Э.Бронте «Грозовой перевал» Глава 21 читать онлайн бесплатно

Грозовой перевал — Глава 21

Горькое разочарование постигло на следующий день мисс Кэти: как весела она была, когда проснулась, как хотела поскорее увидеть своего кузена и какими горькими слезами залилась после сообщения о его отъезде! Эдгару Линтону самому пришлось утешать дочь, уверяя ее, что мальчик скоро вернется. Правда, он добавил: «Если мне удастся его забрать», а на это надежды не было. В тот день обещание скорой встречи с братом не помогло развеять ее горе, однако время оказалось лучшим лекарством от печали. Хоть и спрашивала она своего отца иногда, когда вернется Линтон, но его облик настолько изгладился из ее памяти, что когда они встретились вновь, она его не узнала.

Иногда мне удавалось увидеть в Гиммертоне домоправительницу Грозового Перевала, и я пользовалась случаем и расспрашивала ее об их молодом господине. Других сведений о нем у меня не было: жил он почти так же уединенно, как Кэтрин, и с ним никто не виделся. По рассказам экономки я поняла, что он по-прежнему не может похвастаться крепким здоровьем, да к тому же извел домашних капризами. Она сказала, что мистер Хитклиф явно испытывает к мальчику неприязнь, которая растет с каждым днем, хоть он и старается скрывать это чувство. Даже голос Линтона отцу противен, и он старается долго не находиться с сыном в одной комнате. Разговаривают они между собой мало: Линтон учит уроки и проводит вечера в комнатке, которую они именуют гостиной, либо целый день лежит в постели: то он простужается, то кашляет, то страдает от каких-то еще недомоганий и хворей.

– Никогда в своей жизни не видела я такого трусишку, – добавила домоправительница. – И никого, кто бы так заботился о себе. Чуть замешкаюсь вечером окно закрыть, а он уже бежит жаловаться и плакаться, как будто глоток свежего вечернего воздуха его убьет! На дворе лето в разгаре, а в его комнате извольте поддерживать огонь, дым от трубки Джозефа – самый страшный яд, и подавать нашему прекрасному принцу можно только сласти да лакомства, да еще молоко, кружку за кружкой, а уж как зимой мы будем обходиться со всеми его причудами, ему и дела нет! Целыми днями сидит сиднем, закутавшись в меха, у камина, перед ним тосты, питье горячее или еще какие яства, а коли Гэртон к нему придет развеселить да подбодрить (Гэртон парень грубый, простой, но не злой, можно даже сказать, отзывчивый), то дело ничем хорошим у них не кончается: один плюнет, выругается и уйдет, а другой сидит и плачет в три ручья. Если б мальчонка не приходился хозяину сыном, сдается мне, мистер Хитклиф был бы не прочь, чтоб Гэртон малость поучил неженку уму-разуму. А может, отец и за порог бы этого Линтона выставил, коли узнал бы обо всех его штучках. Но мистеру Хитклифу недосуг – в гостиную он не заглядывает, а ежели Линтон в зале при нем канючить начинает, хозяин его в два счета наверх спроваживает.

Из рассказа экономки я поняла, что Хитклиф-сын в отсутствии любви и привязанности сделался неприятным, черствым и самовлюбленным юнцом, если только не был таковым с самого начала по своей природе. Интерес мой к мальчику от этого ослабел, хотя в душе моей жила печаль из-за его незавидной участи и уверенность в том, что останься он с нами, он был бы сейчас другим человеком. Мистер Эдгар поощрял мои усилия собрать побольше сведений о своем племяннике, думал о нем постоянно и, как мне кажется, готов был пойти на риск, чтобы увидеть его. Однажды он велел мне справиться у экономки, бывает ли Линтон в деревне. Та рассказала, что мальчик только дважды ездил туда верхом с отцом, а потом три-четыре дня жаловался, что чувствует себя совершенно разбитым. Экономка, у которой я черпала эти сведения, ушла от мистера Хитклифа, если мне память не изменяет, через два года после приезда его сына на Грозовой Перевал, а с той, что пришла ей на смену и до сих пор там живет, я тогда знакома не была.

Время в усадьбе «Скворцы» по-прежнему текло без забот и хлопот до той поры, пока мисс Кэти не исполнилось шестнадцать лет. В день ее рождения мы никогда не устраивали празднеств, потому что он совпадал с годовщиной смерти хозяйки. Каждый год мистер Линтон проводил этот день, запершись в библиотеке, а в сумерках шел к Гиммертонской церкви, где иногда оставался на могиле жены заполночь. Предоставленная сама себе, Кэтрин вынуждена была развлекаться, как умела. В том году двадцатого марта погода стояла прекрасная, и стоило ее отцу уединиться в библиотеке, моя молодая госпожа спустилась вниз, одетая для прогулки. Она сказала, что мистер Линтон отпустил ее побродить у края вересковых пустошей вместе со мной, но с условием, что мы не уйдем далеко и вернемся через час.

– Поторопись, Эллен! – весело воскликнула она. – Я знаю, куда мы пойдем. На пустоши нынче живут куропатки, и я хочу взглянуть, свили ли они уже гнезда.

– Что-то далековато вы задумали идти, мисс, – ответила я. – Не вьют они своих гнезд у края пустоши.

– Вот и ошибаешься, – заявила она. – Мы с папой ходили туда – это недалеко.

