сузились, а пышные волосы стояли дыбом, как наэлектризованные.

– Нет, – сказала она. Ее голос дрожал от гнева. – Я напишу вашей маме.

– Ты что, с ума сошла? – ужаснулся Джордж, отшатываясь.

– Нет, не сошла, – сурово произнесла Гермиона. – Я не могу вам запретить экспериментировать на себе, но на первоклассниках – не позволю.

Фред и Джордж стояли как громом пораженные. Оба явно сочли, что Гермиона нанесла им удар ниже пояса. Бросив на близнецов последний грозный взгляд, она пихнула пергамент и пакет Фреду в руки и гордо удалилась к креслу у камина.

Рон так сильно вжался в сиденье, что его нос находился примерно на уровне коленок.

– Благодарю за поддержку, Рон, – процедила Гермиона.

– Ты же сама прекрасно справилась, – промямлил тот.

Гермиона невидяще посмотрела на чистый лист, а потом раздраженно сказала:

– Нет, бесполезно, не смогу сосредоточиться. Все, пора спать.

Она распахнула рюкзак. Гарри решил, что Гермиона сейчас затолкает туда книжки, а она вместо этого достала два бесформенных шерстяных предмета, аккуратно разместила на столике у камина, накидала на них пергаментных обрывков, а поверх всего сломанное перо и отступила полюбоваться.

– Во имя Мерлина! Ты чего? – спросил Рон. Он смотрел на Гермиону так, словно опасался за ее рассудок.

– Это шапочки для домовых эльфов, – живо отозвалась она, собирая учебники. – Я связала их летом. Но без колдовства я вяжу хуже всякой улитки, а теперь, я надеюсь, удастся больше.

– Ты оставляешь домовым эльфам шапочки? – очень медленно проговорил Рон. – А сверху прикрываешь их мусором?

– Да, – с вызовом ответила Гермиона, перебрасывая рюкзак через плечо.

– Так не годится, – возмутился Рон. – Ты хочешь всучить им шапочки обманом. Освободить эльфов без их ведома. А если они не хотят?

– Еще как хотят! – возразила Гермиона, хотя лицо ее сильно порозовело. – Смотри, Рон, не вздумай трогать шапочки!

И она ушла. Рон подождал, пока она скроется в спальне, и решительно убрал с шапочек маскировочный мусор.

– Пусть хотя бы видят, что берут, – сказал он. – Ладно… – Он скатал пергамент с заголовком к сочинению для Злея. – Cегодня уже не получится, я без Гермионы ничего не напишу. Я понятия не имею, зачем нужен лунный камень, а ты?

Гарри помотал головой, и боль в правом виске стала острее. Он подумал о немыслимо длинном сочинении по войнам с гигантами, которое нужно было написать, и в голове запульсировало. Прекрасно зная, что утром непременно пожалеет, Гарри побросал книжки в рюкзак.

– Я тоже спать.

По дороге к спальне он прошел мимо Шеймаса, даже на него не взглянув. Кажется, Шеймас открыл рот, собираясь что-то сказать, но Гарри лишь ускорил шаг и добрался до успокоительной тишины каменной винтовой лестницы, счастливо избежав очередной провокации.

Утро следующего дня было таким же свинцово-дождливым, как и вчерашнее. И Огрид за завтраком опять не появился.

– Зато сегодня никакого Злея, – утешил Рон.

Гермиона широко зевнула и налила себе кофе. Вид у нее был довольный, и, когда Рон спросил, чего это она такая счастливая, она ответила:

– Шапочки пропали. Видишь, эльфы все-таки хотят на свободу.

– Я бы не был так уверен, – отмахнулся Рон. – Может, такие шапки не считаются за одежду. По мне, они больше похожи на шерстяные мочевые пузыри.

Гермиона не разговаривала с ним все утро.

За парой заклинаний следовала пара превращений. И профессор Флитвик, и профессор Макгонаголл посвятили четверть часа лекции экзаменам на С.О.В.У.

– Помните, – пропищал крошечный профессор Флитвик с книжной стопки, на которую забирался, чтобы его было видно из-за письменного стола, – что эти экзамены повлияют на всю вашу дальнейшую жизнь! Тем из вас, кто еще не думал о будущей карьере, самое время о ней задуматься. И, чтобы вы достойно проявили себя на экзаменах, нам, боюсь, придется работать больше прежнего!

И затем они час повторяли призывное заклятие, которое, сказал профессор, у них непременно спросят на экзамене, а в конце урока он задал им столько, сколько никогда еще не задавал.

На превращениях было то же самое, если не хуже.

– Вы не сдадите экзамены на С.О.В.У., – сурово изрекла профессор Макгонаголл, – если не будете серьезно относиться к занятиям, как теоретическим, так и практическим. Но если вы будете работать добросовестно и с полной отдачей, я не вижу, что могло бы воспрепятствовать успешному достижению вами Совершенно Обычного Волшебного Уровня. – (Невилл недоверчиво фыркнул.) – Да-да, вас это тоже касается, Лонгботтом, – сказала профессор Макгонаголл. – Вы все делаете правильно, вам лишь не хватает уверенности. Итак… Сегодня мы начинаем изучать исчезальные заклинания. Они несколько проще созидальных, соответствующих уровню П.А.У.К., но тем не менее относятся к разряду наитруднейшей магии, владение которой вам предстоит продемонстрировать при сдаче экзаменов на С.О.В.У.

Профессор Макгонаголл не обманула: исчезальные заклятия оказались невероятно сложны. Пара подходила к концу, а улитки, на которых Гарри с Роном тренировались, по-прежнему сидели на месте, хотя Рон и объявил с надеждой, что, кажется, его улитка чуточку побледнела. А вот Гермиона растворила свою улитку в воздухе всего с третьей попытки, за что и получила от профессора Макгонаголл десять баллов для «Гриффиндора». Только Гермиону освободили от домашнего задания; всем остальным велели весь вечер практиковаться и к завтрашнему дню как следует подготовиться к новой атаке на улиток.

Гарри и Рон уже слегка паниковали – объем домашних заданий стремительно нарастал – и провели обеденный перерыв в библиотеке, изучая применение лунного камня в зельеделии. Гермиона с ними не пошла – она все еще злилась на Рона из-за шапочек. К началу урока по уходу за магическими существами у Гарри опять разболелась голова.

К середине дня установилась прохладная ветреная погода, и, когда Гарри и Рон спускались по склону к Запретному лесу, на лица им падали редкие капли дождя. Профессор Гниллер-Планк ждала учеников ярдах в десяти от хижины. Перед ней стояли длинные деревянные козлы, заваленные прутиками. На подходе к козлам Гарри с Роном услышали сзади взрыв хохота – следом за ними в сопровождении своей обычной компании шел Драко Малфой. Он, очевидно, удачно пошутил: уже подойдя к козлам, Краббе, Гойл, Панси Паркинсон и другие слизеринцы никак не могли успокоиться, давились от смеха и со значением косились на Гарри – не нужно было большого ума, чтобы догадаться, кого касалась шутка.

– Все здесь? – отрывисто бросила профессор Гниллер-Планк, когда ученики собрались у козел. – Тогда начнем. Кто знает, что это такое?

Она показала на груду веток. Рука Гермионы взметнулась. Драко Малфой за ее спиной довольно удачно ее передразнил: по-лошадиному оскалил зубы и запрыгал на месте от нетерпения. Панси Паркинсон завизжала от смеха, но визг очень скоро перерос в вопль ужаса, поскольку прутики встрепенулись и оказались не прутиками, а похожими на эльфеек деревянными человечками. У них были шишковатые ручки и ножки, по два пальца-веточки на каждой руке и забавные, плоские, будто покрытые корой личики с блестящими коричневыми глазами, напоминающими крошечных жучков.

– О-о-о-о-о! – воскликнули Парвати и Лаванда, чем ужасно раздражили Гарри. Можно подумать, Огрид не показывал им ничего интересного! Разумеется, скучечервей занимательными не назовешь, зато саламандры и гиппогрифы!.. Не говоря уже про взрывастых драклов.

– Девочки, пожалуйста, потише! – прикрикнула профессор Гниллер-Планк и разбросала между палочными человечками горстку какого-то бурого риса. Человечки тотчас набросились на еду. – Итак… Кто знает, как называются эти существа? Мисс Грейнджер?

– Лечурки, – ответила Гермиона. – Они хранители леса и обычно живут на деревьях, которые подходят для изготовления волшебных палочек.

– Пять баллов «Гриффиндору», – объявила профессор Гниллер-Планк. – Совершенно верно, это лечурки. Они, как справедливо сказала мисс Грейнджер, обитают в основном на деревьях, древесина которых подходит для волшебных палочек. Кто знает, чем питаются лечурки?

– Мокрицами, – быстро ответила Гермиона; это объясняло, почему шевелились зерна, которые Гарри принял за бурый рис. – Но больше всего они любят яйца фей.

– Умница девочка, еще пять баллов. Итак. Если вам нужна листва или древесина дерева, на котором обитает лечурка, разумно, чтобы отвлечь его и успокоить, принести с собой мокриц. На вид лечурки неопасны, однако, если их разозлить, они пытаются выцарапать человеку глаза – как видите, пальцы у них очень острые, и их соседство с глазным яблоком в высшей степени нежелательно. Теперь подойдите поближе, возьмите мокриц и лечурку – здесь хватит по одному на троих – и подробно рассмотрите. К концу урока каждый должен его зарисовать и обозначить на рисунке все части его тела.

Ребята устремились к деревянным козлам. Гарри их обогнул и оказался рядом с профессором Гниллер-Планк.

– А где Огрид? – спросил он, пока остальные выбирали лечурок.

– Вас не касается, – безапелляционно заявила профессор Гниллер-Планк. Точно так же она ответила и в прошлый раз, когда Огрид не появился на уроке. Драко Малфой, во весь рот улыбаясь, перегнулся через Гарри и схватил самого большого лечурку.

– Не исключено, – сказал он вполголоса, чтобы слышал только Гарри, – что наша бестолковая громадина попала в большую беду.

– Не исключено, что и ты попадешь в большую беду, если вовремя не заткнешься, – процедил Гарри.

– Не исключено, что бестолковая громадина ввязалась в такие дела, которые для нее слишком велики… если ты меня понимаешь.

Малфой отошел, мерзко ухмыляясь через плечо. Гарри внезапно сильно затошнило. Неужели Малфой что-то знает? А что, ведь его отец – Упивающийся Смертью… Вдруг он знает о судьбе Огрида то, чего еще не знают в Ордене? Гарри направился к Рону и Гермионе. Те сидели на корточках чуть поодаль и пытались зарисовать лечурку, который никак не хотел стоять смирно. Гарри достал перо и пергамент, тоже опустился на корточки и шепотом изложил свой разговор с Малфоем.

– Если бы с Огридом что-то случилось, Думбльдор бы знал, – сразу сказала Гермиона. – А ты не показывай, что дергаешься. Нечего играть Малфою на руку. Так он догадается, что нам ничего толком не известно. Не обращай на него внимания, Гарри. На-ка подержи лечурку, а то я никак мордочку не могу нарисовать…

– Да, кстати, – неподалеку отчетливо и тягуче сообщил Малфой своим прихлебателям, – папа буквально пару дней назад беседовал с министром, и, похоже, министерство решило наконец покончить с безобразиями, которые творятся в нашей магодельне. Сколько можно терпеть, что нам дают второсортное образование! Так что не беспокойтесь – если раздутый дурак снова объявится, его сразу отправят паковать вещички.

– ОЙ!

Гарри так крепко сжал лечурку, что чуть бедняжку не переломил, и тот в отместку хлестнул остренькими пальчиками по руке, оставив два длинных глубоких пореза. Гарри выронил лечурку. Тот со всех ног припустил к лесу и вскоре бесследно растворился среди корней. От этого зрелища Краббе с Гойлом, и без того пребывавшие в телячьем восторге по поводу неминуемого увольнения Огрида, развеселились еще пуще. Когда по двору эхом разнесся удар колокола, Гарри скатал в трубочку заляпанный кровью портрет лечурки и, перевязав руку носовым платком Гермионы, по-прежнему слыша издевательский смех Малфоя, решительно зашагал на гербологию.

– Если Малфой еще хоть раз назовет Огрида дураком… – сквозь зубы прошипел он.

– Гарри, не ссорься с ним – не забывай, он староста, он может сильно осложнить тебе жизнь…

– Вот беда-то! Интересно, каково это – сложная жизнь, – с сарказмом сказал Гарри.

Рон засмеялся, а Гермиона нахмурилась. Они вяло брели через огород. Тучи с самого утра так и не могли решить, пролиться дождем или нет.

– Я хочу одного: чтобы Огрид поскорее вернулся, – тихо проговорил Гарри на подходе к теплицам. – И не вздумай говорить, что Гниллер-Планк преподает лучше! – угрожающе добавил он.

– Я и не собиралась, – невозмутимо откликнулась Гермиона.

– Потому что ей до Огрида как до неба, – твердо заявил Гарри. Он прекрасно понимал, что ему только что довелось присутствовать на образцовом уроке ухода за магическими существами, и был страшно этим раздосадован.

Дверь ближайшей теплицы распахнулась, и оттуда вывалилась стайка четвероклассников, в том числе и Джинни.

– Привет, – весело поздоровалась она, проходя мимо.

Спустя пару секунд, последней в дверях показалась Луна. Ее волосы были стянуты в узел на макушке, а на носу красовалось земляное пятно. При виде Гарри она пришла в невероятное возбуждение. Выпуклые глаза почти выкатились из орбит, и Луна ринулась ему навстречу. Многие ее одноклассники обернулись, желая узнать, в чем дело. Луна набрала в легкие побольше воздуха и, даже не поздоровавшись, выпалила:

– Я верю, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся, и верю, что ты дрался с ним и сумел спастись.

– Э-э-э… ну да, – неловко ответил Гарри. В ушах у Луны вместо серег болтались какие-то оранжевые редиски. На это, конечно, обратили внимание Лаванда с Парвати – они хихикали и показывали пальцами на уши Луны.

– Смейтесь-смейтесь, – повысила голос Луна, видимо решив, что Лаванда и Парвати смеются не над ее видом, а над ее словами. – Вот раньше люди не верили, что существуют балабольный вотэтодавр и складкорогий стеклоп.

– И правильно делали! – нетерпеливо перебила Гермиона. – Балабольных вотэтодавров и складкорогих стеклопов не бывает.

Луна окинула ее уничижительным взглядом и, гневно раскачивая редисками, зашагала прочь. Теперь уже от хохота взвыли не только Парвати с Лавандой.

– Она чуть ли не единственная, кто мне верит, – обязательно было ее обижать? – укорил Гарри Гермиону, когда они отправились на урок.

– Гарри, я тебя умоляю! Ты можешь найти сторонников и получше, – ответила она. – Джинни мне про нее рассказывала. Луна верит только в то, чему нет доказательств. Правда, чего и ждать, если ее папа – редактор «Правдобора».

Гарри вспомнил жутких крылатых коней и заверения Луны, что она тоже их видит, и настроение у него слегка упало. Она что, наврала? Но не успел он всерьез об этом задуматься, подошел Эрни Макмиллан.

– Я хочу, чтобы ты знал, Поттер, – зычно возвестил Эрни, – на твоей стороне не только чокнутые. Я лично верю тебе на все сто. Вся моя семья твердо стоит на стороне Думбльдора, и я сам – тоже.

– Э-э… спасибо большое, Эрни, – ответил Гарри. Он удивился, но в то же время был тронут. Эрни порой бывал высокопарен, зато в ушах у него не висели редиски, и Гарри ценил поддержку такого человека. От слов Эрни Лаванда Браун перестала улыбаться, а Гарри краем глаза заметил, что на лице Шеймаса написано смущение пополам с вызовом.

Никто не удивился, что свой урок профессор Спарж начала с лекции о важности экзаменов на С.О.В.У. Сколько же можно об этом говорить! У Гарри и так сосало под ложечкой всякий раз, когда он вспоминал о накопившихся домашних заданиях, и засосало лишь сильнее, когда в конце урока профессор Спарж тоже задала на дом письменную работу. После этого усталые гриффиндорцы, источая сильный запах драконьего навоза – любимого удобрения профессора Спарж, – отправились обратно в замок; никто особо не разговаривал: день выдался долгий и трудный.

Гарри умирал от голода, а в пять часов ему предстояло идти к Кхембридж отбывать наказание, поэтому он не понес вещи в гриффиндорскую башню, а пошел прямо на ужин, чтобы успеть хоть немного перекусить. Однако не успел он добраться до дверей Большого зала, за его спиной раздался громкий и сердитый голос:

– Эй, Поттер!

– Ну что еще? – устало пробормотал Гарри, оборачиваясь к Ангелине Джонсон. Та, похоже, кипела.

– Я тебе скажу, что еще, – выпалила она, приблизившись и больно тыча пальцем ему в грудь. – Как ты умудрился заработать наказание на пять часов в пятницу?

– Что? – не понял Гарри. – А что?.. А! Испытания Охранников!

– Скажите пожалуйста, вспомнил! – рявкнула Ангелина. – Я же сказала, что хочу, чтобы присутствовала вся команда? Чтобы новый человек устраивал всех? Я же сказала, что специально заказала время на стадионе? А ты взял и решил не присутствовать!

– Я решил?! – вскричал Гарри, задетый несправедливостью ее слов. – Меня Кхембридж наказала! За правду о Сама-Знаешь-Ком!

– Ну так пойди и добейся, чтобы на пятницу она тебя отпустила, – приказала Ангелина. – Как угодно – мне все равно. Скажи, что Сам-Знаешь-Кто – плод твоего больного воображения! Но чтобы ты был на поле!

Она круто развернулась и в ярости удалилась.

– Знаете что? – сказал Гарри Рону и Гермионе, когда они вошли в Большой зал. – Надо бы спросить в «Малолетстон Юнайтед», не умер ли Древ на тренировке. Потому что его дух явно вселился в Ангелину.

– Ну и каковы, по-твоему, шансы, что тетка Кхембридж отпустит тебя на пятницу? – скептически спросил Рон, когда они уселись за гриффиндорский стол.

– Меньше нуля, – мрачно изрек Гарри, положил себе на тарелку бараньи котлеты и начал есть. – Но… ладно, попытка не пытка. Я ей предложу отработать два дня вместо пятницы или… ну, я не знаю… – Он проглотил картошку, которая была у него во рту, и добавил: – Надеюсь, сегодня это ненадолго. Вы понимаете, сколько нам уже задали? Три сочинения, выучить исчезальное заклинание для Макгонаголл, найти контрзаклятие для Флитвика, дорисовать лечурку и еще начать этот идиотский дневник для Трелони!

Рон застонал и неизвестно почему глянул на потолок.

– И к тому же, кажется, будет дождь.

– А уроки тут при чем? – удивленно подняла брови Гермиона.

– Ни при чем, – быстро ответил Рон, и его уши покраснели.

Без пяти пять Гарри попрощался с друзьями и отправился на третий этаж в кабинет Кхембридж. Он постучал в дверь и услышал в ответ сладкое и певучее: «Войдите». Гарри опасливо вошел и огляделся.

Он бывал в этом кабинете при трех разных хозяевах. При Сверкароле Чаруальде стены были сплошь увешаны лучезарно улыбающимися портретами хозяина. При Люпине здесь стояли клетки и аквариумы с удивительными злыми существами. А в дни самозваного Хмури кабинет был забит всевозможными радарами и детекторами обмана и дурных помыслов.

