В. Войнович Малиновый пеликан — Where are you from, читать

В. Войнович Малиновый пеликан — Глава 26. Where are you from

Я вспоминал одно, слышал другое, и слышанное каким-то
образом трансформировалось в моем мозгу, и, снова заснув, я вдруг
увидел себя едущим в «Кадиллаке» и еще подумал, что, может быть,
это сон, потому что в таких машинах, как «Кадиллак», «Роллс-Ройс»,
«Майбах» и прочие, я обычно езжу только во сне. Хотел даже
ущипнуть себя для проверки, а потом подумал, что хороший сон
лучше плохой яви, и лучше я буду ездить во сне по американским
дорогам на «Кадиллаке», чем наяву по нашим колдобинам на «Ладе-
Калине». Так я подумал и продолжил движение по американской
федеральной дороге № 1, которая мне очень знакома по прошлой
жизни, я по ней неё во сне, а наяву часто ездил из Принстона в Нью-
Йорк и обратно, предпочитая ее скоростному торнпайку. По торнпайку
все несутся как сумасшедшие, ничего, кроме машин, не видно, а здесь
дорога неширокая, движение неторопливое, один городок кончается,
другой начинается. По бокам небольшие дома, рестораны, магазины с
красочными вывесками, мотели с водяными матрасами, на которых
любят предаваться греху изменяющие своим половинам любовники. Я
ехал медленно, никуда не спешил, останавливаясь перед светофорами
или иными возникающими вдруг препятствиями. Так, в одном месте
мне преградило дорогу переходившее с одной стороны на другую
стадо овец, ведомое человеком с американским флагом в руках, в
другом месте группа европейских туристов отплясывала что-то вроде
твиста под дудку американца, в котором я узнал дедушку, сошедшего с
рекламы ресторанов Kentucky Fried Chicken, то есть «Цыпленок
жаренный по-кентукски». Они попросили меня поплясать вместе с
ними, но я вежливо отказался. Они начали было настаивать, но, узнав,
что я русский, поняли, что это бесполезно, даже они знали, что
русские ни под чью дудку никогда не пляшут. Я поехал дальше,
неизвестно куда и зачем. Ехал, равнодушно скользил глазами по
витринам и вывескам, пока одна из них не заставила меня вздрогнуть.
На ней был нарисован смеющийся белокурый мальчик славянской
внешности, над которым яркой дугой красными буквами шла надпись:
«Human organs from Russian orphans». Я по-английски, признаться,
понимаю не очень, но слово «Russian» знаю, а для остального у меня
всегда с собой электронный словарь. Достал его, текст по буквам
набрал, и он мне немедленно точный перевод выдает: «Человеческие
органы от русских сирот». Прочел это, глазам не верю, словарю не
верю, может, в нем что-то не так замкнулось. Перезагрузил его, снова
набрал текст, и он мне тот же перевод выдает: «Человеческие органы
от русских сирот».

Я все еще сомневаюсь. Думаю, может, шутка такая, хотя и для
шутки тема, я бы сказал, не очень-то подходящая, щекотливая то есть,
тема. Нет, думаю, надо посмотреть, что все это — значит.
Припарковавшись у входа, вошел в помещение, небольшое, чистое, с
белыми кафельными полами, как полагается в магазине, торгующем
субпродуктами. За прилавком одинокий продавец, полноватый
мужчина, в белом халате и белой шапочке с бейджиком на груди, на
котором что-то написано, но я без очков не разобрал что. В продавце я
узнал Владика Коктейлева. Я немного удивился, потому что знал
Владика как честнейшего из наших народных избранников и был
уверен, что совесть не позволит ему нарушать закон и иметь бизнес и
имущество за границей. Я, естественно, поздоровался с ним по-русски.
Он ответил по-английски с сильным подмосковным акцентом, чем
убедил меня, что я ошибся, потому что Владик, как я слышал, с
акцентом говорит только по-русски. Значит, не Владик, но все же, мне
кажется, я его где-то видел. «Вы, — спрашиваю, — случайно не из
Балашихи?» Он глазами хлопает. Я ему по слогам. «Вы, — повторяю, —
не из Ба-ла-ши-хи?» Ничего не понимает и отвечает мне по-своему
что-то вроде «хау ар ю тудэй». И вдруг происходит чудо, какое
случается только во сне: я обнаруживаю, что на самом деле я
английским очень даже неплохо владею и все эти слова — и хау, и ар, и
ю, и тудей — знаю и фразу всю понимаю. Значит он спрашивает: «Как
вы сегодня?» Глупый вопрос. Как будто он знал, как я был вчера. И как
будто это вообще его сколько-нибудь интересовало. Если бы я был
тоже американцем, я бы сказал «файн», это слово я знаю, значит,
«прекрасно». Американец всегда говорит «файн». Даже если его
дюжина клещей будет грызть, он все равное скажет «файн». Но я не
американец, и настроения лицемерить у меня не было. Поэтому я
просто буркнул: ничего, нормально, в том смысле, что не ваше дело,
надел очки и только сейчас увидел, что у продавца на бейджике
написано «Johnson & Johnson».