Я надела шляпку, и мы отправились в путь. Кэти уносилась вперед, возвращалась ко мне, вновь убегала, как молодая борзая, а я с удовольствием двигалась за ней, слушая далекое и близкое пение жаворонков и наслаждаясь мягким светом и теплом весеннего солнышка. Я любовалась моим сокровищем, моей любимицей: золотые кудри развеваются за спиной, на свежих щечках румянец нежный и чистый, как у дикой розы, глаза светятся безоблачной радостью. Ангелом она была в те дни, счастливейшим из созданий, так почему же не смогла она удовольствоваться этим счастьем?

– Ну и где же ваши куропатки, мисс Кэти? Уже пора нам их увидеть. Ограда парка осталась далеко позади, – спрашивала я по мере того, как мы продвигались все дальше и дальше.

– Пройдем еще чуть-чуть, Эллен, совсем немного, – был ее неизменный ответ. – Заберись на холм, спустись вниз, выберись на другую сторону – а я забегу вперед и подниму птиц тебе навстречу.

Но мы столько раз взбирались на холмы, спускались с них и взбирались на новые, что я в какой-то момент выбилась из сил и велела ей остановиться и повернуть назад. Мне пришлось кричать в полный голос, потому что Кэти далеко меня обогнала. Моя питомица либо не услышала меня, либо не обратила внимания, и продолжала нестись вперед, так что мне волей-неволей пришлось следовать за ней. Вдруг она скрылась в овраге, а когда я вновь ее увидела, она уже была на две мили ближе к Грозовому Перевалу, чем к собственному дому. Тут я увидала, как два человека задержали ее. Одного из них я узнала – это был мистер Хитклиф собственной персоной.

Кэти, можно сказать, попалась с поличным на том, что разоряла или, по крайней мере, выискивала гнезда куропаток на земле мистера Хитклифа, который воспользовался случаем и обвинил ее в браконьерстве.

Когда я с трудом доковыляла до всех троих, Кэтрин как раз оправдывалась:

– Я не только никаких гнезд не потревожила, я их вообще не нашла, – говорила она, показывая в доказательство своих слов пустые ладони. – Я не собиралась собирать яйца куропаток, а только хотела на них посмотреть. Папа сказал, что птиц здесь водится очень много.

Хитклиф улыбнулся мне со значением, давая понять, что отлично знает, кого встретил, и потому пощады от него ждать не стоит.

– Ну и кто же такой ваш папа? – грозно спросил он у Кэти.

– Мистер Линтон из усадьбы «Скворцы», – с достоинством ответила она. – Я так и поняла, что вы не знаете, кто я, а то бы вы так со мной не разговаривали.

– Вы считаете, что вашего папу здесь высоко ценят и уважают? – ехидно поинтересовался он.

– А вы кто такой? – спросила Кэтрин, глядя на него с любопытством. – Этого человека я уже раньше видела. Это ваш сын?

Она указала на Гэртона, сопровождавшего Хитклифа. За два года, прошедших с их встречи, парень по-прежнему выглядел неуклюжей и неотесанной деревенщиной и только стал еще выше ростом и шире в плечах.

– Мисс Кэти, – перебила я ее, – мы гуляем уже все три часа вместо одного, отведенного вам на прогулку. Самое время нам вернуться.

– Нет, это не мой сын, – ответил Хитклиф, отодвигая меня в сторону. – Но у меня есть сын, и вы его также раньше встречали. Хоть ваша няня спешит, мне кажется, вам обоим неплохо бы отдохнуть. Стоит вам только зайти за этот холмик, и мой дом к вашим услугам. Передохнете, наберетесь сил, и дорога обратно покажется вам гораздо легче. Вам окажут самый радушный прием.

Я шепотом велела Кэтрин ни в коем случае не принимать приглашения и решительно отказаться от него.

– Почему? – спросила она, не понижая голоса. – Я устала бегать по росистым полям и не хочу садиться на мокрую траву. Нам следует принять приглашение, Эллен. Кроме того, он говорит, что я знакома с его сыном. Должно быть, он ошибается, но, кажется, я знаю, где он живет – в том фермерском доме, в котором я побывала, когда ездила когда-то к Пеннистонским утесам. Я права?

– Права, права, – подтвердил Хитклиф. – А теперь, Нелли, помолчи минутку. Пусть милая девушка заглянет к нам, никакого вреда ей от этого не будет. Гэртон, ступай с юной мисс вперед, а ты, Нелли, пойдешь со мною.

– Нет-нет, не должна она к вам ходить, – закричала я, силясь вырвать свою руку из его крепкой хватки. Тем временем Кэтрин легко и быстро обежала холмик, о котором говорил Хитклиф, и появилась рядом с каменными столбами ворот Перевала. Гэртон даже не притворялся, что сопровождает ее: он свернул с дороги и был таков.

– Мистер Хитклиф, вы не можете так поступать, – настаивала я. – Всем ясно, что вы замыслили недоброе. Сейчас она увидит Линтона, потом обязательно расскажет об этом отцу, а я окажусь во всем виноватой.

– А я хочу, чтобы они с Линтоном встретились, – отвечал Хитклиф. – В последние дни он выглядит совсем неплохо, хотя, признаюсь, не всегда его можно показать посторонним. А мы с тобой быстренько убедим ее никому про эту встречу не рассказывать. И никому никакого ущерба не будет.

– Самый ущерб будет мне, если ее отец узнает, что я допустила ее переступить порог вашего дома. Сдается мне, что вы имеете нечестные намерения, подстрекая ее на это.