Сейчас комната изменилась до неузнаваемости. Все вокруг было устлано кружевными скатертями, салфетками, покрывалами. На отдельных салфеточках стояли вазы с сухими цветами. На стене висела коллекция расписных тарелочек – на них ярко раскрашенные котята с бантами разных цветов. Котята были настолько тошнотворные, что Гарри оторопело смотрел на них, пока профессор Кхембридж не сказала:

– Добрый вечер, мистер Поттер.

Гарри вздрогнул и повернулся к ней. Вначале он ее не заметил – в своей ужасной цветастой мантии Кхембридж сливалась со скатертью.

– Добрый вечер, профессор, – напряженно поздоровался он.

– Садитесь, – профессор Кхембридж показала на покрытый кружевом столик и жесткий стул. На столе лежал чистый лист пергамента, очевидно, предназначенный для Гарри.

– Эмм, – не тронувшись с места, промычал Гарри. – Профессор Кхембридж… Э-э… до того, как начать, я… хотел попросить вас об… одолжении.

Она сощурила выпуклые глаза:

– Вот как?

– Да… В общем… Я играю в гриффиндорской квидишной команде. А в пятницу у нас испытания нового Охранника, и я должен был на них присутствовать. И я хотел узнать… нельзя ли мне пропустить пятницу и… вместо этого… прийти в другой день…

Задолго до того, как Гарри закончил свою речь, он понял, что ничего не выйдет.

– Ах нет, – профессор Кхембридж заулыбалась, словно ей посчастливилось проглотить особенно вкусную муху. – Ах нет-нет-нет. Вы, мистер Поттер, наказаны за злостное распространение отвратительных слухов, за попытки привлечь к себе внимание, а виновный, разумеется, не может отбывать наказание, когда ему удобно. Нет, вы придете сюда в пять часов и завтра, и послезавтра, и в пятницу тоже. Мы ничего менять не будем. И очень хорошо, что вы пропустите нечто важное для вас. Так вы лучше усвоите урок, который я хочу вам преподать.

Кровь бросилась Гарри в голову, в ушах застучало. Стало быть, вот как? Он злостно распространяет отвратительные слухи и привлекает к себе внимание?

Профессор Кхембридж, чуть склонив голову набок, спокойно за ним наблюдала. Казалось, она знает, о чем он думает, и ждет, что он снова разорется. Усилием воли Гарри отвел взгляд, бросил рюкзак на пол рядом со стулом и сел.

– Вот и славно, – сахарным голоском пропела профессор Кхембридж, – мы уже учимся сдерживаться, не так ли? А сейчас, мистер Поттер, я попрошу вас кое-что для меня написать. Нет, не вашим пером, – добавила она, увидев, что Гарри потянулся к рюкзаку. – Я дам вам свое, особое. Прошу.

Она дала ему длинное тонкое перо с необычайно острым кончиком.

– Я хочу, чтобы вы написали: «Я никогда не должен лгать», – ласково произнесла Кхембридж.

– Сколько раз? – спросил Гарри с почти правдоподобной любезностью.

– О, сколько потребуется, чтобы эта прописная истина до вас дошла, – промурлыкала она. – Начинайте.

Профессор Кхембридж отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов – видимо, проверяла сочинения. Гарри занес перо над листом и понял, чего ему недостает.

– Вы мне не дали чернил, – сказал он.

– О, чернила не понадобятся, – чуть насмешливо ответила профессор Кхембридж.

Острым кончиком черного пера Гарри прикоснулся к бумаге и приступил: «Я никогда не должен лгать».

И ахнул от боли. На пергаменте проступила фраза, написанная как будто блестящими красными чернилами. Та же фраза проступила на тыльной стороне ладони Гарри, будто вырезанная скальпелем, – однако, пока он в изумлении смотрел на свежий порез, кожа затянулась и снова стала гладкой, хотя и чуть покраснела.

Гарри обернулся к Кхембридж. Та в упор смотрела на него, растянув в улыбке жабий рот.

– Да?

– Ничего, – тихо сказал Гарри.

Он перевел взгляд на пергамент, снова поднес перо к бумаге, снова вывел: «Я никогда не должен лгать» – и снова ощутил сильнейшую боль, когда невидимый скальпель вырезал эти слова на его руке; как и в прошлый раз, через несколько секунд они исчезли.

Так оно и продолжалось: Гарри опять и опять писал «я никогда не должен лгать» – не чернилами, как он вскоре догадался, а собственной кровью, – и невидимый скальпель неустанно вырезал эту сентенцию у него на руке, потом кожа затягивалась, но, стоило поднести перо к пергаменту, слова появлялись вновь.

За окном сгустились сумерки. Гарри не спрашивал, когда его отпустят. Он даже не смотрел на часы. Он понимал, что Кхембридж только и ждет от него проявлений слабости, и не собирался доставлять ей такое удовольствие – пусть даже придется просидеть здесь всю ночь, занимаясь резьбой по своей руке…

Когда миновала вечность, Кхембридж велела:

– Подойдите ко мне.

Гарри встал. Рука жутко саднила. Рана затянулась, но кожа воспаленно краснела.

– Руку, – приказала Кхембридж.

Гарри протянул руку. Кхембридж взяла ее и потрогала больное место жирными пальцами-обрубками, сплошь унизанными старинными уродливыми кольцами. Гарри с трудом подавил дрожь отвращения.

– Ц-ц-ц, кажется, урок пока не слишком запечатлелся, – улыбнулась Кхембридж. – Что же, у нас еще будет время на повторение, не так ли? Завтра вечером, в то же время. А сейчас можете идти.

Гарри ушел, не сказав ни слова. В школе царили пустота и безмолвие; очевидно, было уже за полночь. Он медленно побрел по коридору, а затем, завернув за угол, где Кхембридж больше не слышала его шагов, припустил бегом.

У Гарри не нашлось времени поупражняться в исчезальном заклинании, он не внес в дневник ни единого сновидения, не дорисовал лечурку и не написал сочинений. Утром он пропустил завтрак – надо было спешно накатать хотя бы парочку снов, поскольку прорицание в тот день стояло первым уроком. Он вошел в гостиную и крайне удивился, обнаружив за тем же занятием всклокоченного Рона. В надежде на озарение тот ошалело водил глазами по стенам.

– Что ж ты этого вчера не сделал? – спросил Гарри. Рон, которого Гарри, вернувшись ночью в спальню, застал крепко спящим, неопределенно пробормотал, что у него «были другие дела», а потом низко склонился над пергаментом и нацарапал еще несколько слов.

– Ну и хватит с нее, – он захлопнул дневник. – Я написал, что покупал во сне новые ботинки. Надеюсь, она в этом не углядит ничего трагического.

Вдвоем они торопливо направились в Северную башню.

– Как все прошло с Кхембридж? Что ты там у нее делал?

Гарри, мгновение поколебавшись, ответил:

– Писал.

– Ну, это не смертельно, – сказал Рон.

– Угу, – отозвался Гарри.

– Слушай! Я и забыл… Она отпустила тебя на пятницу?

– Нет, – мотнул головой Гарри.

Рон сочувственно застонал.

Для Гарри начался еще один отвратительный день. На превращениях он оказался хуже всех, поскольку не успел отработать исчезальное заклинание, а лечурку пришлось дорисовывать вместо обеда. Между тем профессора Макгонаголл, Гниллер-Планк и Синистра дали новые домашние задания, и выполнить их вечером не было никакой надежды – из-за наказания. В довершение ко всему за ужином на него опять напала Ангелина Джонсон. Узнав, что он не придет на отборочные испытания, она сказала, что не в восторге от его отношения к делу и что игроки, которые рассчитывают остаться в команде, должны ставить тренировки превыше прочих занятий.

– Я что, виноват, что меня наказали?! – заорал Гарри ей вслед. – Думаешь, мне больше нравится сидеть с этой старой жабой?

– Зато тебе приходится всего-навсего писать, – утешила Гермиона, когда Гарри без сил опустился на место и уже без аппетита посмотрел на пирог с мясом и почками, – могло быть гораздо хуже…

Гарри открыл было рот, потом закрыл и кивнул. Он сам толком не понимал, почему не хочет рассказать друзьям, что на самом деле произошло в кабинете Кхембридж, но точно знал, что не желает прочесть ужас на их лицах: от их сострадания станет только хуже и труднее будет встретить новое испытание. Кроме того, он чувствовал, что это их с Кхембридж личное дело, тайное состязание характеров, и та будет рада, если выяснится, что он кому-то пожаловался.

– Просто слов нет, сколько нам всего назадавали, – несчастным голосом сказал Рон.

– Что ж ты вчера ничего не делал? – спросила Гермиона. – И вообще, где ты был?

– Я… Да так… Погулять захотелось, – уклончиво ответил Рон.

И Гарри понял, что он здесь не единственный, у кого есть секреты.

Второй вечер у Кхембридж был ничуть не лучше первого. Кожа на руке стала гораздо чувствительнее и вскоре сильно воспалилась. Едва ли она и дальше будет заживать быстро, как и вначале. Наверное, вскоре порез перестанет исчезать, и тогда, надо надеяться, Кхембридж будет удовлетворена. Гарри не позволял себе вскрикивать от боли и за все время пребывания в кабинете не произнес ни слова, за исключением «добрый вечер» и «доброй ночи». Как и вчера, отпустили его уже после полуночи.

Но положение с домашними заданиями становилось отчаянным, поэтому, вернувшись в гриффиндорскую башню, Гарри, невзирая на смертельную усталость, не пошел спать, а взял книжки и сел за сочинение о лунном камне. Когда закончил, было уже полтретьего ночи. Он знал, что выполнил работу из рук вон плохо, но что поделаешь: если вообще ничего не сдать, на него наложит взыскание еще и Злей. После сочинения Гарри наспех ответил на вопросы, которые задала профессор Макгонаголл, настрочил что-то о правилах обращения с лечурками и, шатаясь, побрел в спальню. Там он, не раздеваясь, повалился поверх покрывала и мгновенно заснул.

Четверг прошел в усталом дурмане. Рон тоже был как сонная муха, хотя Гарри и не понимал, с какой стати. Третий день наказания отличался лишь тем, что спустя два часа слова «я никогда не должен лгать» перестали пропадать и сочились кровью. Когда в равномерном скрипении пера возникла пауза, профессор Кхембридж подняла глаза.

– Ах, – мягко сказала она и подошла осмотреть руку Гарри. – Чудесно. Это послужит тебе хорошим напоминанием, верно? На сегодня достаточно.

– А завтра все равно приходить? – спросил Гарри, левой рукой поднимая с полу рюкзак, – правая уж очень болела.

– О да. – Рот профессора Кхембридж расползся в улыбке до ушей. – Да. По-моему, для неизгладимости впечатления просто необходим еще один вечер усердного труда.

Раньше Гарри и помыслить не мог, что будет ненавидеть кого-то больше, чем Злея, однако, возвращаясь в гриффиндорскую башню, был вынужден признать, что нашел достойного кандидата ему на замену. Она – исчадие ада, думал он, взбираясь по лестнице на седьмой этаж, злая, извращенная, сумасшедшая старая…

– Рон?

Свернув направо на верхней площадке, Гарри чуть не столкнулся с Роном, который с метлой в руке прятался за статуей Лохлана Ломкого. Увидев Гарри, Рон подпрыгнул и попытался спрятать новенькую «Чистую победу 11» за спиной.

– Ты что здесь делаешь?

– Я?.. Ничего. А ты что?

Гарри нахмурился:

– Брось, мне-то можешь сказать! От кого ты тут прячешься?

– Я… от Фреда с Джорджем, если уж ты хочешь знать, – сказал Рон. – Они только что прошли с целой толпой первоклашек – по-моему, они опять проводят на них испытания. В смысле в общей гостиной теперь нельзя, там же Гермиона…

Он говорил очень быстро, захлебываясь словами как в лихорадке.

– А почему ты с метлой? Ты что, летал? – спросил Гарри.

– Я… ну… ладно, так и быть, скажу, только не смейся, хорошо? – набычился Рон, краснея все гуще. – Я… подумал, что, может, попробуюсь в команду, раз у меня теперь есть приличная метла. Вот. Все. Можешь смеяться.

– Зачем мне смеяться? – удивился Гарри. Рон моргнул. – Это отличная мысль! Если тебя возьмут в команду, будет круто! А я никогда не видел, как ты играешь за Охранника, – хорошо играешь?

– Неплохо, – ответил Рон, явно с огромным облегчением переводя дух. – Чарли, Фред и Джордж всегда ставят меня Охранником, когда играют на каникулах.

– И сегодня ты тренировался?

– Каждый вечер, со вторника… правда, один. Пробовал заколдовать Кваффл, чтобы он на меня нападал, но это непросто – уж не знаю, что толку от таких тренировок. – Рон сильно занервничал. – Фред с Джорджем со смеху умрут. С тех пор, как я стал старостой, они меня совсем заклевали.

– Жаль, что меня не будет, – огорченно проговорил Гарри, когда они вместе пошли к гриффиндорской башне.

– Да уж, мне… Что у тебя с рукой?

Гарри, правой рукой только что почесавший нос, попытался ее спрятать, но преуспел не больше, чем Рон с метлой.

– Порезался… ерунда… просто…

Но Рон уже схватил Гарри за предплечье и поднес его руку к глазам. Последовала пауза – Рон в изумлении читал вырезанную на коже фразу. Потом отпустил руку. Кажется, его замутило.

– Ты же говорил, что она заставляет тебя писать?

Гарри помолчал, но потом решился: раз Рон был с ним честен, то и он должен рассказать всю правду.

– Старая карга! – воскликнул Рон возмущенным шепотом. Они остановились перед портретом Толстой Тети, которая мирно дремала, прислонив голову к раме. – Да она больная! Иди к Макгонаголл, расскажи ей!

– Нет, – возразил Гарри. – Я не доставлю Кхембридж такого удовольствия. А то получится, что она меня победила.

– Победила? Нельзя это так оставлять!

– А что, собственно, ей сделает Макгонаголл? – с сомнением произнес Гарри.

– Тогда иди к Думбльдору!

– Нет, – отрезал Гарри.

– Почему?

– У него и так забот хватает, – сказал Гарри. Однако истинная причина была в другом: Гарри не пойдет за помощью к человеку, который не разговаривает с ним с самого июня.

– А по-моему, ты должен… – начал Рон, но его перебила сонная Толстая Тетя, которая давно уже раздраженно смотрела на них и теперь взорвалась:

– Вы пароль говорить собираетесь? Или я так и буду всю ночь слушать ваши глупости?

Наступила пятница, тоже унылая и дождливая. Входя в Большой зал, Гарри автоматически посмотрел на учительский стол. Впрочем, он почти уже не питал надежды увидеть Огрида и сразу переключился на более насущные проблемы: на растущую день ото дня гору невыполненных домашних заданий и маячившее впереди последнее наказание.

В тот день Гарри помогали держаться две вещи: во-первых, почти уже наступили выходные, а во-вторых, хотя вечер предстоит чудовищный, из окна кабинета Кхембридж немножко видно квидишное поле, и, если повезет, он краем глаза посмотрит выступление Рона. Утешение, конечно, слабое, но Гарри был благодарен за все, что помогало хоть чуть-чуть рассеять сгустившуюся тьму. Такой кошмарной первой недели учебного года у него еще не бывало.

В пять вечера он постучал в кабинет профессора Кхембридж, надеясь, что это в последний раз, и получил разрешение войти. На покрытом кружевом столике его ждали чистый лист пергамента и заостренное перо.

– Вы знаете, что делать, мистер Поттер, – сладко улыбнулась Кхембридж.

Гарри взял перо и бросил взгляд в окно. Если хотя бы на дюйм подвинуться вправо… Он притворился, что хочет усесться поудобнее, и ему удалось переместить стул. Теперь он видел гриффиндорскую команду над стадионом, а у подножия трех высоких шестов – черные фигуры, очевидно, ждущие своей очереди. Кто из них Рон, не поймешь – слишком далеко.

Я никогда не должен лгать, – написал Гарри. Порез на руке открылся, выступила кровь.

Я никогда не должен лгать. Порез стал глубже, начал саднить.

Я никогда не должен лгать. Кровь потекла по запястью.

Он еще раз глянул в окно. Тот, кто сейчас защищал кольца, делал это поистине бездарно. За те несколько секунд, на которые Гарри осмелился отвлечься, Кэти Белл забила два гола. Искренне надеясь, что Охранник – не Рон, Гарри вновь опустил глаза к пергаменту в кровавых кляксах.

Я никогда не должен лгать.

Я никогда не должен лгать.

При каждой удобной возможности, услышав, что Кхембридж скрипит пером или открывает ящик стола, Гарри смотрел в окно. Третий претендент был очень хорош, четвертый, наоборот, ужасен, пятый ловко увернулся от Нападалы, но затем проворонил простейший гол. Небо стремительно темнело, и Гарри сомневался, что разглядит шестого и седьмого претендента.

Я никогда не должен лгать.

Я никогда не должен лгать.

Пергамент был закапан кровью, рука очень сильно болела. Когда Гарри в следующий раз оторвал взгляд от пергамента, уже наступила ночь, и квидишного поля больше не было видно.

– Что же, давайте посмотрим, дошел ли до вас смысл написанного, – раздался ласковый голос Кхембридж полчаса спустя.

Она подошла и потянулась к его ладони, чтобы внимательнее рассмотреть результат. И тогда, стоило ее коротеньким пальцам прикоснуться к его руке, Гарри почувствовал пронзительную боль, но не в свежей ране, а в шраме на лбу. И очень-очень странное ощущение под ложечкой.

Он отдернул руку и, вытаращившись на Кхембридж, вскочил. Не отводя взгляда, она широко улыбнулась обвисшим ртом.

– Больно, да? – мягко произнесла она.

Он не ответил. Сердце колотилось как ненормальное. Что она имеет в виду, руку или шрам?

– Ну-с, полагаю, я сумела донести до вас то, что хотела, мистер Поттер. Можете идти.

Он схватил рюкзак и поспешно вышел.

Спокойно, – говорил он себе, взбегая по лестнице. – Спокойно, это вовсе не обязательно то, что ты думаешь…

– Мимбулюс мимблетония! – еле переводя дыхание, выпалил он, обращаясь к Толстой Тете. Портрет открылся.

Гарри мгновенно оглушил рев. С кубком в руке, проливая на себя усладэль, к нему ринулся абсолютно счастливый Рон.

– Гарри! Меня взяли! Я – Охранник!

– Что? О-о! Отлично! – Гарри изо всех пытался изобразить радость, но сердце его по-прежнему колотилось как бешеное, а рука страшно болела и кровоточила.

– Выпей усладэля. – Рон протянул ему бутылку. – Слушай… Самому не верится… Кстати, а куда делась Гермиона?

– Вон она. – Фред, потягивая усладэль, показал на кресло у камина; Гермиона дремала, и кубок у нее в руке опасно кренился.

– Вообще-то, когда я ей сказал, она обрадовалась, – немного обескураженно пробормотал Рон.

– Пусть поспит, – торопливо вставил Джордж. Гарри не сразу заметил на лицах первоклашек, толпившихся вокруг близнецов, очевидные следы недавнего носового кровотечения.

– Иди-ка сюда, Рон, посмотрим, годится ли тебе старая мантия Оливера, – позвала Кэти Белл, – тогда надо будет только имя поменять, и все…

Рон удалился, а к Гарри подошла Ангелина.