— Теперь, — говорю, — вижу, что вы не из Балашихи.

— Да, — говорит он чисто по-русски, что меня почему-то не
удивляет, — я не из Балашихи, я из Потылихи.

Ну, мне что Потылиха, что Балашиха — все едино, тем более что я
ни там, ни там никогда не был.

Стал изучать прилавок. Под стеклом, как обычно в мясной лавке,
лежали разных размеров куски мяса с каким-то текстом под каждым
куском. Я надел вторые очки и увидел, что эти тексты содержат
описание (опять все понимаю) продукта: сердце, почка, поджелудочная
железа, печень — и тут же прейскурант. Точных цен не помню, но
помню, что каждое пятизначное число кончалось несколькими
девятками. Ну, скажем, 24.999.99. Двадцать четыре тысячи девятьсот
девяносто девять долларов девяносто девять центов — это
бесхитростная американская уловка, чтобы покупатель не слишком
хватался за голову. 25 тысяч ему покажется много, а 24, хотя и с целым
хвостом девяток, в его сознании останутся двадцатью четырьмя.

Я весь товар осмотрел, цены в мобильник забил, в словарь
заглянул и спрашиваю продавца, это правда, что ли, детские органы?

Он мне вопросом на вопрос:

— Where are you from, sir? — сэром меня называет.

Я говорю:

— Ясное дело, фром Раша. — И спрашиваю: — Это точно детские
органы, а не какие-нибудь телячьи или поросячьи?

— Что вы, сэр, — обиделся продавец, — как можно? Имею (I have)
сертификат соответствия, вон он в серебряной рамке висит на стене.
Но вы можете верить мне на слово, потому что мы, американцы,
никогда не врем.

— Совсем никогда?

— Никогда. Мы даже, когда в плен попадаем, на первом же
допросе выдаем все военные тайны: номер части, калибры орудий,
фамилию командира и какая зарплата у нашего президента.

— А этой торговлей занимаетесь легально?

— О, сэр, разумеется, оф корс, совершенно легально. У меня есть
лицензия, вон она в золотой рамке рядом с сертификатом, и налоги я
плачу аккуратно. Могу показать справку, айди и секьюрити намбер.
— Ну хорошо, — говорю я, — хорошо, ладно. Допустим, ваши
негуманные американские законы позволяют такое. Но вам лично не
стыдно, не страшно, не больно за этих бедных детишек?

Он моего вопроса не понимает.

— Так детишки-то, — говорит, — не наши, а русские.

— А русские, — говорю, — что, разве не люди?

Американца трудно вывести из равновесия, но этот, я вижу, начал
сердиться.

— Да что вы говорите, сэр? Это же русские сироты. Они в вашей
Рашке так живут, что рады бывают попасть в Америку хотя бы даже и
в расчлененном виде.

Тут уж я совсем не выдержал, перегнулся через прилавок, схватил
его за грудки.

— Ах, ты, — говорю, — сволочь. Ты не только детей, ты еще и
страну мою оскорблять будешь! Да я тебя сейчас самого расчленю и
члены твои раздам бездомным собакам.

Он уже задыхается и хрипит:

— Не отдадите, сэр! У нас нет бездомных собак…

Я хотел сказать, что не верю, но не успел. Резко дернувшись, он
вырвался из моих рук, нырнул под прилавок и вынырнул с
винчестером.

— Вот, — улыбнулся он фарфоровыми зубами, — теперь я вас
расчленю, сэр. Но вами собак кормить не буду, потому что наши
собаки привыкли к более свежей пище. Я продам ваши дряхлые
органы вашим пропагандистам, а они скормят их вашему же народу.

Он быстро передернул затвор и, не целясь, нажал на спусковой
крючок. Я попятился к двери, ударился спиной о стену, увидел
вспышку — и услышал женский визгливый вскрик: «Паша! Ты что так
резко тормозишь! Ты же больного везешь!»

Далее — Глава 27

Оглавление

Ранее — Глава 25