– Что ты, Нелли, намерения у меня самые что ни на есть честные и благородные – я их от тебя и не скрываю, – сказал он. – Я хочу, чтобы кузен и кузина встретились, влюбились друг в друга и поженились честь по чести. Твой хозяин меня за это поблагодарить должен, его девчонке рассчитывать не на что а через брак с моим сыном она будет обеспечена на всю жизнь как сонаследница Линтона.

– Если Линтон умрет, а здоровьем он не пышет, наследницей станет Кэтрин, – сказала я.

– Ошибаешься, – возразил мне Хитклиф. – В завещании нет никакой особой оговорки на этот случай: его имущество перейдет ко мне. Однако во избежание тяжб и споров я хочу устроить их союз и не остановлюсь в достижении задуманного.

– А я не допущу, чтобы Кэтрин хотя бы еще раз приблизилась со мной к этому дому, – заявила я, когда мы подходили к воротам, где моя молодая леди уже ожидала нас.

Хитклиф потребовал, чтобы я замолчала, и, предваряя нас, поспешил открыть ворота. Моя госпожа все поглядывала на него, как будто бы не могла решить, что ей о нем думать. Но теперь Хитклиф улыбался каждый раз, когда встречал ее взгляд, обращался к ней голосом мягким и проникновенным, и я была настолько глупа, что решила: он не причинит девочке зла в память о ее матери, он обезоружен сходством между ними… Линтон стоял у очага. Видимо, он только что вернулся с прогулки по полям, потому что так и не снял шляпы и требовал, чтобы Джозеф принес ему сухие башмаки. Мальчик очень вытянулся для своего возраста – а ведь ему еще только шел шестнадцатый год. Черты его лица сохранили красоту и правильность, а глаза и щеки горели ярче, чем запомнилось мне, хотя, как оказалось впоследствии, это был преходящий блеск, вызванный целебным воздействием свежего воздуха и ласкового солнца.

– Ну и кто это? – спросил мистер Хитклиф, обращаясь к Кэти. – Узнаете его?

– Это ваш сын? – промолвила она недоверчиво, переводя взгляд с одного на другого и сравнивая их.

– Да-да, – торопливо ответил он. – Но разве вы в первый раз видите его? Подумайте! Короткая же у вас память, истинно девичья. Линтон, узнаешь ли ты свою кузину? Ты ведь всех нас извел, требуя встречи с ней.

– Ах, Линтон! – воскликнула Кэтрин в радостном удивлении. – Это – крошка Линтон? Да он выше меня ростом! Ты вправду Линтон?

Юноша сделал шаг вперед и представился, Кэтрин горячо расцеловала его. Каждый из них жадно разглядывал другого, отмечая те перемены, которые время внесло в их внешность. Той весною Кэтрин достигла своего полного роста, фигура ее округлилась, но не потеряла девичьей стройности, стан был прям и гибок, весь ее облик так и дышал силой и здоровьем. Что касается Линтона, то его внешность и манеры были проникнуты томностью и вялостью, сложением он был очень худ, но грация манер скрадывала это недостатки, делая его на вид довольно приятным молодым человеком. Обменявшись знаками дружбы с кузеном, Кэтрин подошла к мистеру Хитклифу, который медлил в дверях, деля свое внимание между тем, что происходило внутри дома и за его пределами, то есть притворяясь поглощенным какими-то событиями на улице, а на деле неотрывно наблюдая за встречей юных родственников.

– Так вы мой дядя! – воскликнула она, пылко хватая его за руку в приветственном жесте и пытаясь обнять. – Вы мне сразу понравились, хоть вы на меня сперва рассердились. Почему вы вместе с Линтоном не приходите к нам в усадьбу? Жить совсем рядом с нами все эти годы и никогда не видеться – право же, это странно. Чем это объяснить?

– Много лет назад, еще до вашего рождения, я бывал там слишком часто – ответил он. – И, черт меня побери, если у вас остались поцелуи в избытке, подарите их Линтону и не тратьте на меня.

– Ах, Эллен, ты плохая, плохая, плохая! – воскликнула Кэтрин в притворном неудовольствии, подбегая ко мне и выдавая мне мою порцию объятий и ласк. – Ты пыталась удержать меня, чтобы я не зашла в этот дом! Но теперь я каждое утро буду сюда приходить – можно, дядя? И папу как-нибудь с собой захвачу. Вы ведь будете рады нам?

– Ну конечно, – отвечал ее дядя с плохо скрытой гримасой отвращения при мысли о визите столь немилых ему гостей. – Но постойте-ка! – продолжал он, обращаясь к юной леди. – Я тут подумал и решил признаться вам: мистер Линтон меня не любит, ибо была в нашей жизни ссора, пробудившая в нас взаимные, враждебные и вовсе не христианские чувства. Если вы только заикнетесь, что побывали у нас, ваш папа наложит строгое вето на любые ваши дальнейшие посещения. Посему, если хотите увидеть своего братца еще раз, приходите, если вам угодно, но не рассказывайте об этом своему отцу.

– А почему вы поссорились? – спросила Кэти, заметно помрачнев.

– Он счел меня слишком бедным для женитьбы на его сестре, – отвечал Хитклиф, – и очень рассердился, когда я все-таки заполучил ее. Гордость его была уязвлена, и он мне этого никогда не простил.