– Извини, Поттер, что я резко с тобой разговаривала, – начала она. – Но, сам понимаешь, быть капитаном – это такой стресс. Я уже думаю, что бывала несправедлива к Древу. – Поверх своего кубка Ангелина внимательно следила за Роном. – Слушай, я знаю, что он твой лучший друг, но он не блестящ, – без обиняков заявила она. – Хотя, если как следует потренируется, я думаю, все будет в порядке. У них в семье прекрасно играют в квидиш. Я сильно рассчитываю, что он проявит себя лучше. Сегодня и Викки Фробишер, и Джеффри Хупер выступили удачнее, но Хупер жуткий нытик, вечно стонет, то одно ему не так, то другое, а у Викки куча занятий, всякие собрания и общества. Она сама сказала, что если тренировки будут пересекаться с кружком заклинаний, то кружок для нее важнее. Ладно, короче, завтра в два тренировка, ты уж будь любезен явиться. И, очень тебя прошу, помоги Рону чем сможешь, хорошо?

Гарри кивнул. Ангелина отошла к Алисии Спиннет. Гарри же направился к Гермионе, сел рядом и положил рюкзак на пол. Гермиона вздрогнула и проснулась.

– Ой, Гарри, это ты… Слышал про Рона? Здорово, да? – промямлила она, а потом зевнула: – Я так ужа… ужа… ужасно устала… Не спала до часу, вязала шапочки. Они исчезают со страшной скоростью!

Гарри огляделся. Повсюду лежали вязаные шапочки, замаскированные так, чтобы домовые эльфы могли нечаянно взять их в руки.

– Классно, – рассеянно отозвался Гарри. Он чувствовал, что если сию минуту кому-нибудь не расскажет, то, наверное, лопнет. – Слушай, я только что был у Кхембридж, она взяла меня за руку и…

Гермиона выслушала его очень внимательно. Когда Гарри закончил, она медленно сказала:

– Думаешь, ею управляет Сам-Знаешь-Кто? Как Страунсом?

– Ну, – Гарри понизил голос, – это ведь не исключено, правда?

– Наверно, – не очень уверенно произнесла Гермиона. – Только вряд ли он по-настоящему ею завладел. Он ведь возродился, у него есть собственное тело, чужое ему не нужно. Он, конечно, мог подчинить ее проклятием подвластия…

Они помолчали. Гарри наблюдал, как Фред, Джордж и Ли Джордан жонглируют бутылками из-под усладэля. Потом Гермиона сказала:

– В прошлом году у тебя шрам болел просто так, когда никто к тебе не прикасался, и Думбльдор сказал, что это связано с состоянием Сам-Знаешь-Кого. Я к тому, что боль, может быть, никак не связана с Кхембридж, может, это просто совпадение и шрам случайно заболел, когда ты был у нее?

– Она опасная, – отрезал Гарри. – И ненормальная.

– Конечно, она чудовище, но… Гарри, по-моему, надо рассказать про шрам Думбльдору.

Второй раз за два дня ему советовали обратиться к Думбльдору. Но Гермионе он ответил так же, как Рону:

– Я не стану его дергать из-за всякой ерунды. Ты же сама говоришь, это не так уж страшно. Шрам побаливал все лето… Просто сегодня сильнее, чем обычно…

– Гарри, я уверена, что Думбльдор хотел бы об этом знать…

– Да, – ответил Гарри, не сдержавшись, – это единственное, что его во мне интересует. Мой шрам.

– Не говори так, это неправда!

– Я лучше напишу Сириусу, посмотрим, что скажет он…

– Гарри, ты что? Нельзя об этом в письме! – всполошилась Гермиона. – Хмури велел нам писать очень осторожно! Где гарантии, что сов не перехватывают?

– Хорошо, хорошо, я не буду ему писать! – раздраженно отозвался Гарри и встал. – Пойду спать. Скажи за меня Рону, ладно?

– Ну нет, – с облегчением сказала Гермиона, – если ты уходишь, значит, и я могу, и это будет вежливо. Я совсем вымоталась, а завтра нужно связать побольше шапочек. Если хочешь, можешь мне помочь. Довольно занятно, и у меня уже есть опыт, я умею узоры, шишечки, всякие такие вещи.

Гарри посмотрел на ее довольное лицо и постарался сделать вид, что обдумывает это предложение.

– Ммм… Нет, спасибо, я, наверно, не смогу, – ответил он. – Завтра точно нет. У меня домашних заданий целая гора…

И пошел к лестнице в спальню мальчиков, оставив слегка разочарованную Гермиону у камина.

 

 

Глава четырнадцатая Перси и Мягколап

На следующее утро Гарри проснулся первым. Он чуть-чуть полежал, наблюдая за пылинками в луче солнечного света, проникавшего сквозь зазор между занавесями балдахина, и наслаждаясь мыслью, что сегодня суббота. Первая неделя триместра тянулась целую вечность, как один длинный урок истории магии.

Судя по сонной тишине спальни и мятной свежести солнечного луча, рассвет наступил совсем недавно. Гарри отдернул полог, встал и начал одеваться. В комнате царило безмолвие, слышалось лишь размеренное, глубокое дыхание одноклассников и далекий щебет птиц за окном. Гарри осторожно открыл рюкзак, достал перо, пергамент и спустился в гостиную.

Он направился прямиком к камину, где давно потух огонь, уютно устроился в любимом старом кресле и развернул свиток, оглядывая комнату. Скомканные обрывки пергамента, старые побрякуши, банки из-под зелий, конфетные обертки, которыми обычно бывала завалена гостиная к концу дня, сейчас исчезли, как и все Гермионины шапочки. Смутно подумав о полчище эльфов, которые, сами того не желая, обрели свободу, Гарри открыл чернильницу, обмакнул перо, занес его над ровной желтоватой поверхностью пергамента, глубоко задумался… и через пару минут поймал себя на том, что бессмысленно смотрит в пустой очаг, абсолютно не зная, что писать.

Теперь он понимал, до чего тяжело приходилось Рону и Гермионе летом, когда надо было сочинять письма ему. Как, спрашивается, рассказать Сириусу все, что нужно, задать наболевшие вопросы и при этом не выдать потенциальному перехватчику письма сведений, которые ни в коем случае нельзя выдавать?

Довольно долго Гарри просидел неподвижно, невидяще глядя в камин. Затем его наконец осенило, он еще раз обмакнул перо в чернильницу и решительно принялся водить им по пергаменту.

Дорогой Шлярик!

Надеюсь, у тебя все хорошо. У меня первая неделя прошла ужасно, и я очень рад, что наконец настали выходные.

У нас новая учительница по защите от сил зла, профессор Кхембридж. Она такая же милая, как твоя мамочка. Сейчас я пишу тебе потому, что то, о чем я писал прошлым летом, случилось снова, когда я вчера вечером отбывал наказание у Кхембридж.

Мы все очень скучаем по нашему самому большому другу и надеемся, что он скоро к нам вернется.

Пожалуйста, пришли ответ как можно скорее.

Всего самого,

Гарри

 

 

Он несколько раз перечитал письмо, стараясь представить себя на месте постороннего человека. Непонятно, как тут догадаться, о чем идет речь и кому он пишет. С другой стороны, Гарри надеялся, что Сириус поймет намек и сообщит, когда примерно ждать возвращения Огрида. Спросить напрямик Гарри не решился, опасаясь привлечь излишнее внимание к Огридовой миссии.

Письмо было короткое, но отняло кучу времени; пока Гарри над ним сидел, солнечные лучи успели доползти до середины комнаты, а сверху, из спален, уже доносился шум. Аккуратно запечатав свиток, Гарри через дыру в стене выбрался из гостиной и отправился в совяльню.

– На твоем месте я бы по этому коридору не ходил, – сказал Почти Безголовый Ник, зловеще выплывая из стены прямо перед Гарри. – Там Дрюзг. Он задумал подшутить над человеком, который первым пройдет мимо бюста Парацельса.

– А шутка, случайно, состоит не в падении бюста на голову человека? – поинтересовался Гарри.

– Как ни банально, именно в этом она и состоит, – досадливо бросил Почти Безголовый Ник. – Дрюзг никогда не отличался утонченностью. Схожу за Кровавым Бароном… Может, он сумеет положить этому конец… До свидания, Гарри…

– Пока, – ответил тот и свернул не направо, а налево, избрав другой путь до совяльни, длиннее, но безопаснее. Он шел мимо высоких окон, за которыми пронзительной голубизной сверкало чудесное ясное небо, и на душе у него с каждой минутой светлело: сегодня тренировка, наконец-то он выберется на стадион…

Что-то мазнуло его по ногам. Он посмотрел вниз и увидел, как мимо прошмыгнула миссис Норрис, тощая серая кошка смотрителя Филча. Она на мгновение обратила на него огромные желтые глаза-фонари и исчезла за статуей Уилфреда Утомившегося.

– Я ничего плохого не делаю! – крикнул Гарри вслед кошке, ибо у нее на морде было написано, что она отправилась докладывать своему хозяину, причем непонятно с какой стати: Гарри имел полное право в субботу утром идти в совяльню.

Солнце стояло уже довольно высоко, и, когда Гарри вошел в совяльню, свет из незастекленных оконных проемов совершенно его ослепил: круглое помещение пересекала густая сеть толстых серебристых лучей. На стропилах, нахохлившись, сидели сотни сов. Поутру они были беспокойны: очевидно, некоторые лишь недавно возвратились с ночной охоты. Гарри задрал голову и, ступив на соломенную подстилку, усеянную тонкими косточками мелких зверьков (под ногами сразу захрустело), поискал глазами Хедвигу.

– Вот ты где, – сказал Гарри, обнаружив свою сову под самым куполом. – Спускайся, у меня для тебя работа.

Глухо ухнув, Хедвига распростерла огромные белые крылья и слетела на плечо хозяину.

– Здесь написано «Шлярику». – Гарри протянул письмо Хедвиге и она зажала его в клюве. Сам не зная зачем, Гарри перешел на шепот: – Но это для Сириуса, поняла?

Сова моргнула янтарными глазами. Очевидно, это значило: да, поняла.

– Тогда счастливого полета, – пожелал Гарри и отнес ее к окну. Хедвига, на мгновение сжав когтями его плечо, взмыла в яркое небо. Гарри следил за ней, пока она не превратилась в крохотную черную точку и не исчезла, а затем перевел взгляд на хижину Огрида, прекрасно различимую из окна совяльни. И так же прекрасно было видно, что в хижине по-прежнему никого нет, занавески задернуты, а над трубой не вьется дымок.

Верхушки деревьев Запретного леса покачивались на легком ветру. Гарри смотрел, наслаждаясь свежим воздухом и думая о предстоящей квидишной тренировке… и вдруг увидел. Над лесом, широко простирая кожистые черные крылья, точно птеродактиль, взмыл огромный конь-ящер. Он сделал большой круг над лесом и снова скрылся среди ветвей. Все случилось быстро, и через секунду Гарри уже и сам с трудом верил, что действительно видел это странное существо; единственным доказательством было бешено колотившееся сердце.

За спиной открылась дверь. От испуга Гарри вздрогнул, развернулся и увидел Чо Чан с письмом и посылкой в руках.

– Привет, – машинально поздоровался Гарри.

– Ой… привет, – еле дыша ответила Чо. – Не ожидала так рано кого-нибудь здесь встретить… Только что вспомнила: у мамы сегодня день рождения.

Она показала сверток.

– Понятно, – кивнул Гарри.

Мозг внезапно заклинило. Хотелось сказать что-нибудь остроумное и интересное, но перед глазами упрямо стоял ужасный образ крылатого коня.

– Хороший сегодня день, – наконец нашелся Гарри. И внутри у него все тотчас сжалось от смущения. Погода. Он разговаривает с ней о погоде…

– Да, – согласилась Чо, выглядывая подходящую сову. – Хорошие условия для тренировки. Я не выходила всю неделю, а ты?

– Тоже, – ответил Гарри.

Чо выбрала одну из школьных сипух и поманила ее к себе на руку. Птица послушно спустилась, протянула лапку, и Чо стала привязывать к ней посылку.

– А вы уже выбрали нового Охранника? – полюбопытствовала Чо.

– Да, – кивнул Гарри, – мой друг, Рон Уизли, ты ведь его знаешь?

– Который ненавидит «Торнадо»? – довольно холодно спросила Чо. – И как он? Хорошо играет?

– Хорошо, – ответил Гарри. – Я так думаю. Правда, я не видел, как он пробовался, я наказание отбывал.

Чо, не закончив с посылкой, подняла на него глаза.

– Эта Кхембридж – просто чудовище, – тихо проговорила она. – Наложить взыскание только за то, что ты сказал правду о… о его… о его смерти. Уже вся школа знает. Ты молодец, что решился ей противостоять. Это очень смело.

Внутри у Гарри все сразу разжалось и надулось от счастья; кажется, он даже воспарил над полом, усеянным совиным пометом. Да пропади она, эта летучая лошадь! Чо считает его смельчаком, вот что главное! Он стал помогать ей привязывать посылку и хотел уже якобы ненароком показать ей порез на руке, но, едва эта мысль пришла ему в голову, как дверь снова отворилась.

В совяльню, пыхтя и отдуваясь, ворвался Филч. На впалых щеках, испещренных венозными жилками, горели багровые пятна, колыхались брылы, жидкие седые волосы растрепались; без сомнения, он несся сюда со всех ног. Вслед за ним вбежала миссис Норрис, воззрилась на сов и сердито замяукала. Наверху недовольно зашелестели крылья, а большая неясыть угрожающе щелкнула клювом.

– Ага! – воскликнул Филч, закосолапив к Гарри. Одутловатые щеки от гнева тряслись. – Меня уведомили, что ты собираешься отослать крупный заказ на навозные бомбы!

Гарри скрестил руки на груди и в упор уставился на смотрителя:

– Кто же это вас уведомил, что я собираюсь заказывать навозные бомбы?

Чо, нахмурив лоб, недоуменно переводила взгляд с Гарри на Филча и обратно. Сипуха с ее посылкой устала стоять на одной ноге и укоризненно ухнула, но Чо не обратила внимания.

– Надежный человек, – удовлетворенно прошипел Филч. – А теперь дай сюда то, что ты собирался отослать.

С невероятным облегчением оттого, что не стал медлить с отправкой письма, Гарри сказал:

– Не могу. Я уже отправил.

– Отправил? – переспросил Филч. Его лицо перекосилось от ярости.

– Отправил, – спокойно подтвердил Гарри.

Филч возмущенно открыл рот, беззвучно пошевелил губами, а потом глазами ощупал мантию Гарри.

– Откуда мне знать, что заказ не у тебя в кармане?

– Оттуда, что…

– Я сама видела, как он посылал письмо, – вмешалась Чо.

Филч резко повернулся к ней:

– Видела?..

– Именно, видела, – с сердитым напором сказала она.

Возникла пауза: Филч и Чо сверлили друг друга взглядами. Затем смотритель круто развернулся и зашаркал к выходу. Взявшись за дверную ручку, он через плечо посмотрел на Гарри:

– Если я учую хоть намек на навозную бомбу…

И, громко топая, удалился. Миссис Норрис, в последний раз с жадной тоской поглядев на сов, последовала за ним.

Гарри и Чо переглянулись.

– Спасибо, – поблагодарил Гарри.

– Не за что, – ответила чуть порозовевшая Чо и привязала наконец посылку к другой ноге сипухи. – Ты ведь не заказывал никаких бомб?

– Неа, – сказал Гарри.

– Интересно, почему тогда он на тебя подумал? – спросила она, относя сову к окну.

Гарри пожал плечами. Он понимал не больше чем она, хотя, как ни странно, сейчас его это совсем не тревожило.

Из совяльни они вышли вместе. В коридоре у поворота в западное крыло замка Чо сказала:

– Мне сюда. Ну что же… До встречи, Гарри.

– Да… До встречи.

Она улыбнулась ему и ушла. Гарри зашагал дальше абсолютно счастливый. За целый длинный разговор он не ляпнул ни одной глупости!.. Ты молодец, что решился ей противостоять. Это очень смело… Чо назвала его смелым… она не испытывает к нему ненависти за то, что он остался жив…

Разумеется, он помнил, что в свое время она предпочла Седрика… Но ведь, если бы Гарри успел пригласить ее на бал первым, все могло быть иначе… Отказывая ему, она вроде бы расстроилась…

– Доброе утро, – бодро приветствовал он Рона и Гермиону, садясь рядом с ними за гриффиндорский стол.

– Ты чего это такой довольный? – удивился Рон.

– Ну… сегодня тренировка и вообще, – восторженно сказал Гарри, подтягивая к себе большое блюдо яичницы с беконом.

– А… да, – ответил Рон. Он отложил гренок и отхлебнул тыквенного сока. А потом добавил: – Слушай… Может, выйдешь со мной чуть пораньше? Мы бы… до тренировки поупражнялись… Так, для пристрелки.

– Давай, – согласился Гарри.

– Слушайте, а по-моему, не стоит, – серьезно вмешалась Гермиона. – У вас обоих столько домашних зада…

И осеклась – прибыла почта, и к Гермионе, как обычно, стремительно понеслась совка с «Оракулом» в клюве. Чуть не свалив сахарницу, птица бухнулась на стол и вытянула вперед лапку. Гермиона сунула кнуд в кожаный мешочек, взяла газету и критически уставилась на первую полосу. Совка улетела.

– Есть что-нибудь интересное? – поинтересовался Рон. Гарри усмехнулся: Рон готов на все, лишь бы отвлечь Гермиону от мыслей о домашних заданиях.

– Нет, – вздохнула Гермиона, – только какая-то белиберда про бас-гитариста «Чертовых сестричек». Он женится.

Гермиона развернула газету и исчезла за ней. Гарри самозабвенно поедал вторую порцию яичницы с беконом. Рон озабоченно смотрел вверх, на высокие окна.

– Подождите-ка, – вдруг сказала Гермиона. – Ой нет… Сириус!

– Что такое? – Гарри рванул к себе газету, она разошлась надвое, и им с Гермионой досталось по половине.

– «Министерство магии из надежного источника получило информацию, что Сириус Блэк, пресловутый маньяк-убийца… тра-та-та… в настоящее время скрывается в Лондоне!» – с ужасом прочитала Гермиона на своей половине.

– Люциус Малфой! Вот чем хочешь клянусь! – свирепо прошептал Гарри. – Он узнал Сириуса на вокзале…

– Что? – встревожился Рон. – Ты не говорил…

– Ш-ш-ш! – тут же зашипели на него Гарри и Гермиона.

– «Министерство предупреждает колдовскую общественность, что Блэк чрезвычайно опасен… убил тринадцать человек… дерзкий побег из Азкабана…» Обычная чушь, – заключила Гермиона, откладывая газету и испуганно глядя на Гарри и Рона. – Ему просто нельзя больше выходить, вот и все, – прошептала она. – Думбльдор его предупреждал.

Гарри мрачно опустил взгляд на свою часть «Оракула». Почти всю полосу отвели под рекламу магазина мадам Малкин «Мантии на все случаи жизни», где, оказывается, начиналась осенняя распродажа.

– Эй! – воскликнул он, расправляя газету на столе, чтобы Рон и Гермиона тоже могли прочитать. – Посмотрите-ка!

– Чего-чего, а мантий у меня теперь навалом, – сказал Рон.

– Да не это, – пояснил Гарри, – вот… тут заметка…

Рон с Гермионой склонились над столом и стали читать; заметка была всего в дюйм высотой и поме-щалась в самом низу колонки.

 

 

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В МИНИСТЕРСТВЕ МАГИИ

Стурджис Подмор, 38 лет, проживающий по адресу: Клэпэм, Бобовниковый парк, дом № 2, предстал перед Мудрейхом по обвинению в попытке взлома и ограбления, предпринятой им 31 августа сего года в министерстве магии. Подмора арестовал охранник министерства Эрик Шамк, заставший преступника в час ночи за взломом двери в одно из особо секретных помещений. Подмор, отказавшийся привести аргументы в свою защиту, был признан виновным и приговорен к шести месяцам заключения в Азкабане.