– Неправильно это! – воскликнула юная леди. – Настанет время, и я скажу ему об этом. Но нас с Линтоном ваша давняя ссора не касается. Раз я не могу сюда ходить, пусть кузен навещает меня в «Скворцах».

– Для меня это слишком далеко, – пробормотал ее двоюродный брат. – Четыре мили пешком меня убьют. Лучше вы приходите сюда, мисс Кэтрин, когда у вас будет возможность. Не каждое утро, а, скажем, один-два раза в неделю.

Отец бросил на сына взгляд, исполненный самого чистого и искреннего презрения.

– Боюсь, Нелли, мои усилия пойдут прахом, – тихо сказал он мне. – Мисс Кэтрин, как этот слюнтяй кличет ее, поймет, какова его истинная цена, и пошлет его к черту. Ах, если бы на его месте был Гэртон. Знаешь ли ты, Нелли, что по двадцать раз на дню я с радостью призываю его к себе, несмотря на всю его грубость и дикость! Я бы смог даже полюбить парня, будь он сыном другого человека. Но, сдается мне, от ее любви он надежно защищен. Я его натравлю на этого чахлого субъекта, если растяпа Линтон не изволит малость встряхнуться. По нашим расчетам, его драгоценное высочество протянет еще год, не больше. Да пропади он пропадом! Тоже мне, галантный кавалер, сушит промокшие ножки, а на нее и не взглянет. Эй, Линтон!

– Да, папа, – отозвался мальчик.

– Показал бы ты своей кузине что-нибудь занимательное, кроликов например, или нору, где жил горностай. Отведи ее в сад, перед тем как сменить башмаки, и на конюшню, где стоит твоя лошадка.

– А ты не хочешь посидеть здесь со мной? – спросил Линтон у Кэти тоном, в котором читалось нежелание двигаться с места.

– Ох, не знаю, – протянула она, бросая нетерпеливый взгляд на дверь и явно стремясь на волю.

Линтон только плотнее уселся в кресле и подвинулся поближе к огню. Хитклиф поднялся и вышел на кухню, а оттуда во двор, выкликая Гэртона. Гэртон отозвался, и вскоре они вернулись вдвоем. Молодой человек только что умылся, о чем свидетельствовало его разрумянившееся лицо и мокрые волосы.

– Кстати, я хотела кое о чем спросить вас, дядя, – заговорила Кэтрин, вспомнив, о чем когда-то говорила ей про Гэртона служанка. – Он ведь мне не двоюродный брат?

– Самый настоящий ваш кузен по матери, – ответил Хитклиф. – Разве он вам не нравится?

Кэтрин выглядела смущенной.

– Разве он не красивый парень? – продолжал он.

Юная леди пренебрегла правилами хорошего тона, встала на цыпочки и прошептала свой ответ на ухо Хитклифу. Тот рассмеялся, Гэртон потемнел лицом: я поняла, что он очень чувствителен к действительному или мнимому неуважению к себе, так как смутно осознает, что отличается от других в худшую сторону. Но его хозяин и опекун прогнал хмурость Гэртона, воскликнув:

– Тебя юная леди избрала среди всех нас своим фаворитом! Она сказала мне, что ты… словом, кое-что про тебя весьма лестное. Так что возьми ее под руку и проведи по имению. И помни, держи себя джентльменом! Никаких ругательств, не пялься на девушку как дурак, когда она на тебя не смотрит, и не отворачивайся, когда она удостаивает тебя взглядом. И еще, когда говоришь, произноси слова четко, не части, а заодно вынь руки из карманов. Ну, ступай и развлеки юную мисс, как положено.

Он внимательно смотрел, как молодые люди прошествовали мимо окна. Эрншо совсем отвернулся от своей спутницы и вперился в знакомый до боли пейзаж с интересом чужеземца или художника. Кэтрин бросила на юношу лукавый взгляд, по которому можно было понять, что она от него не в восторге. Она принялась оглядываться кругом в поисках предмета, который мог бы ее развлечь, и танцующей походкой пошла вперед, напевая песенку, раз молодой человек не занимал ее разговором.

– Я заставил парня язык проглотить, – заметил Хитклиф. – Теперь он не отважится сказать ни единого слова! Нелли, помнишь меня в его возрасте? Или когда я был моложе? Я тоже выглядел таким же болваном, таким «дурным дурнем», как говорит Джозеф?

– Еще худшим, – честно ответила я, – потому что вы вдобавок на всех вокруг волком смотрели.

– Он – моя отрада, – продолжал Хитклиф, размышляя вслух. – Он оправдал мои ожидания. Будь он глуп от рождения, я бы не был и вполовину так доволен. Но он не дурак, и я разделяю его чувства, потому что сам их испытывал. Я прекрасно знаю его нынешние страдания, и это – только начало. Потом ему будет еще хуже. Никогда ему не подняться из глубин грубости и невежества. Я вверг его туда быстрее, чем его негодяй-папаша проделал в свое время это со мной, и крепко держу его в этом низменном состоянии. Он заперт в нем надежнее некуда, ибо он гордится своим скотством. Я, и только я, научил его презирать все, что возвышает человека над животным, рассматривать любые проявления человечности как глупость и слабость. Как думаешь, стал бы Хиндли кичиться своим сыном, если бы мог его сейчас видеть? Наверное, гордился бы так же, как я горжусь моим. Но вот тебе и разница между ними: один – все равно что золотой самородок, который употребили на то чтобы вымостить улицу, а другой – оловянное покрытие, натертое до блеска и долженствующее изображать собой серебро. Мой ничего ценного из себя не представляет, однако я его продвину в жизни настолько далеко, насколько смогу, с учетом его ничтожества. Его сын имеет превосходные задатки, но они даже не под спудом, а потеряны и уничтожены, ибо бесполезны. Мне жалеть не о чем, а ему было бы сейчас очень больно, и мне это известно, как никому другому. И вдобавок ко всему Гэртон просто души во мне не чает, разрази меня гром! Признайся, что и в этом я над Хиндли первенствовал! Если бы мерзавец восстал из могилы, дабы покарать меня за притеснения своего отпрыска, я бы позабавился тем, что натравил бы этого самого отпрыска на его родителя, и сынок отправил бы папашу обратно в ад за то что тот посмел замышлять против его единственного друга в целом свете!