 

 

– Стурджис Подмор? – медленно произнес Рон. – Это тот, у которого волосы как соломенная крыша? Член Ор…

– Рон, ш-ш-ш! – в панике зашипела Гермиона.

– Шесть месяцев в Азкабане! – прошептал пораженный Гарри. – Только за то, что пытался войти в какую-то дверь!

– При чем тут дверь? Конечно, не только за дверь. Но что ему понадобилось в министерстве в час ночи? – выдохнула Гермиона.

– Думаешь, он был там по заданию Ордена? – тихо спросил Рон.

– Минуточку… – задумчиво сказал Гарри. – Стурджис должен был прийти нас провожать, помните?

Друзья посмотрели на него.

– Да, точно, он должен был нас охранять по дороге на Кингз-Кросс, помните? Хмури еще бесился, что он не пришел. Получается, это было не их задание…

– Может, они просто не ожидали, что его поймают, – возразила Гермиона.

– Может, подстава! – в страшном возбуждении вскрикнул Рон. – Нет!.. Слушайте, – продолжил он, поймав грозный взгляд Гермионы и сильно понизив голос, – в министерстве подозревали, что он – человек Думбльдора, поэтому… ну, я не знаю… заманили его в ловушку! А никакую дверь он вообще не взламывал! Они специально что-то подстроили, чтобы его взять!

Гарри и Гермиона некоторое время поразмыслили. Гарри счел, что все это чересчур сложно. Зато на Гермиону гипотеза произвела впечатление.

– Знаете, я бы не удивилась, если б это оказалось правдой.

Она задумчиво сложила свою половинку газеты. Гарри бросил на стол вилку и нож, и Гермиона вышла из забытья.

– Ладно, к делу. Сначала, наверное, быстренько разделаемся с сочинением для Спарж про самоудобряющиеся кустарники, а потом, если успеем, еще до обеда начнем деанимационное созидальное заклинание…

При мысли о куче домашних заданий, ожидающих его наверху, Гарри ощутил слабый укол совести, но небо было такое ясное, такое синее, такое веселое, а он за неделю еще ни разу не выгуливал «Всполох»…

– У нас весь вечер впереди, – сказал Рон, когда они с метлами на плечах уже спускались по склону к квидишному полю. В ушах звенели зловещие пророчества Гермионы, предрекавшей им позорный провал на экзаменах. – И потом еще завтра. А если она сама только и может думать что об уроках, то это ее трудности… – Последовала пауза, и он добавил уже озабоченнее: – Как думаешь, она правда больше не даст нам списывать?

– Я думаю, правда, – ответил Гарри. – Но все равно, это ведь тоже важно! Надо тренироваться, если мы хотим остаться в команде…

– Вот именно, – с большим чувством поддержал Рон. – И у нас полно времени, на все хватит…

На подходе к стадиону Гарри бросил осторожный взгляд вправо, на мрачно раскачивающиеся кроны Запретного леса. Но из чащи никто не вылетал, и в небе, если не считать сов, далекими точками круживших над башней совяльни, было совершенно пусто. Хватит уже думать об этих страшилищах – что у него, других забот нет? И потом, что плохого может ему сделать летающая лошадь? И он решительно выкинул крылатых тварей из головы.

Гарри и Рон взяли мячи из шкафчика в раздевалке и начали тренировку. Рон парил у шестов, а Гарри играл за Охотника и пытался провести Кваффл в кольцо. В конечном итоге Гарри остался доволен: Рон успешно взял примерно три четверти мячей и с каждой минутой играл все лучше. Через пару часов они отправились в замок на обед – где Гермиона ясно дала понять, что возмущена их безответственностью, – а потом вернулись на настоящую тренировку. В раздевалке уже собралась вся команда, кроме Ангелины.

– Порядок, Рон? – подмигнул брату Джордж.

– Да, – ответил Рон, который с каждым шагом по пути к стадиону становился все тише и тише.

– Ну что, мышь-староста? Готов показать класс? – Взъерошенная голова Фреда показалась над вырезом квидишной мантии. На губах чуть заметно играла зловещая улыбка.

– Заткнитесь, – с каменным лицом отозвался Рон. Он впервые в жизни переодевался в квидишную форму. Мантия Древа вполне ему подошла, хотя Оливер был гораздо шире в плечах.

– Команда, – сказала уже переодевшаяся Ангелина, выходя из кабинета капитана, – пора приступать к тренировке. Фред, Алисия, понесете ящик с мячами, хорошо? Да, кстати, у нас будут зрители, но я прошу вас не обращать на них внимания, договорились?

По ее нарочито небрежному тону Гарри сразу догадался, что это за зрители, и не ошибся: из раздевалки на ярко освещенное солнцем поле они вышли под свист и насмешки квидишной команды «Слизерина» и других зевак, рассевшихся тут и там на пустых трибунах. Их голоса громким эхом носились над стадионом.

– Батюшки, на чем это у нас Уизли? – протянул Малфой. – Кому пришло в голову наложить летучее заклятие на трухлявое полено?

Краббе, Гойл и Панси Паркинсон закатились визгливым хохотом. Рон оседлал метлу и оттолкнулся от земли. Гарри последовал за ним, наблюдая, как уши его друга постепенно становятся ярко-красными.

– Наплюй, – сказал он, прибавив скорости и нагнав Рона, – посмотрим, как они посмеются, когда мы их обыграем…

– Правильная позиция, Гарри, – одобрила Ангелина. Она облетела их с Кваффлом под мышкой и зависла перед командой. – Итак, для разогрева начнем с простых подач, все вместе, пожалуйста…

– Эй, Джонсон, что это у тебя за прическа?! – пронзительно крикнула снизу Панси Паркинсон. – Как будто из головы червяки лезут!

Ангелина отбросила с лица косички и спокойно продолжила:

– Быстренько, заняли позиции… Посмотрим, на что мы способны…

Гарри задним ходом отлетел к дальнему краю поля, а Рон – к шестам на противоположной стороне. Ангелина одной рукой высоко подняла Кваффл и с силой швырнула его Фреду, тот передал мяч Джорджу, Джордж – Гарри, Гарри – Рону, а Рон его выронил.

Слизеринцы, и первым Малфой, грохнули. Рон ринулся вниз, чтобы перехватить Кваффл, пока тот не упал на землю, потом неловко, съехав набок, вышел из пике и, весь красный, вернулся на игровую высоту. Гарри видел, какими взглядами обменялись Фред с Джорджем. Вопреки обыкновению близнецы воздержались от комментариев, за что Гарри был им благодарен.

– Подавай, Рон! – крикнула Ангелина, словно ничего не случилось.

Рон бросил Кваффл Алисии, та отдала мяч Гарри, Гарри сделал пас Джорджу…

– Эй, Поттер, как поживает твой шрам?! – выкрикнул Малфой. – Тебе не пора полежать? Ты уже целую неделю не был в лазарете, прямо личный рекорд…

Джордж передал мяч Ангелине, а она через спину бросила его Гарри, который этого не ожидал, но все же сумел взять подачу кончиками пальцев и быстро передал Кваффл Рону. Тот бросился за ним, но ощутимо промахнулся.

– Ну вот что, Рон, – недовольно бросила Ангелина вслед Рону, снова нырнувшему за мячом, – давай-ка соберись.

Рон вернулся на игровую высоту совершенно алый. Трудно было сказать, что ярче – его лицо или Кваффл. Малфой и все слизеринцы выли от хохота.

С третьей попытки Рон таки поймал Кваффл и, видимо, от облегчения, передал его дальше ударом такой силы, что Кэти не удержала мяч, и он попал ей прямо в лицо.

– Прости! – застонал Рон, кидаясь к Кэти посмотреть, не покалечил ли он ее.

– Вернись на место, с ней все в порядке! – рявкнула Ангелина. – Но в следующий раз, когда будешь передавать мяч товарищу по команде, не пытайся сбить его с метлы, хорошо? Для этого у нас есть Нападалы!

У Кэти из носа шла кровь. Внизу, в исступлении топоча ногами, громко ржали слизеринцы. Фред и Джордж подлетели к Кэти.

– На́ вот, – сказал Фред, доставая из кармана и протягивая ей что-то маленькое и фиолетовое, – мигом все пройдет.

– Так, – прокричала Ангелина, – Фред, Джордж, сходите за битами и Нападалой! Рон, отправляйся к шестам. Гарри, по моей команде выпустишь Проныру. Бить, понятно, будем по кольцам Рона.

Гарри помчался вслед за близнецами, чтобы взять Проныру.

– Рон что-то совсем не в ту степь выступает, – пробормотал Джордж, когда они втроем приземлились у ящика с мячами и открыли его, чтобы взять Проныру и одного Нападалу.

– Он просто нервничает, – объяснил Гарри, – когда мы тренировались утром, он все делал нормально.

– Да уж, надеюсь, это у него не от переутомления, – хмуро проворчал Фред.

Они снова взмыли. По свистку Ангелины Гарри выпустил Проныру, а Фред и Джордж – Нападалу. С этого момента Гарри почти перестал обращать внимание на остальных. Его задачей было вновь поймать крохотный и крылатый золотой мячик. Это приносило команде сто пятьдесят очков и требовало колоссальной быстроты и ловкости. Гарри прибавил скорости и принялся носиться между Охотниками. Теплый осенний воздух омывал лицо, в ушах шумели далекие и теперь такие бессмысленные вопли слизеринцев… Увы, очень скоро его остановил свисток.

– Стоп! Стоп! СТОП! – вопила Ангелина. – Рон!.. У тебя же оголена середина!

Гарри обернулся. Рон висел в воздухе у левого кольца – другие два оставались незащищенными.

– Ой!.. Извините…

– Ты все время дрейфуешь в сторону, когда следишь за Охотниками! – недовольно сказала Ангелина. – Ты либо стой в центре, пока не понадобится защищать какое-то из колец, либо кружи возле них, только не отплывай как облако – ты так пропустил последние три мяча!

– Извините… – повторил Рон. На фоне ярко-голубого неба его лицо красно сияло, точно бакен.

– И, Кэти… Нельзя уже как-то разобраться с этим кровотечением?

– Оно все хуже и хуже! – гнусаво ответила Кэти, зажимая нос рукавом.

Гарри посмотрел на Фреда. Тот встревоженно рылся в карманах. Достав что-то фиолетовое, он внимательно его рассмотрел, а потом в ужасе обернулся к Кэти.

– Ладно, попробуем еще раз, – сказала Ангелина. Она не обращала внимания на слизеринцев, громогласно распевавших «гриффиндорцы – слабаки, гриффиндорцы – слабаки», но в ее позе чувствовалась некая скованность.

Не прошло и трех минут, как снова раздался свисток Ангелины. Гарри, как раз заметивший Проныру, кружившего у дальних колец, очень расстроился.

– Что на этот раз? – раздраженно спросил он у Алисии, которая оказалась к нему ближе всех.

– Кэти, – коротко ответила та.

Гарри повернулся и увидел, что Ангелина, Фред и Джордж со страшной скоростью мчатся к Кэти. Гарри с Алисией тоже полетели. Похоже, Ангелина остановила игру вовремя: белая как мел Кэти была вся в крови.

– Ей надо в лазарет, – сказала Ангелина.

– Мы отведем, – с готовностью отозвался Фред. – Она… э-э… по ошибке приняла козинак-кровопуск…

– Ну все, без Отбивал и Охотника играть не имеет смысла, – хмуро бросила Ангелина, когда близнецы ринулись к замку, с двух сторон поддерживая ослабевшую Кэти. – Пошли переодеваться.

Они потащились к раздевалке. Слизеринцы продолжали распевать свою идиотскую песню.

– Как прошла тренировка? – холодно осведомилась Гермиона. Прошло полчаса, и Гарри с Роном только что вскарабкались в гриффиндорскую гостиную.

– Тренировка прошла… – начал Гарри.

– Хуже некуда, – глухо закончил Рон, падая в кресло рядом с Гермионой. Та внимательно посмотрела на него и на глазах оттаяла.

– Ну, это же первый раз, – утешила она, – ясно же, что нужно время, чтобы…

– А кто сказал, что это из-за меня? – огрызнулся Рон.

– Никто не сказал, – испугалась Гермиона, – просто я подумала…

– Что я обязательно окажусь дерьмом?

– Нет, конечно нет! Просто ты сказал, что тренировка прошла хуже некуда, и я решила…

– Мне некогда! Мне надо делать домашние задания! – грозно выкрикнул Рон и затопал наверх в спальню.

Когда он скрылся, Гермиона повернулась к Гарри:

– Что, он и правда ужас?

– Нет, – храня верность другу, ответил Гарри.

Гермиона подняла брови.

– Конечно, он мог бы играть и получше, – добавил Гарри, – но ты правильно говоришь, это только первая тренировка…

В тот вечер ни Гарри, ни Рону не удалось сильно преуспеть в выполнении домашних заданий. Гарри знал, что Рон все время думает о том, как опозорился на тренировке, а у него самого вертелась в голове дурацкая речевка: «гриффиндорцы – слабаки»…

Все воскресенье они просидели в гостиной, зарывшись в учебники. Комната сначала была полна народа, потом опустела. Опять стояла отличная погода, и почти все остальные гриффиндорцы гуляли во дворе, торопясь насладиться, быть может, последним погожим днем. Под вечер у Гарри было чувство, будто кто-то целый день старательно бил его мозг о черепную коробку.

– Знаешь, наверно, все-таки надо хотя бы часть домашних заданий выполнять на неделе, – пробормотал Гарри, когда они покончили с длиннющим сочинением по деанимационному созидальному заклинанию для профессора Макгонаголл и в отчаянии перешли к такой же длинной и трудной работе о многочисленных спутниках Юпитера, которую задала профессор Синистра.

– Да уж. – Рон потер покрасневшие глаза и бросил в камин пятый испорченный лист. – Слушай… Может, попросим у Гермионы ее работу? Просто посмотреть…

Гарри взглянул на Гермиону. Та сидела с Косолапсусом на коленях и весело болтала с Джинни, а перед ней в воздухе быстро мелькали спицы, вязавшие бесформенные носки.

– Нет, – сурово произнес он, – ты и сам понимаешь, что она не даст.

Они работали дотемна. Толпа, набившаяся в гостиную к вечеру, медленно, но верно редела. В половине двенадцатого к Гарри и Рону, зевая, подошла Гермиона:

– Ну что, почти закончили?

– Нет, – отрывисто бросил Рон.

– Самый большой спутник Юпитера – Ганимед, а не Каллисто. – Гермиона через плечо Рона показала на строчку в его сочинении. – А вулканы есть на Ио.

– Спасибо, – недовольно буркнул Рон, вычеркивая ошибки.

– Извини, я просто…

– Постигаю: всего лишь подошла покритиковать…

– Рон…

– У меня нет времени выслушивать проповеди – надеюсь, это ясно? У меня еще по горло работы…

– Нет… Смотрите!

Она показывала на окно. За стеклом на подоконнике сидела красивая сова – она взирала на Рона.

– Это же Гермес, да? – изумленно сказала Гермиона.

– Ничего себе! – тихо ответил Рон, бросая перо и поднимаясь. – С чего это Перси вздумал мне писать?

Едва окно открылось, Гермес влетел, сел на сочинение Рона и протянул ему лапку с письмом. Рон снял письмо, и Гермес тут же улетел, оставив на изображении Ио чернильные отпечатки.

– Почерк Перси, это точно. – Рон снова опустился в кресло, вытаращившись на адрес, написанный на свитке: «“Хогварц”, колледж “Гриффиндор”, Рональду Уизли». Он поднял глаза. – Ну что?

– Открывай скорей! – возбужденно воскликнула Гермиона. Гарри кивнул.

Рон развернул свиток и начал читать. Чем дальше он читал, тем угрюмее становился, а под конец явственно кривился в отвращении. Он сунул письмо Гарри и Гермионе, и те, склонив головы над пергаментом, вместе прочли:

Дорогой Рон!

Я только что узнал (и не от кого-нибудь, а от самого министра магии, которого, в свою очередь, уведомила ваша новая преподавательница профессор Кхембридж), что тебя назначили старостой «Хогварца».

Это известие приятно удивило меня, и прежде всего я хочу от души тебя поздравить. Должен признаться, меня всегда терзали опасения, что ты не последуешь моему примеру, а пойдешь, скажем так, по «пути Фреда и Джорджа», так что вообрази, как счастлив я был узнать, что ты наконец перестал пренебрегать дисциплиной и взял на себя настоящую взрослую ответственность.

Однако, Рон, помимо поздравлений мне хотелось бы дать тебе совет – потому я и посылаю это письмо вечером, а не обычной утренней почтой. Надеюсь, тебе удастся прочесть это послание вдали от любопытных глаз и тем самым избежать нежелательных расспросов.

Из некоторых фраз, которые вырвались у министра, когда он рассказывал мне о твоем назначении, я заключил, что ты по-прежнему проводишь много времени с Гарри Поттером. Должен предупредить тебя, Рон: ничто не представляет такой угрозы для твоего нового положения, как дальнейшее общение с этим типом. Да, да! Я уверен, что, прочитав это, ты будешь удивлен – и, без сомнения, возразишь, что Поттер всегда был любимцем Думбльдора, – но я полагаю своей обязанностью известить тебя, что Думбльдор недолго будет оставаться директором «Хогварца», а те люди, чье мнение имеет значение, совершенно иначе – и, вероятно, более трезво, – оценивают поведение Поттера. Больше я ничего не добавлю, однако, если ты прочитаешь завтрашний выпуск «Оракула», то сумеешь составить достаточно верное представление о том, куда дует ветер, – и заодно поищи на фотографии твоего покорного!

А если серьезно, тебе, Рон, не следует допускать, чтобы тебя ставили на одну доску с Поттером, ибо это может очень навредить твоему будущему, и здесь я помимо прочего имею в виду будущее после окончания школы. Как ты, должно быть, знаешь – поскольку твой отец сопровождал Поттера в суд, – этим летом твой так называемый друг предстал перед Мудрейхом на дисциплинарном слушании и, надо сказать, не произвел хорошего впечатления. По моему мнению, ему удалось счастливо отделаться исключительно благодаря лазейке в законодательстве, и многие из тех, с кем я обсуждал это дело, по-прежнему убеждены в его виновности.

Возможно, ты боишься открыто порвать с Поттером – я знаю, что он неуравновешен и, по моим сведениям, агрессивен. Если тебя беспокоит это или если ты заметишь в его поведении нечто подозрительное, прошу тебя, смело обращайся к Долорес Кхембридж. Эта прекрасная женщина будет счастлива дать тебе доброе наставление.

Здесь я перехожу ко второму своему совету. Как я уже намекнул, времена Думбльдора в «Хогварце», можно сказать, миновали. Поэтому тебе, Рон, следует блюсти верность не ему, а школе и министерству. Я был чрезвычайно огорчен, узнав, что в настоящее время профессор Кхембридж не находит среди преподавателей «Хогварца» должной поддержки своим начинаниям, когда пытается провести в жизнь необходимые изменения, столь желательные для министерства (впрочем, со следующей недели ее жизнь значительно упростится – опять же, читай завтрашний «Оракул»!). Я же скажу только одно – тот, кто сейчас продемонстрирует желание помогать профессору Кхембридж, через пару лет имеет все шансы стать старшим старостой!