Хитклиф сатанинским смешком завершил свою тираду. Я ничего не сказала, потому как он и не ждал ответа. Тем временем юный Линтон, сидевший на слишком большом удалении от нас, чтобы слышать отцовские излияния, начал проявлять признаки беспокойства – видимо, теперь он жалел, что из боязни переутомиться отказался от общества своей очаровательной кузины. Его отец заметил тревожные взгляды, которые юноша бросал в окно, и то как непроизвольно его рука потянулась за шляпой.

– Вставай, лентяй! – воскликнул он с притворным благодушием. – Поторопись за ними! Парочка совсем рядом – они за углом, там, где стоят пчелиные ульи!

Линтон собрал все свои силы и покинул насиженное место у очага. Окно было открыто и, когда он вышел, я услыхала, как Кэтрин спросила у своего неразговорчивого провожатого, что означает надпись над входной дверью. Гэртон уставился на вырезанные в камне буквы и, как настоящий деревенщина, почесал голову.

– А черт его знает, писанина какая-то! – последовал его ответ. – Я не могу ее прочитать.

– Не можешь прочитать? – воскликнула Кэтрин. – Прочитать я и сама могу, это же по-английски написано. Я хочу знать, почему эту надпись здесь сделали.

Линтон захихикал, впервые за все время оживившись:

– Он у нас неграмотный, – заявил он своей кузине. – Могли ли вы себе представить, сестричка, что на свете существует такой законченный болван?

– А может быть, он немного не в себе? – спросила мисс Кэти совершенно серьезным тоном. – Или, может, он, как говорится, слишком прост? Я уже дважды обращалась к нему с вопросом, и он каждый раз глядит на меня так, как будто не понимает ни слова. Уж я-то его точно с трудом понимаю…

Линтон вновь захихикал и посмотрел с насмешкой на Гэртона, который в эту минуту отнюдь не казался безмозглым дурачком.

– Это все лень, не так ли, Эрншо? – возобновил свои подначки Линтон. – Моя кузина думает, что ты повредился умом. Вот результат твоего презрения к «учености», как ты называешь обучение самым необходимым знаниям. Вы заметили, Кэтрин, какой у него ужасный йоркширский говор?

– Ну и какой, к черту, прок от этой вашей учености? – взревел Гэртон, сразу обретая дар речи при обращении к своему обычному собеседнику. Он уже собирался привести новые доводы, но Линтон и Кэтрин дружно расхохотались в ответ: моя взбалмошная питомица страшно обрадовалась возможности позабавиться на его счет.

– Лучше скажи, какой прок от того, чтобы поминать черта после каждого слова? – подлил масла в огонь Линтон. – Папа запретил тебе сквернословить, а ты не можешь рта раскрыть без того, чтобы не побраниться. Постарайся вести себя как джентльмен! Самое время исправиться!

– Не будь ты скорее слезливой девчонкой, чем парнем, я бы тебя отделал, как Бог черепаху, провалиться мне на этом месте! – убегая, выкрикнул Гэртон в манере простого деревенского парня, каким он в сущности и был, с лицом, горящим от ярости и унижения. Он понял, что его оскорбили, но не знал, как подобает отвечать на такие обиды.

Мистер Хитклиф, слышавший весь разговор, улыбнулся, увидев стремительный исход Гэртона, но потом с крайним презрением уставился на беззаботную парочку, которая застыла в дверях, предаваясь веселой болтовне. Линтон заметно оживился, прохаживаясь по поводу недостатков и промахов Гэртона и поднимая на смех его прежние проступки, а мисс Кэти получала удовольствие от его бойкого презрительного острословия, не отдавая себе отчета в том, что оно указывает на злобный нрав насмешника. Я внезапно почувствовала к Линтону гораздо больше неприязни, чем жалости, и даже стала лучше понимать наплевательское отношение к нему его отца.

Мы задержались на Грозовом Перевале почти до самого вечера, потому что мне не удавалось раньше оторвать мисс Кэти от ее кузена. Нам повезло, что мистер Линтон так и не выходил из своей комнаты и оставался в неведении о столь продолжительном нашем отсутствии. По дороге домой я попыталась немного просветить свою воспитанницу касательно того, каковы на самом деле те люди, с которыми она только что рассталась, но она меня и слушать не хотела, забрав в голову, что я предубеждена против них.