Прости, что этим летом я не уделял тебе достаточно внимания. Мне больно осуждать наших родителей, однако боюсь, до тех пор, пока они поддерживают связи с опасным окружением Думбльдора, я не могу оставаться под крышей их дома. (Если будешь писать маме, можешь сказать ей, что некий Стурджис Подмор, большой друг Думбльдора, был недавно приговорен к сроку в Азкабане за попытку взлома в министерстве. Возможно, это откроет родителям глаза на то, с какими мошенниками и мелкими воришками они связались.) Я считаю, мне повезло, что я не запятнан общением с подобными личностями, – министр со мной необычайно любезен, – и я очень надеюсь, Рон, что и ты не позволишь семейным привязанностям ослепить тебя и поймешь ошибочность взглядов и поступков наших родителей. Искренне верю, что со временем они осознают свои ошибки и когда настанет этот день, с готовностью приму от них безоговорочные извинения.

Прошу тебя, хорошенько обдумай то, что я сказал, особенно о Гарри Поттере, и – еще раз поздравляю с назначением на должность старосты!

Твой брат,

Перси

 

 

Гарри поднял глаза на Рона.

– Ладно, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал так, будто все это он воспринимает как глупую шутку, – если ты хочешь… э-э… как там?.. – Он сверился с текстом. – Ах да!.. «открыто порвать» со мной, обещаю обойтись без агрессии.

– Отдай. – Рон протянул руку. – Просто Перси… – продолжал он дрогнувшим голосом, разрывая письмо пополам, – самый, – Рон разорвал и половинки, – выдающийся на свете, – четвертинки превратились в осьмушки, – кретин. – Рон бросил обрывки в огонь. – Давай, должны же мы закончить хотя бы до рассвета, – как ни в чем не бывало сказал он Гарри, подтягивая к себе работу по астрономии.

Гермиона посмотрела на Рона очень странно.

– Ладно, давайте сюда, – бросила она.

– Что? – не понял Рон.

– Ваши работы. Я проверю и поправлю, – пояснила Гермиона.

– Ты что, серьезно? Гермиона, ты просто спасительница! – воскликнул Рон. – Чем я могу…

– Вы оба можете, например, сказать: «Мы обещаем больше никогда не откладывать домашние задания на последнюю минуту». – Гермиона протянула обе руки за сочинениями. Впрочем, судя по ее лицу, она забавлялась.

– Гермиона, спасибо тебе огромное, – пролепетал Гарри, протянул ей сочинение, повалился на спинку кресла и принялся тереть глаза.

Полночь уже миновала, и в гостиной не осталось никого, кроме них с Косолапсусом. Стояла глубокая тишина – если не считать скрипа пера Гермионы, которая время от времени что-то вычеркивала, и шелеста страниц разбросанных по столу справочников, по которым она что-то проверяла. Гарри совершенно изнемог, и, кроме того, в животе была странная сосущая пустота, но не от усталости, а из-за письма, почерневшие останки которого, стремительно съеживаясь, догорали в камине.

Разумеется, для него не новость, что минимум половина школы считает его странным, даже чокнутым, как не новость и то, что «Оракул» уже который месяц пишет о нем гадости. И все-таки послание Перси – его совет Рону порвать отношения с Гарри и доносить о нем Кхембридж – как ничто другое заставило Гарри прочувствовать реальность происходящего. Они с Перси целых четыре года довольно тесно общались, летом жили в одном доме, спали в одной палатке на кубке мира, в прошлом году Перси даже поставил Гарри высшую оценку за второе испытание Тремудрого Турнира, а теперь этот же самый Перси считает его неуравновешенным и потенциально опасным…

На Гарри волной нахлынуло сочувствие к крестному. Пожалуй, среди всех его знакомых один только Сириус способен понять, каково сейчас Гарри, потому что Сириус и сам точно в таком же положении. Практически весь колдовской мир уверен, что Сириус – опасный маньяк-убийца и приспешник Вольдеморта. Вот уже четырнадцать лет Сириусу приходится жить с этим знанием…

Гарри удивленно моргнул. Он увидел в огне нечто такое, чего там быть не могло. Оно мелькнуло и тут же исчезло. Нет… невозможно. Просто он сейчас думал о Сириусе, вот ему и привиделось…

– Все, перепиши вот это, – Гермиона подтолкнула к Рону его сочинение и листок, исписанный ее почерком, – а потом добавь мое заключение.

– Гермиона, честно, ты самый потрясающий человек на свете, – чуть ли не со слезами в голосе сказал Рон, – и если я еще хоть раз позволю себе грубо с тобой разговаривать…

– …я пойму, что ты пришел в норму, – закончила за него Гермиона. – Гарри, а у тебя все нормально, вот только в конце… Ты, наверное, неправильно расслышал профессора Синистру: Европу покрывает лед, а не мед… Гарри?

Гарри соскользнул с кресла на прожженный и протертый коврик у камина и стоял на коленях, вглядываясь в огонь.

– Э-э… Гарри? – неуверенно позвал Рон. – Зачем ты?..

– Затем, что я только что видел в камине голову Сириуса.

Гарри произнес это очень спокойно – в конце концов, в прошлом году он уже видел ее в том же самом месте и даже с ней разговаривал; но сейчас он не был уверен, что ему не привиделось… Голова так быстро исчезла…

– Голову Сириуса? – повторила Гермиона. – Как в прошлом году во время Тремудрого Турнира? Но сейчас он не стал бы, это слишком… Сириус!

Она ахнула от испуга. Рон выронил перо. Из танцующих языков пламени смотрела голова Сириуса. Длинные черные волосы падали на довольное улыбающееся лицо.

– Я уж боялся, что вы уйдете спать раньше, чем все разойдутся, – сказал он. – Я проверял каждый час.

– Ты появлялся здесь каждый час? – чуть не рассмеялся Гарри.

– На пару секунд. Смотрел, свободен ли путь.

– А если бы тебя заметили? – заволновалась Гермиона.

– Кажется, одна девочка – на вид первоклассница – меня видела, но не беспокойтесь, – поспешно добавил Сириус, поскольку Гермиона зажала рот ладонью, – я скрылся, как только она на меня взглянула. Наверняка подумала, что я – странное полено.

– Но, Сириус, это такой риск… – начала Гермиона.

– Ты прямо как Молли, – оборвал ее Сириус. – Как еще мне ответить на письмо Гарри? Иначе пришлось бы писать шифровки – а любой шифр можно взломать.

При словах «письмо Гарри» Рон и Гермиона повернулись к нему.

– Ты не говорил, что писал Сириусу! – упрекнула Гермиона.

– Я забыл, – ответил Гарри, и это была истинная правда; после встречи с Чо в совяльне он позабыл обо всем на свете. – Не смотри на меня так! Там ничего криминального не было, никаких секретов, скажи, Сириус?

– Да, письмо гениальное, – улыбнулся тот. – Ну, к делу – вдруг кто придет. Итак. Шрам.

– А что шра?.. – начал было Рон, но Гермиона его перебила:

– Мы все обсудим потом. Говори, Сириус.

– Я понимаю, не очень-то приятно, когда он болит, но нам не кажется, что об этом стоит беспокоиться. Он ведь болел весь прошлый год, так?

– Да, и Думбльдор сказал, что это происходит, когда у Вольдеморта особо сильные эмоции, – подтвердил Гарри, как всегда не обращая внимания на исказившиеся от ужаса лица друзей. – Может, когда я был у Кхембридж, Вольдеморт вдруг страшно разозлился или, я не знаю, озверел.

– Теперь, когда он возродился, шрам неизбежно должен болеть чаще, – сказал Сириус.

– Значит, ты думаешь, Кхембридж тут ни при чем? – спросил Гарри.

– Вряд ли это из-за нее. Я о ней слышал, и я уверен, что она не Упивающаяся Смертью…

– Надо же – а сволочь редкостная, – мрачно изрек Гарри. Рон и Гермиона закивали.

– Это да, но мир не делится только на хороших людей и Упивающихся Смертью, – криво усмехнулся Сириус. – Впрочем, она и правда та еще мерзавка… Слышали бы вы, что говорит о ней Рем.

– Люпин с ней знаком? – быстро спросил Гарри, вспомнив замечание об «опасных метисах», которое Кхембридж отпустила на первом уроке.

– Нет, – ответил Сириус, – но два года назад она протолкнула кое-какие антиоборотневые указы, из-за которых он теперь не может найти работу.

Гарри вспомнил донельзя истрепанную одежду Люпина и тут же возненавидел Кхембридж в два раза сильнее.

– А что, собственно, она имеет против оборотней? – с вызовом спросила Гермиона.

– Боится их, надо думать, – ответил Сириус. Возмущение Гермионы вызвало у него улыбку. – Я так понимаю, она вообще ненавидит всех, кто человек только наполовину. В прошлом году устроила кампанию против русалидов, предлагала отловить их всех и окольцевать. Подумать только – тратить столько сил на русалидов, когда на свободе бегает такое дрянцо как Шкверчок…

Рон засмеялся, но Гермиона явно расстроилась.

– Сириус! – укоризненно воскликнула она. – Вот честное слово, если бы ты хоть немного постарался, Шкверчок стал бы гораздо лучше. Ты же единственный из семьи, кто у него остался, а профессор Думбльдор сказал…

– Ну его, лучше скажите, чем вы с этой Кхембридж занимаетесь на уроках? – перебил Сириус. – Она вас учит истреблять метисов?

– Нет, – ответил Гарри, не обращая внимания на гримасу Гермионы, недовольной тем, что ей не дали выступить в защиту Шкверчка. – Она не разрешает нам колдовать! Совсем!

– Мы без конца читаем какой-то тупой учебник, – добавил Рон.

– Что ж, все сходится, – проговорил Сириус. – У нас есть информация из надежного источника в министерстве о том, что Фудж не хочет, чтобы вы были готовы к бою.

– Готовы к бою? – не веря своим ушам, повторил Гарри. – Он что думает, у нас тут армия?

– Именно так он и думает, – подтвердил Сириус, – а точнее, он боится, что Думбльдор собирает армию – свою армию, с которой пойдет завоевывать министерство магии.

Повисла пауза, а потом Рон сказал:

– В жизни не слышал ничего глупее – даже от Луны Лавгуд.

– Получается, нам не дают учиться защите от сил зла, потому что Фудж боится, как бы мы не использовали эти заклинания против министерства? – возмутилась Гермиона.

– Ага, – сказал Сириус. – Фудж считает, что Думбльдор ради захвата власти пойдет на все. У него уже просто паранойя какая-то. Еще чуть-чуть, и Думбльдора арестуют – вот только предлог сочинят.

Это напомнило Гарри о письме Перси.

– А ты не знаешь, завтра в «Оракуле» ничего не должно быть про Думбльдора? Перси, брат Рона, думает, что…

– Не знаю, – сказал Сириус. – В выходные я никого из Ордена не видел, все заняты. Сижу тут один со Шкверчком…

В его голосе явственно звучала горечь.

– А про Огрида у тебя тоже никаких новостей?

– Ах да… – проговорил Сириус. – По идее он уже должен был вернуться. Никто не знает, где он и что с ним. – Заметив их потрясение, он поспешил добавить: – Но Думбльдор не тревожится, так что не делайте такие лица! Я уверен, что с Огридом все в порядке.

– Но… если он уже должен был вернуться… – чуть слышно пролепетала испуганная Гермиона.

– С ним была мадам Максим, мы связались с ней, и она говорит, что по дороге домой они расстались – но никаких намеков на то, что он как-то пострадал, – в общем, никаких поводов для беспокойства.

Это не слишком утешило ребят. Они тревожно переглянулись.

– Вы об Огриде особо не расспрашивайте, – торопливо добавил Сириус, – это привлекает лишнее внимание к его отсутствию, а я знаю, что Думбльдору бы этого не хотелось. Огрид крут, с ним все будет хорошо. – Увидев, что ребята нисколько не повеселели, Сириус решил сменить тему: – Слушайте, а когда вы теперь в Хогсмед? А то я тут подумал: раз на вокзале собачий маскарад удался, может, мы?..

– НЕТ! – хором завопили Гарри и Гермиона.

– Ты что, не читал «Оракул»? – нервно спросила Гермиона.

– А, это, – ухмыльнулся Сириус. – Да они все время гадают, где я да что я, а на самом деле понятия не имеют…

– А нам кажется, что на этот раз имеют, – возразил Гарри. – В поезде Малфой сказал одну вещь… в общем, он, похоже, знал, что это был ты… и его отец – ну, знаешь, Люциус Малфой – он ведь тоже был на платформе! Пожалуйста, Сириус, не надо в Хогсмед, ни в коем случае. Если Малфой опять тебя узнает…

– Ладно, ладно, понял, – раздраженно сказал Сириус. – Я просто подумал, что ты был бы рад повидаться.

– Даже очень! Только я не хочу, чтобы ты снова оказался в Азкабане! – воскликнул Гарри.

Повисла пауза. Сириус из огня внимательно глядел на Гарри. Меж впалых глаз на переносице пролегла морщинка.

– А ты не так похож на своего отца, как я думал, – вымолвил он наконец с явным холодком. – Джеймс любил риск.

– Понимаешь…

– Все, мне пора, Шкверчок спускается по лестнице, – не дослушал Сириус, но Гарри понял, что про Шкверчка он наврал. – Я напишу, сообщу, когда снова смогу здесь быть, хорошо? Если это не слишком для вас рискованно?

Раздался еле слышный хлопок, и там, где только что была голова Сириуса, остались лишь танцующие языки пламени.

 

 

Глава пятнадцатая Главный инспектор «Хогварца»

Наутро ребята были готовы прочесывать свежий номер «Оракула» от корки до корки, чтобы найти статью, о которой упомянул Перси. Однако это не понадобилось. Не успела почтовая сова взлететь с молочного кувшина, как Гермиона, вскрикнув, лихорадочно расправила на столе газету. С большой фотографии, осклабясь и редко моргая, смотрела Долорес Кхембридж. Заголовок над фотографией гласил:

 

 

МИНИСТЕРСТВО ПРОВОДИТ РЕФОРМУ СИСТЕМЫ ОБРАЗОВАНИЯ

 

ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ «ХОГВАРЦА» УЧРЕЖДЕНА ДОЛЖНОСТЬ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА

 

ДОЛОРЕС КХЕМБРИДЖ ПОЛУЧАЕТ НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

– Кхембридж – «главный инспектор»? – хмуро переспросил Гарри, роняя недоеденный гренок. – Что это значит?

Гермиона стала читать вслух:

Вчера вечером министерство магии сделало неожиданный ход, издав новый закон, согласно которому оно получило беспрецедентную возможность контролировать действия администрации школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц».

«Происходящее в “Хогварце” тревожило министра уже довольно давно, – сообщил нашему корреспонденту младший помощник министра Перси Уизли. – Предпринятые в настоящее время меры – адекватная реакция на неоднократно поступавшие сигналы от родителей, также чрезвычайно обеспокоенных тем, что школа, где учатся их дети, развивается в нежелательном направлении».

За последние несколько недель это отнюдь не первый случай, когда министр магии Корнелиус Фудж, пекущийся о повышении качества колдовского образования, издает новые законы. Так, 30 августа сего года увидел свет декрет об образовании за номером 22, гласящий, что в случае, если ныне действующий директор «Хогварца» не может заполнить пустующую преподавательскую вакансию, право выбора подходящей кандидатуры переходит к министерству.

«Именно таким образом в штат преподавательского состава была зачислена Долорес Кхембридж, – сказал Перси Уизли. – Думбльдор не смог никого найти, и тогда министр назначил на вакантное место профессора Кхембридж. Как мы и ожидали, ее вступление в должность было поистине триумфальным…»

 

 

– Поистине КАКИМ?! – выкрикнул Гарри.

– Погоди, это еще не все, – мрачно сказала Гермиона.

«…поистине триумфальным. Профессор Кхембридж сразу сумела революционизировать процесс преподавания столь сложного предмета, как защита от сил зла. Помимо этого в ее обязанности входит осуществление постоянной связи с министерством и своевременное уведомление министра Фуджа о реальном положении дел в школе».

В этой последней роли Долорес Кхембридж получила официальный статус согласно декрету об образовании № 23, учреждающему новую должность главного инспектора «Хогварца».

«Для борьбы с тем, что многие называют “стремительно опускающейся планкой стандартов” образования в “Хогварце”, министерством разработан стратегический план, и введение новой должности – его принципиально важный этап, – добавил Уизли. – Инспектору предоставляется право осуществлять проверку работы своих коллег, дабы убедиться в ее соответствии требуемым нормам. Мы попросили профессора Кхембридж совместить преподавательские обязанности с работой на этом посту, и, к нашей большой радости, на это предложение она ответила согласием».

Новые реформы министерства получили горячее одобрение со стороны родителей учащихся «Хогварца».

«Теперь, когда я знаю, что действия Альбуса Думбльдора подлежат справедливой, объективной оценке, на душе у меня гораздо легче, – поделился с нашим корреспондентом мистер Люциус Малфой, 41 год, владелец особняка в Уилтшире. – Последние несколько лет многие родители, озабоченные будущим своих детей, постоянно тревожились из-за некоторых довольно эксцентричных поступков Думбльдора, и мы рады, что министерство взяло ситуацию под контроль».

Вне всякого сомнения, под «эксцентричными поступками» мистер Малфой подразумевал, в частности, весьма сомнительные кадровые решения, о которых наша газета писала ранее, а именно, прием на работу оборотня Рема Люпина, полугиганта Рубеуса Огрида и отставного аврора «Шизоглаза» Хмури, страдающего паранойей.

Вполне естественно, в колдовском мире распространяются слухи о том, что Альбус Думбльдор, в недавнем прошлом Вышенекуд Международной конфедерации чародейства и Верховный Ведун Мудрейха, вследствие своего почтенного возраста более не способен возглавлять престижную колдовскую школу «Хогварц».

«Думаю, введение должности главного инспектора станет первым шагом на пути к тому, чтобы “Хогварц” обрел такого директора, которому мы все могли бы со спокойной душой доверить судьбы наших детей», – сказал вчера вечером один из работников министерства.

В то же время, старейшие члены Мудрейха Гризельда Марчбэнкс и Тиберий Огден подали в отставку в знак протеста против учреждения в «Хогварце» упомянутой должности.

«“Хогварц” – это школа, а не филиал кабинета Корнелиуса Фуджа, – заявила мадам Марчбэнкс. – Вся эта затея – лишь очередная грязная попытка дискредитировать Альбуса Думбльдора».

(Подробное расследование деятельности мадам Марчбэнкс, подозреваемой в связях с подрывными группировками гоблинов, см. на стр. 17.)

 

 

Гермиона дочитала и подняла глаза на Гарри и Рона.

– Теперь понятно, как к нам попала эта Кхембридж! Фудж издал «декрет об образовании» и нам ее попросту навязал! А теперь он дал ей право инспектировать других учителей! – Гермиона часто дышала, и ее глаза очень ярко сверкали. – У меня нет слов! Это возмутительно!

– Да уж, – сказал Гарри. Правой рукой он стискивал край стола. На тыльной стороне ладони еще виднелся белый шрам – фраза, которую из-за Кхембридж он вырезал на собственной коже.

Но по лицу Рона отчего-то расползалась довольная улыбка.

– Что? – уставившись на него, хором спросили Гарри и Гермиона.

– Мечтаю увидеть, как она будет инспектировать Макгонаголл, – со вкусом ответил Рон. – Кхембридж сама не знает, на что нарывается.

– Знаете, давайте-ка поторопимся, – вскочила Гермиона, – лучше не опаздывать, вдруг она надумает проверять Биннза…

Но на историю магии профессор Кхембридж не пришла, и урок был скучен, как и в прошлый понедельник. Не пришла она и в подземелье Злея на пару зельеделия, где Гарри получил назад свое сочинение о лунном камне. В верхнем углу красовалось большое, заостренное, черное «У».

– Я поставил вам те оценки, которые вы получили бы за подобные работы на экзаменах, – с усмешкой сказал Злей, стремительно расхаживая между рядами и раздавая проверенные сочинения. – Я хотел дать вам реальное представление о том, на что вы можете рассчитывать.

Он вернулся к доске и встал лицом к классу.

– Должен сказать, что работы ваши, в общей массе, ужасны. Будь это экзамен, большинство из вас провалилось бы с треском. Очень надеюсь, что при написании нового сочинения – о различных видах противоядий к ядам животного происхождения – вы проявите намного больше усердия, в противном случае я буду вынужден назначить взыскания тем остолопам, которые снова получат «У». – И он ухмыльнулся, услышав, как Малфой звучно прошептал:

– А что, нашлись дебилы, которые получили «У»? Ха!

Гарри заметил, что Гермиона, скосив глаза, пытается разглядеть оценку на его сочинении, тут же понял, что желал бы сохранить эту информацию в тайне, и торопливо сунул свою работу в рюкзак.

На этом уроке Гарри твердо решил не дать себя опозорить и, прежде чем приступить к заданию, минимум трижды перечитывал каждую строчку инструкции на доске. Конечно, его живительная жидкость получилась не такой ярко-бирюзовой, как у Гермионы, но, во всяком случае, она была голубой, а не розовой, как у Невилла, так что в конце урока Гарри отнес флакон с зельем к столу Злея со смесью дерзкого вызова и глубокого облегчения.

– Что ж, все не так плохо, как в прошлый раз, да? – спросила Гермиона. Они уже покинули подземелье, поднялись по лестнице и через вестибюль шли на обед. – И с домашним заданием все, в общем, обошлось.

Ни Рон, ни Гарри не ответили, но Гермиона не отставала:

– Я хочу сказать, что я, конечно, и не ожидала высшего балла, раз он оценивал как на С.О.В.У., но на этом этапе не провалиться – уже хорошо, правда?

Гарри буркнул что-то невразумительное.

– Конечно, до экзаменов далеко, у нас масса времени, многое еще можно выучить, но эти оценки – как бы точка отсчета. Некий отправной пункт…

Они сели за гриффиндорский стол.

– Конечно, я была бы просто счастлива, если бы получила «В»…

– Гермиона, – резко перебил Рон, – если ты хочешь узнать, что нам поставили, так и спроси.

– Я не… то есть… в общем, если хотите, скажите…

– Я получил «П», – сообщил Рон, наливая суп в миску. – Довольна?

– Что же, тут нечего стыдиться, – влез в разговор Фред, появившись у стола вместе с Джорджем и Ли Джорданом и сев рядом с Гарри. – Что плохого в здоровом, добром «П»?

– Но, – спросила Гермиона, – «П» – это же вроде…

– Совершенно верно, это «плохо», – ответил Ли. – Но все же лучше, чем «У» – «ужасающе».

Кровь бросилась Гарри в лицо. Он сделал вид, что подавился булочкой, и закашлялся, но, оправившись от мнимого припадка, с огорчением обнаружил, что Гермиона все еще обсуждает оценки, которые ставят на экзаменах на С.О.В.У.

– Значит, высшая оценка – это «В», «великолепно», – говорила она, – потом «Н»…

– Нет, сначала «С», – поправил Джордж, – «сверх стандарта». Кстати, мы с Фредом всегда считали, что нам должны по всем предметам ставить «С». Мы же приходили на экзамены – это уже сверх стандарта.

Все засмеялись, кроме Гермионы, упорно гнувшей свою линию:

– А после «С» идет «Н», «нормально», и это нижний проходной балл, да?

– Угу, – кивнул Фред, окунул булочку в суп, отправил в рот и заглотил целиком.

– Потом «П» – «плохо», – Рон в притворном ликовании воздел руки, – и «У». Что значит «ужасающе».

– А еще «Т», – напомнил Джордж.

– «Т»? – ужаснулась Гермиона. – Ниже «У»? Это что?

– «Тролль», – быстро ответил Джордж.

Гарри снова посмеялся вместе со всеми, хотя и не был уверен, что Джордж шутит. Он представил, как пытается скрыть от Гермионы, что получил «Т» на всех экзаменах, и немедленно дал себе слово с сегодняшнего дня больше заниматься.

– У вас уже инспектировали что-нибудь? – поинтересовался Фред.

– Нет, – ответила Гермиона. – А у вас?

– Только что, перед обедом, – сказал Джордж. – Заклинания.

– Ну и как? – хором спросили Гарри и Гермиона.

Фред пожал плечами:

– Не так уж и страшно. Кхембридж тихо сидела в уголке и писала на пергаменте. Вы же знаете Флитвика, она как будто в гости к нему пришла, он совсем не напрягался. А она в основном помалкивала. Спросила у Алисии, что у нас обычно бывает на заклинаниях, а Алисия сказала, что всегда очень интересно. Вот.

– Не знаю, к Флитвику, по-моему, не за что придраться, – сказал Джордж. – У него все сдают экзамены нормально.

– А что у вас после обеда? – спросил Фред у Гарри.

– Трелони…

– Вот уж «Т» так «Т»!

– …а потом Кхембридж собственной персоной.

– Тогда будь паинькой, тише воды ниже травы, – велел Джордж. – Если пропустишь еще хоть одну тренировку, Ангелина тебя убьет.

Чтобы встретиться с Кхембридж, Гарри не пришлось ждать урока защиты от сил зла. Только он вошел в сумеречный класс прорицания, уселся в самом дальнем уголке и полез в рюкзак за дневником сновидений, как Рон ткнул его локтем в бок. Гарри обернулся – над люком показался торс профессора Кхембридж. Веселая болтовня сразу смолкла. Внезапная тишина насторожила профессора Трелони, которая дрейфовала между столиками, раздавая «Толмач сновидений», и она обернулась.

– Добрый день, профессор Трелони, – с широчайшей улыбкой промурлыкала профессор Кхембридж. – Надеюсь, вы получили мою записку? С уведомлением о дне и часе проверки?

Профессор Трелони коротко и очень недовольно кивнула и продолжила раздавать учебники. Профессор Кхембридж, не переставая улыбаться, цапнула за спинку ближайшее кресло и подтащила его к креслу профессора Трелони, чтобы устроиться прямо у нее за спиной. Затем села, достала из цветастой сумки пергамент и выжидательно уставилась перед собой.

Профессор Трелони, у которой подрагивали руки, плотнее запахнулась в свои шали и сквозь мощные линзы очков воззрилась на класс.

– Сегодня мы продолжаем изучать пророческие сновидения, – начала она, храбро пытаясь придать дрожащему голосу мистическое звучание. – Пожалуйста, разделитесь на пары и с помощью «Толмача сновидений» растолкуйте свежие сны друг друга.

Она шагнула было к своему креслу, но, увидев, что рядом сидит профессор Кхембридж, круто свернула влево, к Парвати и Лаванде, уже погрузившимся в обсуждение последнего сна Парвати.

Гарри открыл «Толмач», украдкой наблюдая за Кхембридж. Та вовсю строчила на пергаменте. Пару минут спустя она встала и принялась ходить за Трелони по пятам, внимательно слушая ее разговоры с учениками, а изредка и сама задавая вопросы. Гарри поспешно склонился над книгой.

– Скорей, придумывай сон, – сказал он Рону, – вдруг эта старая жаба подойдет.

– Я в прошлый раз придумывал, – запротестовал Рон, – теперь твоя очередь.

– Прямо не знаю… – безнадежно пробормотал Гарри. В последнее время ему вообще ничего не снилось. – Ну, скажем… мне снилось, что я… утопил Злея в своем котле. Сойдет?

Рон хрюкнул и тоже открыл «Толмач».

– Так… Надо сложить твой возраст с датой, когда ты видел сон, и прибавить количество букв в теме сна… А что брать-то? «Утопил», «в котле» или «Злей»?

– Какая разница, бери что угодно. – Гарри отважился обернуться. Профессор Трелони обсуждала с Невиллом его дневник, а профессор Кхембридж стояла у нее за спиной и делала записи.

– Так, еще раз: когда тебе это приснилось? – спросил Рон, с головой ушедший в вычисления.

– Не знаю, вчера, когда хочешь, – ответил Гарри, стараясь расслышать, что говорит Кхембридж профессору Трелони. От него с Роном преподавательниц отделял всего один столик. Профессор Кхембридж опять что-то записывала, а у профессора Трелони был донельзя обескураженный вид.

– Скажите, – осведомилась Кхембридж, поднимая глаза на прорицательницу, – как давно вы занимаете эту должность?

Профессор Трелони, скрестив на груди руки и нахохлившись, словно защищаясь от унизительной инспекции, помолчала, недовольно уставившись на Кхембридж. Потом она, видимо, решила, что вопрос не настолько оскорбителен, чтобы его можно было с полным правом игнорировать, и обиженно произнесла:

– Почти шестнадцать лет.

– Немало. – Профессор Кхембридж сделала пометку. – Значит, вас нанял на работу профессор Думбльдор?

– Совершенно верно, – кивнула профессор Трелони.

Профессор Кхембридж сделала еще одну пометку.

– И вы праправнучка знаменитой предсказательницы Кассандры Трелони?

– Да. – Профессор Трелони выше подняла голову.

Снова пометка на пергаменте.

– Но, по-моему, – поправьте меня, если я ошибаюсь, – вы первая в семье после Кассандры наделены Внутренним Взором?

– Такие вещи часто передаются через… э-э… три поколения, – сказала профессор Трелони.

Улыбка на лице профессора Кхембридж стала шире.

– Разумеется, – сладко произнесла она, делая новую запись. – Что ж. Вы не могли бы что-нибудь мне предсказать? Будьте так любезны. – И, не переставая улыбаться, вопросительно подняла глаза на Трелони.

Профессор Трелони вся словно одеревенела, не в силах поверить своим ушам.

– Я вас не понимаю, – сказала она, конвульсивно тиская шали на тощей шее.

– Я попросила вас что-нибудь мне предсказать, – очень отчетливо повторила профессор Кхембридж.

Теперь уже не только Гарри и Рон, а весь класс осторожно, из-за учебников, слушал этот разговор. Большинство зачарованно смотрело на профессора Трелони. Та, зашелестев бусами и браслетами, гордо выпрямилась в полный рост.

– Видения не приходят по команде! – негодующе воскликнула она.

– Понятно, – мягко произнесла профессор Кхембридж, вновь что-то записывая.

– Я… но… но… подождите! – неожиданно вскричала профессор Трелони. Она пыталась изобразить загробную таинственность, но гневная дрожь в голосе изрядно портила впечатление. – Я… кажется, я действительно что-то вижу… это касается вас… о, я чувствую что-то… темное… какую-то беду…

Профессор Трелони наставила на Кхембридж трясущийся палец. Та, подняв брови, продолжала ласково улыбаться.

– Боюсь… Боюсь, вам угрожает смертельная опасность! – драматическим шепотом закончила профессор Трелони.

Возникла пауза. Профессор Кхембридж смерила профессора Трелони равнодушным взглядом.

– Понятно, – негромко сказала она и зацарапала на пергаменте. – Что же, если это ваш предел…

И отвернулась. Трелони застыла, тяжело дыша. Гарри переглянулся с Роном и понял, что они оба думают об одном: да, профессор Трелони глупая старая мошенница, но они всецело на ее стороне, потому что до смерти ненавидят Кхембридж, – и эти мысли владели друзьями несколько секунд, пока прорицательница внезапно не напустилась на них.

– Итак? – Профессор Трелони щелкнула длинными пальцами у Гарри перед носом – на удивление оживленно. – Дайте-ка мне взглянуть на ваши дневники.

К тому времени, как Трелони закончила громогласно толковать сны Гарри – и каждый сон, даже тот, где Гарри ел овсянку, предвещал его трагическую безвременную кончину, – он уже не очень-то ей сострадал. Профессор Кхембридж стояла чуть поодаль и делала записи. Когда зазвонил колокол, она первой спустилась по серебряной лесенке, а через десять минут уже встречала ребят в аудитории защиты от сил зла.

Когда они вошли, Кхембридж, улыбаясь собственным мыслям, что-то напевала про себя. Пока все доставали «Теорию защитной магии», Гарри и Рон поведали вернувшейся с арифмантики Гермионе обо всем, что случилось на прорицании, но она не успела задать ни одного вопроса: профессор Кхембридж призвала класс к порядку. Воцарилась тишина.

– Убрали палочки, – улыбаясь, велела Кхембридж. Оптимисты грустно спрятали их обратно в рюкзаки. – На прошлом уроке мы закончили изучение первой главы. Сейчас я прошу вас открыть учебник на странице девятнадцать и начать читать главу вторую, «Основные защитные теории и их происхождение». Объяснения не потребуются.

Самодовольно улыбаясь, она уселась за свой стол. Класс дружно вздохнул и открыл учебник на странице девятнадцать. Гарри без особого интереса подумал, хватит ли в этой книге глав на весь год, и собирался уже проверить оглавление, но вдруг заметил, что Гермиона опять подняла руку.

Профессор Кхембридж тоже заметила. Более того, оказалось, что на такой случай она выработала специальную тактику. Она не стала делать вид, будто не замечает вытянутой руки. Вместо этого она поднялась из-за стола, подошла к Гермионе, склонилась к ней и тихо-тихо, чтобы не мешать остальным, прошептала:

– Что на этот раз, мисс Грейнджер?

– Я уже читала вторую главу, – сказала Гермиона.

– Читайте третью.

– Ее я тоже уже читала. Я прочла всю книгу.

Профессор Кхембридж удивленно моргнула, но сумела сохранить самообладание.

– Тогда, полагаю, вы сможете пересказать, что говорит Уиляйл о контрпорче в главе пятнадцать.

– Он утверждает, что это название неверное, – ни на секунду не задумавшись, ответила Гермиона. – И что люди называют порчу «контрпорчей» в тех случаях, когда хотят оправдать ее применение.

Профессор Кхембридж подняла брови, и Гарри понял, что она против воли поражена.

– Но я не согласна, – продолжала Гермиона.

Брови профессора Кхембридж поднялись выше, а ее взгляд стал заметно холоднее.

– Не согласны? – переспросила она.

– Нет. – Гермиона, в отличие от Кхембридж, говорила четко и звучно и сумела привлечь внимание всего класса. – Мистер Уиляйл не любит порчу, да? А я считаю, что порча, если применять ее в защитных целях, бывает чрезвычайна полезна.

– Вот как? Вы считаете? – Профессор Кхембридж забыла, что нужно шептать, и выпрямилась во весь рост. – Боюсь вас огорчить, мисс Грейнджер, однако здесь, в классе, нам интересно мнение мистера Уиляйла, а не ваше.

– Но… – начала Гермиона.

– Довольно, – оборвала профессор Кхембридж. Она отошла к своему столу и повернулась к классу. Вся ее веселость сошла на нет. – Мисс Грейнджер, я намерена вычесть пять баллов у колледжа «Гриффиндор».

По рядам побежал ропот.

– За что?! – сердито вскричал Гарри.

– Не влезай! – лихорадочно зашептала Гермиона.

– За нарушение хода занятий посредством не относящихся к делу вопросов, – ровным голосом отвечала профессор Кхембридж. – Я здесь для того, чтобы обучать вас по одобренной министерством программе. Она не предусматривает обсуждение личных мнений учащихся по вопросам, в которых они некомпетентны. Возможно, мои предшественники давали вам больше свобод, но, поскольку ни один из них не прошел бы лицензирования – за исключением, быть может, профессора Страунса, который, по крайней мере, пытался следить за тем, чтобы изучаемые темы соответствовали вашей возрастной группе…

– Да-да, Страунс был великолепным учителем, – громко заявил Гарри, – с одним лишь маленьким недостатком: из затылка у него торчала физиономия Вольдеморта.

За этим заявлением последовала оглушительнейшая тишина. А затем…

– Мне кажется, мистер Поттер, еще одна неделя наказаний пойдет вам только на пользу, – мурлыкнула Кхембридж.

Порез на руке у Гарри еще не успел зажить и назавтра вновь кровоточил. Накануне вечером, отбывая наказание, Гарри не жаловался – он твердо решил не доставлять Кхембридж такой радости. Снова и снова он писал: «Я никогда не должен лгать», и хотя с каждой буквой порез становился все глубже, Гарри не издал ни единого звука.

Хуже всего в этой истории, как и предсказывал Джордж, оказалась реакция Ангелины. Когда во вторник утром Гарри пришел на завтрак, она загнала его в угол и так истошно заорала, что к ним подошла профессор Макгонаголл.

– Мисс Джонсон, как вы смеете шуметь в Большом зале? Минус пять баллов с «Гриффиндора»!

– Но, профессор… Он снова получил взыскание! На целую неделю!

– Что?! Это правда, Поттер? – Профессор Макгонаголл круто обернулась к Гарри. – Взыскание? От кого?

– От профессора Кхембридж, – пробормотал Гарри, избегая взгляда профессора Макгонаголл, негодующе смотревшей на него сквозь квадратные очки.

– Вы хотите сказать, – Макгонаголл понизила голос, чтобы не услышали вранзорцы, которые сидели поблизости и уже навострили уши, – что после того, о чем мы с вами говорили в прошлый понедельник, вы опять сорвались на уроке профессора Кхембридж?

– Да, – признался Гарри, обращаясь к полу.

– Поттер, вы обязаны взять себя в руки! Вы так и напрашиваетесь на неприятности! Минус еще пять баллов!

– Но… как же… Профессор, нет! – возмущенный этой несправедливостью, воскликнул Гарри. – Меня и так наказали, зачем же еще и баллы вычитать?

– Затем, что наказания на вас не действуют! – поджав губы, ответила профессор Макгонаголл. – И больше ни слова об этом, Поттер! А вы, мисс Джонсон, на будущее запомните: кричать разрешается только на квидишном стадионе – иначе можете распрощаться с капитанством!

И профессор Макгонаголл решительно направилась к преподавательскому столу. Ангелина с величайшим презрением посмотрела на Гарри и тоже удалилась, а сам он, кипя от ярости, плюхнулся на скамью рядом с Роном.

– Мне каждый вечер режут руку, а она за это снимает баллы с «Гриффиндора»! Вот скажи, это справедливо? Справедливо?

– Да, друг, – сочувственно пробормотал Рон и положил Гарри на тарелку кусок бекона, – это и правда ни в какие ворота.

Гермиона, однако, лишь перелистнула страницу «Оракула» и ничего не сказала.

– Ты, конечно, считаешь, что Макгонаголл права, да?! – сердито крикнул Гарри, обращаясь к портрету Корнелиуса Фуджа на первой полосе.

– Мне очень жаль, что она вычла баллы, но я думаю, она была права, когда советовала не выходить из себя перед Кхембридж, – отвечал голос Гермионы из-за Фуджа, который, яростно жестикулируя, выступал с речью.

Гарри не разговаривал с Гермионой весь урок заклинаний, но после, когда они вошли в класс превращений, мигом забыл о своей обиде: в углу с пергаментом в руках сидела Кхембридж, и при виде нее все, что случилось за завтраком, мгновенно улетучилось у Гарри из головы.

– Отлично, – шепнул Рон, когда они садились на свои места. – Сейчас Кхембридж получит по заслугам.

Вошла профессор Макгонаголл – невозможно было понять, знает ли она, что в классе присутствует профессор Кхембридж.