– Вижу, Эллен, – воскликнула она, – что ты безоговорочно становишься на папину сторону! Ты пристрастна, иначе зачем тебе надо было так долго обманывать меня, утверждая, что Линтон живет за много миль отсюда. Видит Бог, я на тебя очень сердита, только сейчас я так счастлива, что просто-напросто не в состоянии задать тебе суровый нагоняй! Об одном прошу: не очень-то распускай язык, ругая моего дядю, потому что он – мой родственник, и я намерена высказать папе все, что думаю об их ссоре.

Она продолжала развивать эту тему до тех пор, пока я не прекратила все попытки переубедить ее. Она не упомянула о посещении нами Грозового Перевала в тот вечер, потому что не увиделась с отцом. Но на следующее утро все, к моей досаде, открылось! Однако я не слишком огорчилась, так как считала, что бремя объяснения действительного положения вещей и предостережений скорее по плечу мистеру Линтону, чем мне. Но он слишком сдержанно изложил резоны своего запрета на дальнейшие посещения Кэтрин Грозового Перевала, а наша избалованная мисс всегда требовала веских оснований для любых ограничений ее желаний.

– Папочка! – воскликнула она следующим утром, обменявшись с отцом приветствиями. – Только представь себе, кого я встретила вчера, когда гуляла по пустошам! Папа, ты вздрогнул? Ты чувствуешь, что поступил неправильно много лет назад? Так слушай: я встретила… нет, дай-ка я расскажу по порядку, как вывела тебя на чистую воду, да и Эллен в придачу! А наша Нелли тоже хороша – притворялась, что жалела меня, когда я понапрасну надеялась, что Линтон вернется к нам.

Она подробно и честно рассказала о нашей прогулке и ее последствиях, а мой хозяин хоть и бросил на меня несколько укоризненных взглядов, но не сказал ни единого слова, пока она не закончила свой рассказ. Тогда он притянул ее к себе и спросил: знает ли она, почему он скрывал от нее соседство юного Линтона? Неужели она считает, что он делал это назло ей, только чтобы отказать ей в безобидном удовольствии?

– Ты делал это потому что не любишь мистера Хитклифа, – ответила она.

– Значит, ты думаешь, что своими чувствами я дорожу больше, чем твоими, Кэти? – сказал он. – Нет, не потому, что я не люблю мистера Хитклифа, а потому, что мистер Хитклиф не любит меня, а он – не человек, а дьявол во плоти и получает удовольствие от того, что губит и уничтожает тех, кого ненавидит, стоит им предоставить ему хоть малейшую возможность. Я знал, что ты не сможешь общаться с двоюродным братом без того, чтобы не сталкиваться с его отцом, и я знал, что этот последний возненавидит тебя из-за меня. Посему исключительно ради твоего блага – и ни по каким иным причинам – я принял все меры предосторожности, чтобы ты не встретилась с Линтоном. Я собирался объяснить тебе это когда ты станешь старше, и теперь раскаиваюсь в том, что откладывал объяснение так долго.

– Но мистер Хитклиф был весьма радушен, папа, – заметила Кэтрин, не вполне убежденная отцом в его правоте, – и он не возражает против того, чтобы мы с Линтоном иногда виделись. Он сказал, что я могу приходить в его дом, когда мне будет угодно, но не должна говорить тебе, потому что ты с ним поссорился и не простил ему его женитьбы на тете Изабелле. На деле так и вышло – ты запретил нам видеться, ты его не прощаешь, значит, ты один виноват! Он же ничего не имеет против того, чтобы мы с Линтоном дружили.

Мой хозяин, видя, что она не верит его словам о злом нраве ее дяди, бегло обрисовал ей, как тот повел себя с Изабеллой и каким образом вступил во владение Грозовым Перевалом. Долго Эдгар распространяться на этот предмет не пожелал – слова застревали у него в горле от ужаса и отвращения, которые он питал к своему давнему врагу с самой кончины миссис Линтон. «Она могла бы жить до сих пор, если бы не он!» – постоянно с горечью твердил отец Кэтрин, в глазах которого Хитклиф был настоящим убийцей. Мисс Кэти, – которая никогда не сталкивалась с дурными делами за исключением собственных незначительных проявлений непослушания, несправедливости или своенравия, проистекавших из детской горячности и беспечности, в которых она искренне раскаивалась в тот же день, – была поражена темными глубинами души того, кто долгие годы вынашивал планы мести и приводил их в исполнение без всяких угрызений совести. Она казалась столь глубоко потрясенной этой новой картиной человеческой природы – полностью исключенной ранее из ее представлений о добре и зле, – что мистер Эдгар счел излишним продолжать разговор.

Он только добавил: «Теперь ты знаешь, дорогая, почему я хочу, чтобы ты избегала дома этого человека и его близких. Возвращайся к своим прежним занятиям и развлечениям и выброси из головы этих людей».

Кэтрин поцеловала отца и на пару часов тихо засела за уроки, как было у нас заведено. Потом она сопровождала мистера Линтона на прогулке в парке, и день прошел как обычно. Но вечером, когда она пошла к себе, а я пришла помочь ей раздеться, я застала ее в слезах на коленях у ее кровати.

– Как вам не стыдно! – воскликнула я. – Если бы вы столкнулись с настоящим горем, вы бы постеснялись лить слезы всего лишь из-за того, что разок вышло не по-вашему. Никогда даже тень беды не омрачала ваши дни. Представьте себе, мисс Кэтрин, что ваш отец и я умерли и что вы остались одна в целом мире… Что бы вы тогда почувствовали? Сравните теперешний случай с одною лишь возможностью такого несчастья и возблагодарите Бога за тех друзей, которые у вас имеются, вместо того чтобы жаждать заполучить новых.

– Я не о себе плачу, Эллен, – ответила она, – а о нем. Он ждет, что я завтра его навещу, и будет разочарован. Представь себе: он будет ждать меня, а я не приду!

– Ерунда! – заявила я. – Не воображайте, что он целый день только и делает, что думает о вас, как вы о нем. Он может рассчитывать на общество Гэртона – разве не так? Из ста человек ни один не станет лить слезы о родственнице, которую видел всего два раза в жизни. Линтон догадается, что вам что-то помешало, и не станет более тревожиться из-за вас.

– Но почему мне нельзя написать ему записку, чтобы объяснить, почему я не пришла? – спросила она, поднимаясь на ноги. – И послать ему книги, которые я обещала? У него нет таких замечательных книжек, как у меня, и ему ужасно захотелось их прочесть, когда я ему про них рассказала. Давай так и сделаем, Эллен!

– Нет и нет! – решительно заявила я. – Вы ему напишете, он вам ответит, и конца-края этому не будет. Нет, мисс Кэтрин, знакомству этому не бывать. Ваш отец так распорядился, и я прослежу, чтобы его желание было исполнено.

– Но одна маленькая записочка… – начала она с умоляющим лицом.

– Больше ни слова! – перебила я. – Никаких маленьких записочек. Ложитесь-ка спать.

Она бросила на меня взгляд, полный такой непокорности и злости, что я невольно отпрянула и решила уйти, не поцеловав ее на ночь. Я укрыла ее одеялом и затворила за собой дверь спальни в крайнем неудовольствии, однако на полдороги пожалела девочку и потихоньку вернулась. И что же я увидела? Мисс Кэти стояла у стола с листком чистой бумаги и карандашом, которые она при моем появлении виновато спрятала.

– Вы не сможете найти посыльного для вашей записки, Кэтрин, даже если вам удастся ее написать, – сказала я. – А сейчас я потушу вашу свечу.

Я решительно загасила свечку, получив от Кэтрин ощутимый шлепок по руке и прозвище «гадкой надсмотрщицы», после чего вновь оставила норовистую девочку в одиночестве. В спину мне раздался щелчок дверной щеколды, закрываемой изнутри. Как я узнала впоследствии, письмо все же было написано и доставлено по назначению мальчишкой, разносившим молоко, который приходил к нам в усадьбу из деревни. С той ночи недели проходили одна за другой, и Кэти, казалось, вновь стала сама собой, приобретя, однако, странную привычку таиться по углам и стараться как можно меньше показываться мне на глаза. Если я неожиданно приближалась к ней, когда она читала, она склонялась над книжкой, явно пытаясь спрятать ее, а я примечала края заложенных между страницами листочков.

Она также полюбила спускаться вниз рано поутру и слоняться по кухне, как будто поджидала кого-то. В библиотеке она завела себе отдельный ящичек секретера, в котором могла копаться часами, а когда уходила, всегда предусмотрительно запирала его на ключ, непременно уносимый ею с собой.

Однажды, когда она по обыкновению склонилась над этим ящичком, я заметила, что вместо игрушек и безделушек, которые раньше составляли основное его содержимое, он теперь полон каких-то сложенных бумажек. Мое любопытство и подозрения были разбужены без меры, и я решила во что бы то ни стало посмотреть, что же собой представляют эти тайные сокровища. Этим же вечером, как только юная леди и ее отец разошлись на ночь по своим комнатам, я подобрала среди всех ключей в доме, находившихся в моем распоряжении, тот, который подошел к замку. Открыв ящик, я вывалила все, что в нем находилось, в свой передник и унесла добычу к себе в комнату, чтобы изучить ее на досуге. Приступив к этому делу, я была поражена, хоть и ожидала чего-то подобного, – передо мной высилась целая стопка писем от Линтона Хитклифа, которые он писал чуть ли не ежедневно в ответ на те, что приносили от Кэти. Сперва это были краткие записки застенчивого юноши, на смену которым пришли многословные амурные послания. В них нелепости, соответствующие возрасту их автора, странным образом сочетались с проскальзывавшими здесь и там оборотами и образами, явно почерпнутыми из источников любовного опыта. Некоторые из этих писем поразили меня сплавом искреннего пыла и избитых банальностей, когда за выражениями живого чувства следовали напыщенные изъявления, с которыми школьник мог бы обращаться к бесплотной воображаемой возлюбленной. Нравились ли они Кэти, я сказать не могу, но мне они показались никчемными писульками. Прочитав столько писем, сколько смогла, я завязала их все в носовой платок и спрятала у себя, а пустой ящик заперла.