– Тишина, – сказала профессор Макгонаголл, и воцарилось гробовое молчание. – Мистер Финниган, будьте любезны, подойдите ко мне, раздайте проверенные сочинения… Мисс Браун, пожалуйста, возьмите ящик с мышами… Что за глупости, ничего они вам не сделают! Раздайте всем по одной…

– Кхе-кхем, – кашлянула профессор Кхембридж, прибегнув к тому же дурацкому приему, которым воспользовалась на пиру, чтобы перебить Думбльдора. Профессор Макгонаголл не обратила ни малейшего внимания. Шеймас протянул Гарри его сочинение. Тот, не глядя на Шеймаса, забрал свою работу и с облегчением увидел, что каким-то непостижимым образом сумел написать ее «нормально».

– Прошу внимания… Дин Томас! Если вы еще раз сделаете что-нибудь подобное со своей мышью, я наложу на вас взыскание!.. Вы в большинстве своем научились заставлять исчезать улиток, и даже те, кто не мог до конца справиться с раковинами, поняли, в чем суть заклинания. Поэтому сегодня мы с вами…

– Кхе-кхем, – снова кашлянула профессор Кхембридж.

– Да? – Профессор Макгонаголл развернулась, грозно сведя брови в одну линию.

– Я лишь хотела уточнить, профессор, получили ли вы мою записку с указанием даты и времени проведения провер?..

– Разумеется, получила, в противном случае я давно бы поинтересовалась, что вы делаете у меня на уроке. – Профессор Макгонаголл решительно повернулась к Кхембридж спиной. Многие в классе злорадно переглянулись. – Итак, сегодня мы с вами переходим к значительно более сложному исчезанию мышей. Исчезальное заклинание…

– Кхе-кхем.

– Позвольте осведомиться, – с холодной яростью заговорила профессор Макгонаголл, поворачиваясь к Кхембридж, – как вы собираетесь получить представление о моих методах преподавания, если вы постоянно меня перебиваете? На моих уроках, видите ли, никому не разрешается разговаривать одновременно со мной.

Кхембридж словно ударили по лицу. Она молча разгладила пергаментный лист и принялась лихорадочно строчить.

Профессор Макгонаголл невозмутимо продолжила урок:

– Как я уже сказала, сложность исполнения исчезального заклинания возрастает пропорционально сложности строения животного, которое необходимо заставить исчезнуть. Улитка – беспозвоночное, и работа с ней не представляет особых трудностей; в то время как мышь – млекопитающее, и для ее исчезания требуется значительно больше усилий. Колдовство такого уровня невозможно применить между прочим, размышляя о том, что сегодня будет на ужин. Итак, приступим. Как произносится заклинание, вам известно, – давайте посмотрим, что у вас получится.

– И она еще читает мне нотации про то, как нехорошо выходить из себя перед Кхембридж! – еле слышно шепнул Гарри Рону. Впрочем, он улыбался – его злость на профессора Макгонаголл напрочь испарилась.

Профессор Кхембридж не ходила за Макгонаголл по пятам (видимо понимая, что та, в отличие от Трелони, этого не потерпит), зато, тихо сидя в своем углу, постоянно что-то записывала, а когда профессор Макгонаголл закончила урок и велела ребятам собирать вещи, Кхембридж поднялась с весьма суровой гримасой.

– Что ж, для начала неплохо, – хмыкнул Рон, высоко поднимая длинный извивающийся мышиный хвост и бросая его в коробку, с которой Лаванда обходила класс.

Толкаясь в очереди на выход, Гарри увидел, что профессор Кхембридж подошла к учительскому столу, и ткнул Рона в бок. Тот пихнул в бок Гермиону, и все трое стали пропускать вперед других, надеясь подслушать, о чем пойдет разговор.

– Как долго вы работаете в «Хогварце»? – спросила профессор Кхембридж.

– В декабре будет ровно тридцать девять лет, – отрезала профессор Макгонаголл, захлопывая портфель.

Профессор Кхембридж сделала пометку.

– Очень хорошо, – сказала она. – Через десять дней вы получите уведомление о результатах инспекции.

– Жду не дождусь, – с ледяным равнодушием бросила профессор Макгонаголл. – Ну-ка побыстрее, вы, трое, – добавила она, подталкивая Гарри, Рона и Гермиону к двери.

Гарри, не удержавшись, еле заметно улыбнулся ей, и она – он готов был поклясться – еле заметно улыбнулась в ответ.

Гарри был уверен, что не увидит Кхембридж до вечера, но ошибся. Спустившись по склону на урок по уходу за магическими существами, ребята увидели, что вместе с профессором Гниллер-Планк их дожидается главный инспектор и ее пергамент.

– В принципе это не ваш класс, верно? – услышал Гарри, когда все столпились у деревянных козел с пленными лечурками. Те, напоминая груду ожившего хвороста, суетливо копошились в поисках мокриц.

– Совершенно верно, – ответила профессор Гниллер-Планк. Она стояла, заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках. – Я заменяю профессора Огрида.

Гарри, Рон и Гермиона обменялись напряженными взглядами. Малфой шептался с Краббе и Гойлом; ясно было, что он только и ждет повода наговорить про Огрида гадостей представительнице министерства.

– Хмм. – Профессор Кхембридж понизила голос. – Интересно… Знаете, директор проявляет странное нежелание обсуждать эту тему. А вы не могли бы проинформировать меня о причинах столь длительного отсутствия профессора Огрида?

Гарри увидел, как на них с любопытством уставился Малфой.

– Боюсь, что не смогу, – беззаботно отозвалась профессор Гниллер-Планк. – Знаю ничуть не больше вашего. Думбльдор прислал сову, спросил, не хотела бы я пару недель попреподавать. Я согласилась. Вот и все, что я знаю. Итак… я могу начинать занятие?

– Да, пожалуйста, – сказала профессор Кхембридж, старательно водя пером по пергаменту.

На этом уроке Кхембридж избрала иную тактику. Она расхаживала между учениками и задавала им вопросы о магических существах. Большинство отвечало хорошо, отчего у Гарри чуточку улучшилось настроение: по крайней мере, к Огриду придраться не за что.

– Скажите, – профессор Кхембридж, долго пытавшая Дина Томаса, повернулась к профессору Гниллер-Планк, – как вы, временный преподаватель – иными словами, объективный сторонний наблюдатель, – оцениваете работу «Хогварца»? По вашему мнению, вы получаете от администрации школы необходимую поддержку?

– О да, Думбльдор превосходный директор, – с чувством ответила профессор Гниллер-Планк. – Мне все здесь очень нравится, работа организована просто прекрасно.

Кхембридж, всем своим видом выразив вежливое недоверие, что-то царапнула на пергаменте и продолжила:

– А какой материал вы предполагаете давать в этом году – при условии, разумеется, что профессор Огрид не вернется?

– Ну, покажу им существ, которые чаще всего попадаются на экзаменах на С.О.В.У., – сказала профессор Гниллер-Планк. – Собственно, их и осталось-то немного – единорогов и нюхлей они прошли, так что перейдем к замыкарлам и рюхлям. Кроме того, я хочу научить их распознавать хрупов и сварлей…

– Насколько я вижу, вы знаете свой предмет, – перебила профессор Кхембридж и, судя по движению ее руки, поставила на пергаменте галочку. Гарри очень не понравилось, как она подчеркнула слово «вы». Еще меньше понравился ему вопрос, который она тут же задала Гойлу:

– Мне говорили, в этом классе среди учеников бывали несчастные случаи?

Гойл глупо ухмыльнулся. Малфой поспешил ответить вместо него:

– Да, со мной. Меня поранил гиппогриф.

– Гиппогриф? – переспросила профессор Кхембридж, бешено строча.

– Потому что ему не хватило мозгов послушать, что говорил Огрид! – сердито выкрикнул Гарри.

Рон с Гермионой дружно застонали. Профессор Кхембридж медленно повернула голову к Гарри.

– Думаю, мы прибавим к вашему наказанию еще один денечек, – негромко проговорила она. – Что же, профессор Гниллер-Планк, большое спасибо, кажется, я узнала все, что хотела. Через десять дней вы получите уведомление о результатах инспекции.

– Вот и отличненько, – сказала профессор Гниллер-Планк, и Кхембридж вверх по склону отправилась к замку.

В тот вечер Гарри ушел от Кхембридж уже за полночь. Рука кровоточила так сильно, что на шарфе, которым Гарри ее обмотал, проступили пятна. Гарри никак не думал застать кого-нибудь в такое время в общей гостиной, но оказалось, что там его дожидаются Рон и Гермиона. Гарри очень обрадовался – тем более что Гермиона не стала читать мораль, а, наоборот, пожалела его.

– Вот, – она озабоченно подтолкнула к нему миску с желтой жидкостью, – опусти сюда руку. Это маринад из-под щупалец горегубки, должно помочь.

Рука истекала кровью и от боли пульсировала. Гарри сунул ее в миску, и ему мгновенно полегчало. Косолапсус, громко мурлыча, потерся об его ноги, вскочил к нему на колени и улегся там.

– Спасибо, – благодарно сказал Гарри, левой рукой почесывая Косолапсуса за ушами.

– А я все равно считаю, что ты должен пожаловаться, – буркнул Рон.

– Нет, – отрезал Гарри.

– Если бы Макгонаголл про это узнала, она бы с ума сошла…

– Очень может быть, – проговорил Гарри. – Но сколько, по-твоему, времени потребуется Кхембридж, чтобы издать новый декрет – о том, что всякий, кто жалуется на главного инспектора, подлежит немедленному увольнению?

Рон хотел возразить и уже открыл было рот, но, не найдя аргументов, закрыл его, признав тем самым свое поражение.

– Она ужасная женщина, – очень тихо сказала Гермиона. – Ужасная. Когда ты вошел, я как раз говорила Рону… с ней надо что-то делать.

– Я предлагал яд, – мрачно поделился Рон.

– Нет… Я имею в виду, с тем, что она очень плохой преподаватель и из-за нее мы ничему не научимся, – пояснила Гермиона.

– А что мы можем с этим поделать? – зевнул Рон. – Поезд ушел. Ее уже взяли на работу, она никуда не денется. Фудж об этом позаботится.

– Понимаете, – осторожно начала Гермиона, – я тут подумала… – Она боязливо покосилась на Гарри и продолжила: – Подумала, что… наверное, пришло время, когда мы… должны сами.

– Что «сами»? – с подозрением спросил Гарри, полоща руку в маринаде.

– Ну… нам надо учиться защите от сил зла самим, – ответила Гермиона.

– Кончай, – простонал Рон. – Тебе что, уроков не хватает? Ты что, не видишь – мы с Гарри и так не справляемся с домашними заданиями? А сейчас, между прочим, всего-навсего вторая неделя года!

– Но это гораздо важнее домашних заданий, – возразила Гермиона.

Рон и Гарри вытаращились на нее.

– А я думал, во вселенной ничего не бывает важнее домашних заданий! – воскликнул Рон.

– Не говори глупостей, конечно, бывает, – сказала Гермиона, и Гарри похолодел, увидев, что ее лицо озарилось вдохновением, наводившим на мысль о П.У.К.Н.И. – Гарри сам говорил на первом уроке Кхембридж, что нам надо готовиться к тому, что нас ждет в жизни, и учиться себя защищать. А если мы пропустим целый год…

– Сами мы не многому научимся, – упавшим голосом сказал Рон. – Можно, конечно, ходить в библиотеку и выискивать в книжках разные проклятия, можно даже, наверное, тренироваться…

– Нет, понятно, что время книжек миновало, – согласилась Гермиона. – Нам нужен учитель, настоящий, который покажет, как пользоваться заклинаниями, и поправит, когда мы что-то сделаем неправильно.

– Если ты про Люпина… – начал Гарри.

– Нет-нет, не про Люпина, – замотала головой Гермиона. – У него масса дел в Ордене, и потом, с ним мы сможем видеться разве что в Хогсмеде, а этого совсем недостаточно.

– А про кого тогда? – недоуменно нахмурился Гарри.

Гермиона очень глубоко вздохнула.

– Неужели непонятно? – спросила она. – Я про тебя, Гарри.

Повисло молчание. Оконные стекла за спиной у Рона дребезжали на ночном ветру; пламя в камине угасало.

– Про меня? Чтобы я что? – спросил Гарри.

– Чтобы ты учил нас защите от сил зла.

Гарри в изумлении уставился на нее. А затем повернулся к Рону, рассчитывая обменяться с ним утомленно-досадливыми взглядами, как всякий раз, когда Гермиона придумывала что-нибудь невообразимое, вроде П.У.К.Н.И. Но, к своему ужасу, Гарри не заметил на лице Рона ни досады, ни утомления. Рон, нахмурив лоб, напряженно что-то обдумывал. А потом сказал:

– Идея.

– Какая идея? – спросил Гарри.

– Про тебя, – ответил Рон. – Чтобы ты нас учил.

– Но…

Тут Гарри заулыбался. Эти двое решили над ним подшутить.

– Я же не учитель, я не могу…

– Гарри, по защите от сил зла ты лучший во всей параллели, – сказала Гермиона.

– Я? – Гарри заулыбался еще шире. – Ничего подобного, ты гораздо лучше меня. На всех экзаменах…

– Вообще-то не на всех, – невозмутимо отвечала Гермиона. – В третьем классе – а это единственный год, когда у нас был нормальный учитель, который действительно знал предмет, – ты оказался лучше меня. И вообще, Гарри, я говорю не об экзаменах. Вспомни о том, что ты сделал!

– В смысле?

– Знаешь что? Мне такой тупой учитель не нужен, – усмехнулся Рон Гермионе и повернулся к Гарри: – Дай-ка вспомнить. – И он скорчил рожу, изобразив Гойла в глубокой задумчивости. – Так… В первом классе… ты спас философский камень от Сам-Знаешь-Кого…

– Мне просто повезло, – возразил Гарри, – я вовсе ничего не умел…

– Во втором классе, – перебил Рон, – ты убил василиска и уничтожил Реддля.

– Да, но если бы не Янгус, я бы…

– В третьем классе, – еще повысив голос, продолжал Рон, – ты одним махом отогнал штук этак сто дементоров…

– Ты сам знаешь, что это была чистая удача, если бы не времяворот…

– А в прошлом году, – Рон почти орал, – ты победил Сам-Знаешь-Кого снова…

– Да послушайте же! – вскричал Гарри, уже сердясь, потому что оба они снисходительно улыбались. – Выслушайте меня, хорошо? Если вот так рассказывать, звучит замечательно, но мне просто везло. В половине случаев я вообще не понимал, что творю, я ничего не обдумывал, я делал, что приходило в голову, и потом, почти всегда мне кто-то помогал…

Рон с Гермионой продолжали ухмыляться, и Гарри разозлился – сам не понимал, отчего злится так сильно.

– Нечего тут улыбаться, как будто вы самые умные! Это было со мной, а не с вами! – закричал он. – И мне лучше знать, как это было, ясно? Я выкручивался не потому, что лучше всех знаю защиту от сил зла, а потому… потому что вовремя приходила помощь или я случайно делал то, что нужно… Я ломился вслепую, я понятия не имел… ХВАТИТ РЖАТЬ!

Миска с маринадом горегубки упала и разбилась. Гарри обнаружил, что вскочил и стоит возле кресла, но не помнил, как это произошло. Косолапсус юркнул под диван. Рон и Гермиона перестали улыбаться.

– Вы не понимаете, каково это! Вы не стояли с ним лицом к лицу! Думаете, это так просто: запомнил с десяток заклинаний и выпалил ему в морду? Как на уроке? Там же помнишь об одном: что от смерти тебя спасут только твои мозги, или смелость, или… сам не знаю что – там же нельзя мыслить трезво, когда понимаешь, что примерно через наносекунду тебя убьют, или начнут пытать, или на твоих глазах замучают твоих друзей, – на уроках не учат, как тут быть, а вы такие тут сидите, как будто я умный мальчик и поэтому остался жив, а вот зато Диггори был дурак и облажался, – вы не понимаете, с тем же успехом мог погибнуть и я, я бы и погиб, просто я был нужен Вольдеморту…

– Ты что, друг, мы ничего такого не думаем, – ошеломленно пролепетал Рон. – Ничего плохого про Диггори мы не… Ты все не так…

И он беспомощно посмотрел на потрясенную Гермиону.

– Гарри, – робко заговорила она, – как ты не понимаешь? Именно затем… именно поэтому ты нам и нужен… мы должны знать, к-каково это… смотреть ему… смотреть в глаза В-вольдеморту.

Она впервые в жизни произнесла имя Вольдеморта, и это сразу успокоило Гарри. Тяжело дыша, он рухнул в кресло; рука опять сильно болела. Угораздило же его разбить миску с маринадом!

– В общем… ты подумай над этим, – тихо попросила Гермиона. – Пожалуйста.

Гарри не знал, что сказать. Ему уже было стыдно за свою вспышку. Он кивнул, не очень понимая, на что, собственно, соглашается.

Гермиона встала.

– Ну, я иду спать, – сказала она как можно естественнее. – Эмм… спокойной ночи.

Рон тоже встал.

– Ты идешь? – неловко спросил он Гарри.

– Да, – ответил Гарри. – Через… минутку. Только приберу здесь.

Он показал на разбитую миску. Рон кивнул и пошел к лестнице.

– Репаро, – пробормотал Гарри, направив волшебную палочку на фарфоровые черепки. Те молниеносно соединились, и миска стала как новенькая, только пустая.

Гарри внезапно так устал, что возникло искушение никуда не ходить и спать в кресле, но он заставил себя встать и пойти за Роном. Ночью ему вновь снились длинные коридоры и запертые двери, а утром, когда он проснулся, шрам опять неприятно покалывало.

 

 

Глава шестнадцатая В «Башке борова»

Прошло две недели, а Гермиона ни разу не заговаривала об уроках защиты от сил зла. Прежде чем эта тема возникла вновь, Гарри успел отбыть наказание у Кхембридж (и теперь сомневался, что след когда-нибудь полностью сойдет с его руки), Рон пережил еще четыре квидишные тренировки (и на двух последних на него даже не орали), и все трое научились растворять в воздухе мышей (а Гермиона уже перешла к котятам). Как-то в конце сентября, ненастным вечером, когда они сидели в библиотеке, по заданию Злея выискивая сведения об ингредиентах одного зелья, Гермиона неожиданно спросила:

– Я хотела узнать, Гарри, ты думаешь об уроках защиты от сил зла?

– Конечно, думаю, – недовольно буркнул Гарри, – как о них не думать, с этой старой дурой…

– Я говорю о нашем с Роном предложении. – Рон метнул на нее тревожно-предостерегающий взгляд, а она в ответ нахмурилась: – Ну хорошо, о моем предложении, чтобы ты давал нам уроки.

Гарри ответил не сразу, притворившись, будто не может оторваться от учебника «Азиатские антидоты к ядам животного происхождения». Он не хотел признаваться, что у него на уме.

За последние две недели он очень много об этом думал. Порой идея казалась ему безумной, но порой он вдруг ловил себя на странных мыслях – например, о том, какие заклинания больше всего пригодились ему при столкновениях с силами зла и Упивающимися Смертью… То есть фактически подсознательно готовился к урокам.

– Ну, – протянул он, когда притворяться, что «Азиатские антидоты» вызывают у него живейший интерес, стало неудобно, – в общем… я думал, да.

– И? – живо спросила Гермиона.

– Я не знаю, – стараясь выиграть время, сказал Гарри и поглядел на Рона.

– А вот мне нравится. – Рон, убедившись, что Гарри не собирается на них кричать, подключился к разговору с готовностью.

От неловкости Гарри заерзал в кресле:

– А вы помните, что я говорил? Что во многом это было везение?