Следуя своей новой привычке, наша юная леди сошла вниз рано поутру и сразу отправилась в кухню. Я увидела, как она подошла к дверям, когда там появился мальчишка-разносчик. Пока молочница наполняла кувшин, Кэти сунула ему что-то в карман, вынув нечто взамен. Я прошла через сад, обогнав посланца, и подкараулила его. Мальчишка доблестно сопротивлялся, защищая доверенное ему послание, и мы, сражаясь, расплескали все молоко, но мне удалось отобрать у него драгоценный листок. Пригрозив гонцу страшными карами, если он сейчас же не побежит в деревню, то есть туда, откуда пришел, я схоронилась у ограды и пробежала глазами страстное сочинение мисс Кэти. Оно было безыскусней и красноречивей писаний ее кузена – ах, моя милая и глупая девочка! Я покачала головой и, глубоко задумавшись, побрела в дом. День был сырой, и Кэти не могла гулять по парку, поэтому после утренних уроков она отправилась искать утешения в своем ящике секретера. Ее отец сидел за столом и читал, а я нарочно нашла себе работу – пришивала оторвавшийся край портьеры, – чтобы приглядывать за девочкой. Птица, вернувшаяся к разоренному гнезду, оставленному ею полным чирикающих птенчиков, не выразила бы своим горестным криком и щебетом большего отчаяния, чем Кэти – одним коротким возгласом и исказившимся лицом, которое еще недавно выражало безмятежное счастье. Мистер Линтон оторвался от книги.

– В чем дело, милая? – спросил он. – Ты ушиблась? Поранилась?

По его тону и виду она поняла, что не он нашел ее тайный клад.

– Нет, папочка, – еле выговорила она. – Эллен, Эллен, проводи меня наверх! Мне дурно!

Я вняла ее призыву и пошла с ней в ее комнату.

– Ах, Эллен! Они у тебя! – сразу же перешла она к делу, когда мы остались одни, а затем упала на колени и взмолилась: – Пожалуйста, отдай их мне, а я обещаю больше никогда-никогда так не делать! И папе ничего не говори! Ты ведь ему пока не сказала, Эллен? Я вела себя очень плохо, но этого больше не повторится, обещаю!

Строгим голосом я попросила ее встать.

– Итак, мисс Кэтрин, – начала я, – вы, видно, зашли довольно далеко, раз вам так стыдно за них! Что за ерунду вы читаете и перечитываете в часы досуга? Может быть, стоит ее напечатать? И что как вы полагаете, подумает ваш папа, когда я разложу их перед ним? Я их ему еще не показывала, но не льстите себя надеждой, что я буду хранить ваши постыдные секреты. Вам должно быть неловко! Я уверена, что именно вы стали зачинщицей в этом обмене глупыми признаниями, а Линтон даже и не думал начинать переписку.

– Нет, это не я! Я не виновата! – Кэти рыдала так, словно у нее сейчас разобьется сердце. – Я даже и не думала полюбить его до тех пор, пока…

– Полюбить?! – воскликнула я со всем возможным презрением. – Полюбить его? Слыханное ли это дело? Представляете, если я вдруг заявлю, что полюбила мельника, который приезжает к нам раз в год, чтобы купить у нас зерно. Когда это вы успели в него влюбиться? Неужели за те четыре часа, что длились обе его встречи с вами? И теперь эта стопка ребяческих записочек – я сейчас же отправляюсь с ней в библиотеку, и мы посмотрим, что ваш отец скажет по этому поводу!

Она подпрыгнула, чтобы вырвать у меня свои драгоценные послания, но я держала их высоко над головой. Из уст ее полились новые отчаянные мольбы о том, чтобы я сожгла письма… Сделала бы с ними что угодно, только не показывала их ее отцу. И так как мне скорее хотелось посмеяться над Кэтрин, чем бранить ее – потому что я видела в этой переписке лишь девичье тщеславие – я решила немного смягчиться и спросила: «Если я соглашусь сжечь эти письма, обещаете ли вы больше никогда не отправлять и не получать от Линтона ни писем, ни книг (потому как была уверена, что она передавала ему кое-какие книги), ни локонов, ни колец, ни игрушек?»

– Мы не обменивались игрушками! – воскликнула Кэтрин, гордость которой взяла верх над стыдом.

– Одним словом, больше ничем не обмениваться, моя милая! – сказала я. – Если не дадите такого обещания, то я иду к вашему отцу.

– Обещаю, Эллен! – закричала она, хватая меня за платье. – Скорее брось их в огонь! Умоляю!

Но когда я стала разгребать кочергой угли в очаге, готовя место для сожжения свидетельств любовного безумия, жертва показалась ей невыносимой. Она принялась упрашивать оставить ей несколько посланий.

– Всего пару писем, Эллен! Я буду хранить их на память о Линтоне! – попросила она.

Я развязала носовой платок и принялась бросать исписанные страницы в камин одну за другой, а огонь стал жадно их пожирать.

– Пусть у меня останется хоть одно, жестокая ты ведьма! – закричала она и сунула руку прямо в огонь. Обжигая пальцы, она выхватила из пламени несколько наполовину сгоревших листков.

– Отлично! Тогда у меня будет что показать вашему папе! – сказала я, заворачивая в платок оставшиеся письма и поворачиваясь к двери.

Она швырнула спасенные ею почерневшие обрывки обратно в камин и отступилась. Я завершила начатое, разворошила пепел и бросила на него сверху полный совок угля. Кэтрин же, не говоря ни слова, с лицом, застывшим от обиды, ушла в свою комнату. Я спустилась вниз доложить хозяину, что юная леди уже почти преодолела свое недомогание, но я решила на всякий случай уложить ее ненадолго в постель. К обеду Кэтрин не вышла, а появилась только к чаю – бледная, с красными заплаканными глазами, непривычно тихая. На следующее утро я ответила на письмо Линтона сама, написав: «Просим господина Хитклифа-младшего более не посылать записок мисс Линтон ввиду того, что она не будет их принимать». И с тех пор маленький разносчик молока приходил к нам с пустыми карманами.

 

Глава 22

Содержание

Глава 20