– Да, Гарри, помним, – мягко ответила Гермиона, – но все-таки не надо делать вид, будто ты ничего не умеешь, потому что это не так. В прошлом году ты один смог противостоять проклятию подвластия, ты умеешь вызывать Заступника и делать такое, что не под силу даже взрослым колдунам. Виктор всегда говорил…

Рон развернулся так резко, что у него хрустнула шея. Потирая ее, Рон сардонически осведомился:

– Так-так? И что же говорил наш дорогой Викки?

– Ха-ха, – со скукой сказала Гермиона. – Он говорил, что не умеет делать того, что умеет Гарри, а ведь он тогда уже заканчивал школу.

Рон подозрительно уставился на Гермиону:

– Ты с ним, случайно, не переписываешься?

– А если и да, то что? – невозмутимо спросила Гермиона – впрочем, немного покраснев. – Я что, не могу переписываться с друзьями?

– Он метит не просто в друзья, – упрекнул ее Рон.

Гермиона сердито покачала головой и, не обращая внимания на Рона, гневно сверлившего ее взглядом, обратилась к Гарри:

– Ну, так как? Ты согласен нас учить?

– Тебя и Рона?

– Понимаешь, – Гермиона опять чуточку смутилась, – я думаю… только, Гарри, не вставай сразу на дыбы, ладно? Я думаю, ты должен учить всех, кто захочет. Тут ведь речь о том, чтобы научиться защищаться от В-вольдеморта. Ой, Рон, не делай такое лицо! Нечестно лишить других такого шанса.

Гарри поразмыслил над ее словами, а потом сказал:

– Да, только я сомневаюсь, что, кроме вас двоих, кто-нибудь захочет у меня учиться. Я же псих, забыли?

– Ты удивишься, сколько народу хочет тебя послушать, – серьезно ответила Гермиона. – Значит, так, – она наклонилась к Гарри, и Рон, мрачно смотревший на нее из-под нахмуренных бровей, тоже склонился ближе, – в первые выходные октября поход в Хогсмед, да? Скажем всем, кому это интересно, и встретимся с ними в деревне. Там все и обсудим.

– А почему не в школе? – спросил Рон.

– Потому что, – объяснила Гермиона, возвращаясь к китайской каверзной капусте, которую она перерисовывала из книги, – вряд ли Кхембридж придет в восторг от наших занятий.

Гарри очень ждал выходных и похода в Хогсмед, но его беспокоила одна вещь. С начала сентября, со своего появления в камине, Сириус хранил молчание. Крестный обиделся, что они не захотели встречаться с ним в Хогсмеде, это понятно – но все-таки Гарри время от времени тревожился. Вдруг Сириус, отбросив осторожность, объявится в деревне? Что делать, если им навстречу бросится огромный черный пес? А если это случится на глазах у Драко Малфоя?

– Знаешь, немудрено, что ему изредка хочется вырваться на волю, – заметил Рон, когда Гарри поделился своими страхами с ним и Гермионой. – Конечно, он целых два года был в бегах, это тоже не сахар, я понимаю, но он хоть был на свободе! А теперь бедняга все равно что в тюрьме с этим кошмарным эльфом.

Гермиона скроила недовольное лицо, но в остальном не отреагировала на неуважение к Шкверчку.

– Беда в том, – сказала она Гарри, – что пока В-вольдеморт… ой, Рон, я тебя умоляю!.. не выступит в открытую, Сириус вынужден прятаться. Наше тупое министерство призна́ет, что Сириус невиновен, только когда согласится, что Думбльдор говорил о нем правду. И только когда эти идиоты начнут ловить настоящих Упивающихся Смертью, станет ясно, что Сириус не из них… Прежде всего у него нет Знака.

– Не дурак же он – появляться в Хогсмеде, – ободрил друзей Рон. – Думбльдор бы жутко разозлился, а Сириус его слушается, хоть ему это и не по нраву.

Но Гарри все равно тревожился, и Гермиона сказала:

– Мы тут с Роном поговорили кое с кем – с теми, кто вроде должен бы захотеть учиться настоящей защите от сил зла, – и пара-тройка людей заинтересовались. Мы сказали, чтоб они нашли нас в Хогсмеде.

– Хорошо, – думая о Сириусе, неопределенно ответил Гарри.

– Гарри, перестань волноваться, – тихо посоветовала Гермиона. – Тебе и без Сириуса забот хватает.

И она, разумеется, была совершенно права: он едва успевал справляться с домашними заданиями; теперь, правда, не приходилось тратить все вечера, отбывая наказание у Кхембридж, и дело пошло чуть полегче. Рон, на котором лежали обязанности старосты, к тому же вместе с Гарри тренировался два раза в неделю и отставал еще сильнее. Зато Гермиона, изучавшая намного больше предметов, не только вовремя выполняла задания, но и находила время вязать эльфам одежду. Гарри был вынужден признать, что она достигла значительных успехов: теперь шапочки почти всегда можно было отличить от носков.

В день похода в Хогсмед утро выдалось ясное, но ветреное. После завтрака все выстроились в очередь к Филчу, который проверял, указаны ли их фамилии в списке учащихся, имеющих разрешение родителей или опекунов на поход в деревню. Гарри слегка кольнуло в сердце: если бы не Сириус, он бы вообще никуда не смог сегодня пойти.

Когда Гарри дошел до Филча, тот зашевелил носом, будто что-то вынюхивая, а затем коротко кивнул, отчего дряблые щеки мелко затряслись. Миновав Филча, Гарри вышел на каменное крыльцо, навстречу холодному солнечному дню и вместе с Роном и Гермионой по широкой дороге быстро зашагал к воротам.

– А почему Филч тебя обнюхал? – спросил Рон.

– Наверно, проверял, не пахнет ли от меня навозными бомбами, – усмехнулся Гарри. – Я забыл вам рассказать… – И он поведал о том, как, едва он отослал сову к Сириусу, в совяльню ворвался Филч и потребовал показать письмо.

Гарри немного удивило, что Гермиона так заинтересовалась – он-то сам не счел эту историю особо увлекательной.

– Он сказал, что его уведомили, будто ты хочешь заказать навозные бомбы? Но кто?

– Понятия не имею, – пожал плечами Гарри. – Может, Малфой? Шуточка в его стиле.

Они миновали высокие каменные колонны с боровами наверху и свернули налево, на дорогу в Хогсмед. Дул ветер, и волосы лезли им в глаза.

– Малфой? – скептически повторила Гермиона. – Хм… м-да… возможно.

До самой деревни она пребывала в глубокой задумчивости.

– А куда мы вообще идем? – спросил Гарри. – В «Три метлы»?

– Ой! Нет, – очнулась Гермиона, – нет, там всегда полно народу и очень шумно. Я сказала всем, чтобы приходили в другой паб, знаешь, тот, что не на главной дороге, – в «Башку борова». Конечно, местечко это… сам понимаешь… сомнительное… зато школьников там не бывает и никто нас не подслушает.

Они прошли по главной дороге мимо «Хохмазина Зонко», где, вполне естественно, увидели Фреда, Джорджа и Ли Джордана, миновали почту, откуда регулярно вылетали совы, и свернули в переулок, где в самом начале стоял небольшой трактир. Над входом на ржавом металлическом кронштейне висела обшарпанная деревянная вывеска с изображением отрубленной кабаньей головы, из которой на белую скатерть текла кровь. Вывеска на ветру поскрипывала. Гарри, Рон и Гермиона нерешительно замерли перед дверью.

– Ну пошли, – чуть дрогнувшим голосом сказала Гермиона. Гарри первым шагнул внутрь.

Ничто здесь не походило на просторный зал «Трех метел», по-домашнему уютный и сверкавший чистотой. «Башка борова» оказалась тесной, убогой, очень грязной комнатушкой, где стоял острый, крепкий дух – не исключено, что козлиный. Заляпанные окна почти не пропускали дневного света; на неструганых деревянных столах торчали свечные огарки. Пол на первый взгляд казался земляным, но, ступив на него, Гарри понял, что под вековыми наслоениями грязи скрывается камень.

Гарри вспомнил, что в первом классе Огрид рассказывал, как ему удалось выиграть драконье яйцо у незнакомца в капюшоне: «В “Башке борова” полно чудиков», пояснил он. Тогда Гарри не понял, почему Огриду не показалось странным, что его собеседник за весь разговор ни разу не снял капюшона, но теперь выяснилось, что для здешней публики это вполне нормально. У барной стойки сидел человек, с головой, целиком обмотанной грязными серыми бинтами, – не считая узкой щели на месте рта, сквозь которую забинтованный то и дело вливал в себя дымящуюся, смертоносную на вид жидкость. За столиком у окна выпивали двое в капюшонах – если бы не сильный йоркширский акцент, Гарри непременно принял бы этих людей за дементоров, – а в самом темном углу ютилась какая-то ведьма. Она была с ног до головы укутана густой черной вуалью, и виднелся только нос – он слегка из-под вуали выпирал.

– Ну, я не знаю, Гермиона, – пробормотал Гарри, когда они подошли к стойке, и подозрительно посмотрел на таинственную ведьму. – Тебе не приходило в голову, что под этой тряпкой может оказаться Кхембридж?

Гермиона оглядела загадочную фигуру под вуалью и тихо ответила:

– Кхембридж ниже. А потом, даже если это она, она ничего не может нам сделать. Я сто раз перепроверила школьные правила – мы ничего не нарушаем. Я специально спрашивала у Флитвика, можно ли школьникам посещать «Башку борова», и он сказал да – правда, настоятельно советовал приносить свои стаканы. И еще, я выискала все, что можно, о школьных кружках и о группах подготовки домашних заданий – это точно разрешено. Мне просто кажется, что не стоит наши занятия афишировать.

– Да уж, – сухо сказал Гарри, – тем более что мы вовсе не домашние задания будем делать.

Из комнаты за стойкой выскользнул бармен – высокий, худой, сердитый старик с длинными седыми волосами и бородой. Гарри он показался смутно знакомым.

– Вам чего? – буркнул старик.

– Три усладэля, пожалуйста, – попросила Гермиона.

Старик полез под барную стойку, вытащил три очень пыльных и грязных бутылки и шваркнул ими о прилавок.

– Шесть сиклей, – объявил он.

– Я заплачу, – сказал Гарри и торопливо отдал деньги. Бармен смерил Гарри взглядом, и его глаза на долю секунды задержались на шраме. Затем, отвернувшись, он убрал деньги в старинную деревянную кассу – ящичек при приближении монет открылся автоматически. Гарри, Рон и Гермиона прошли к самому дальнему столику, сели и стали осматриваться. Забинтованный человек постучал костяшками по стойке и немедленно получил от бармена еще один дымящийся кубок.

– Знаете что? – Рон вдохновенно поглядел на бар. – Мы тут можем заказать все что хотим. Этот тип продаст нам что угодно, ему явно до лампочки. Всегда хотел попробовать огневиски…

– Ты – же – староста! – грозно отчеканила Гермиона.

– А, – радостная улыбка сошла с лица Рона, – да…

– Так кто, вы сказали, придет? – спросил Гарри, открутив пробку и сделав глоток.

– Так, пара-тройка людей, – повторила Гермиона, беспокойно глянув на часы, а затем на дверь. – Я сказала, чтоб они приходили примерно в это время… Должны же они знать, где находится «Башка борова»… А, смотрите, вот, кажется, и они.

Дверь отворилась. На мгновение широкая пыльная полоса солнечного света разделила помещение надвое – и сразу исчезла, поскольку в дверной проем потянулась толпа.

Первыми вошли Невилл, Дин и Лаванда. Следом Парвати и Падма Патил, а с ними (у Гарри екнуло сердце) Чо с одной из своих смешливых подружек. Затем (отдельно от остальных и с таким мечтательным видом, будто забрела сюда по ошибке) Луна Лавгуд. Затем Кэти Белл, Алисия Спиннет, Ангелина Джонсон, Колин и Деннис Криви, Эрни Макмиллан, Джастин Финч-Флетчи, Ханна Аббот и девочка из «Хуффльпуффа» с длинной толстой косой (ее Гарри не знал), три мальчика из «Вранзора» (их вроде бы звали Энтони Голдштейн, Майкл Корнер и Терри Бут), Джинни и по пятам за ней высокий тощий светловолосый парнишка со вздернутым носом – кажется, игрок квидишной команды «Хуффльпуффа». Замыкали шествие близнецы Уизли и их друг Ли Джордан; все трое тащили большие бумажные пакеты, доверху набитые хохмазинными товарами.

– Пара людей? – повернулся к Гермионе Гарри. От волнения он охрип. – Пара людей?

– Ну а что? Идея много кому понравилась, – ответила довольная Гермиона. – Рон, не принесешь еще стульев?

Бармен, протиравший стакан тряпкой – такой грязной, словно ее никогда-никогда не стирали, – замер; возможно, в его заведении еще не бывало подобного аншлага.

– Салют, – сказал Фред, первым подходя к стойке и быстро пересчитывая своих товарищей, – будьте добры… двадцать пять усладэлей, пожалуйста.

Бармен смерил Фреда негодующим взглядом, а затем, раздраженно бросив тряпку, словно его оторвали от очень важного дела, начал доставать из-под прилавка пыльные бутылки.

– Пейте на здоровье, – говорил Фред, раздавая бутылки. – Ну-ка, детишки, скинулись, я не такой богач, столько не наберу…

Гарри оторопело смотрел, как вся эта гомонящая братия принимает у Фреда напитки и роется в карманах в поисках мелкой монеты. Непонятно, зачем все они сюда явились; затем его посетила кошмарная мысль, что от него, наверное, ждут какой-то речи. Он в ужасе повернулся к Гермионе.

– Что ты им сказала? – тихонько спросил он. – Чего они ждут?

– Я же говорила, они просто хотят тебя послушать, – успокоила его Гермиона; впрочем, Гарри смотрел на нее с такой яростью, что она тут же добавила: – Можешь пока ничего не говорить – сначала я сама.

– Привет, Гарри, – просиял Невилл и уселся напротив.

Гарри слабо улыбнулся в ответ, но сказать ничего не смог – рот пересох от волнения. Чо молча улыбнулась ему и села справа от Рона, а ее златовласая подруга посмотрела на Гарри хмуро и в высшей степени недоверчиво. Было ясно, что по своей воле она бы ни за что сюда не пришла.

Все подходили по двое или по трое и устраивались вокруг Гарри, Рона и Гермионы – одни откровенно предвкушали, другие смотрели с любопытством. Луна Лавгуд мечтательно вперилась в пространство. Наконец все подтащили стулья, уселись, и гвалт стих. Все уставились на Гарри.

– Кхм, – начала Гермиона. Она нервничала и говорила пронзительнее обычного. – Э-э… ммм… здравствуйте.

Теперь все смотрели на нее, хотя то и дело метали на Гарри быстрые взгляды.

– Вы все… э-э… знаете, зачем мы здесь собрались. Э-э… В общем, у Гарри родилась мысль, – (Гарри пронзительно на нее посмотрел), – точнее, у меня родилась мысль… что было бы неплохо, если бы те, кто хочет изучать защиту от сил зла… Я имею в виду, настоящую защиту, а не то, чем мы занимаемся с Кхембридж, – голос Гермионы вдруг уверенно окреп, – потому что это не защита от сил зла, а полная ерунда. – («Золотые слова» – отметил Энтони Гольдштейн, и Гермиона воспрянула духом.) – Короче говоря, я подумала, что мы должны взять дело в свои руки. – Она помолчала, искоса поглядела на Гарри и продолжила: – Я имею в виду – самостоятельно обучаться методам самозащиты, не в теории, а на практике…

– Небось ты хочешь еще и С.О.В.У. по защите получить? – перебил Майкл Корнер.

– Конечно, – сразу ответила Гермиона. – Но еще я хочу научиться защищаться, теперь… теперь… – Она глубоко вдохнула и решительно закончила: – Когда Вольдеморт возродился.

Реакция собрания была незамедлительной и вполне предсказуемой. Подруга Чо вскрикнула и пролила на себя усладэль, Терри Бут непроизвольно скривился, Падма Патил содрогнулась, а Невилл взвизгнул, сумев, впрочем, сделать вид, что поперхнулся. Однако все смотрели на Гарри – не отрываясь, даже увлеченно.

– В общем… таков наш план, – сказала Гермиона. – Если вы хотите учиться вместе с нами, надо решить, как мы будем…

– А где доказательства, что Сами-Знаете-Кто вернулся? – довольно агрессивно перебил блондин из хуффльпуффской квидишной команды.

– Во-первых, в это верит Думбльдор… – начала Гермиона.

– В смысле Думбльдор верит ему. – Блондин кивнул на Гарри.

– А ты вообще кто? – не слишком вежливо осведомился Рон.

– Захария Смит, – представился мальчик. – По-моему, мы имеем право знать, почему он так уверен, что Сами-Знаете-Кто вернулся.

– Послушайте, – торопливо вмешалась Гермиона, – мы собрались не затем, чтобы обсуждать…

– Все нормально, Гермиона, – сказал Гарри.

До него вдруг дошло, почему явилось столько народу. Уж Гермиона могла бы догадаться, подумал он. Кое-кто – а вполне возможно, что и большинство, – пришел лишь потому, что рассчитывал услышать историю о возвращении Вольдеморта из первых уст.

– Почему я уверен, что Сами-Знаете-Кто вернулся? – спросил он, глядя Захарии в глаза. – Потому что я сам видел. Но в прошлом году Думбльдор все вам рассказал, и если вы не верите ему, значит, не верите и мне, а я никого ни в чем убеждать не намерен.

Стоило Гарри заговорить, все как один затаили дыхание. Кажется, прислушался даже бармен. Он без устали тер грязной тряпкой один и тот же стакан, отчего стекло с каждой минутой становилось все грязнее.

Захария безапелляционно продолжал:

– Думбльдор сказал только, что Седрика Диггори убил Сам-Знаешь-Кто, а ты доставил тело в «Хогварц». Мы не знаем подробностей, ни как именно убили Диггори, ничего, а я думаю, нам всем…

– Если вам всем интересно, как Вольдеморт убивает, я ничем не могу помочь, – отрезал Гарри. В нем опять закипал гнев – в последнее время он всегда был на грани кипения. Гарри твердо решил не смотреть на Чо и не сводил глаз с дерзкой физиономии Захарии Смита. – Я не собираюсь говорить о Седрике Диггори, это понятно? Так что если вы пришли за этим, смело можете уходить.

Он метнул яростный взгляд на Гермиону. Это все она виновата! Выставила его на всеобщее обозрение как циркового уродца! Понятно, чего им всем надо, – пришли послушать его новые бредни! Однако никто и не думал уходить, даже Захария Смит, хотя он и продолжал сверлить Гарри взглядом.

– Итак, – заговорила Гермиона, вновь тонким от волнения голосом, – итак… как я уже сказала… если вы хотите учиться защите от сил зла, надо решить, где, когда и как мы будем заниматься…

– А правда, – перебила девочка с длинной косой, глядя на Гарри, – что ты умеешь вызывать Заступника?

Все взволнованно зашумели.

– Да, – слегка напрягся Гарри.

– Овеществленного Заступника?

Где-то Гарри это уже слышал.

– Ты… ты, случайно, не знакома с мадам Боунс? – спросил он.

Девочка улыбнулась:

– Это моя тетя. Меня зовут Сьюзен Боунс. Тетя мне рассказывала о дисциплинарном слушании. Так это правда? У тебя Заступник – олень?

– Да, – подтвердил Гарри.

– Ничего себе, Гарри! – потрясенно воскликнул Ли. – Я и не знал!

– Мама не велела Рону болтать. – Фред