В. Войнович Малиновый пеликан — Федор и Александра, читать

В. Войнович Малиновый пеликан — Глава 3. Фёдор и Александра

Чтобы —дорисовать картину о себе и своей семье, к
вышесказанному добавлю вот что. Мои дети от первого брака, сын
Данила и дочь Людмила, выросли и разъехались в разные стороны. Он
в Берлине сменил журналистику на бизнес, владеет большой
автотранспортной конторой, гоняет фуры в Россию, Белоруссию,
Украину и Казахстан и очень неплохо зарабатывает, а дочь вышла
замуж за успешного американского адвоката, или, как она говорит,
лойера, и живет в городе Лексингтон, штат Кентукки, или, опять же,
как они говорят, Кентакки. Теперешняя моя семья — это я, жена
Варвара, домработница Шура и, разумеется, Федор. Семигудилов
считает, что пса я так назвал из русофобских соображений, потому что,
как ему кажется, только человек, который ненавидит русских или
презирает, может давать собакам русские человеческие имена. Хотя это
глупость несусветная, потому, во-первых, что имя Федор, а также
Теодор, греческого происхождения и означает «Божий дар», и потому,
во-вторых, что никакие не русофобы, а самые что ни на есть русские
люди издавна называли котов Васьками, коз Машками, а кабанов
Борьками. А пес получил такое имя, потому что он, как мне кажется,
похож на моего двоюродного брата Федьку, который так же толст, добр
и курчав и на существование четвероногого тезки не обижается. Федор
(не брат, а пес) обладает сверхчутьем на мое приближение. Когда я
возвращаюсь из города, он чует это заранее, проявляет заметное
беспокойство, если удается, убегает со двора и несется к шлагбауму у
въезда в поселок, чтобы встретить меня. Каким-то образом отличает
мою машину от других и семенит за ней, виляя куцым хвостом.

— Как он узнает вашу машину? — удивляется Шура.

— По номеру, — отвечаю.

— Да ну! — восклицает она, но, будучи об интеллектуальных
способностях Федора высокого мнения, склоняется к тому, чтобы
поверить.

Шура оказалась у нас, когда сбежала из тамбовской деревни, где
ее всю жизнь били. Сначала за любую провинность и просто для
острастки порол ремнем пьяный отец, потом за то, что оказалась
бесплодной, кулаками воспитывал муж, тоже пьяный. Время от
времени он «зашивался» и не пил, но тогда становился злее и бил еще
больше. Шура все терпела, не представляя себе даже, что может
просто уйти, но ей повезло: однажды муж её, пьяный, попал под
автобус. Но к этому времени подрос и тоже стал её поколачивать
зачатый по пьянке сынок Валентин, от которого она и сбежала, оставив
ему все, что у нее было, включая дом и корову. О сыне она говорить не
любит, но мужа вспоминает с ненавистью и благодарит шофера того
автобуса, который его задавил.

Появившись у нас, она поначалу вела себя очень робко, боялась
задать лишний вопрос и показать, что чего-то не знает. Первым ее
заданием было приготовить нам с женой завтрак. Накануне вечером
Варвара велела ей сварить два яйца в мешочек. Утром мы встали,
завтрака нет, нас встречает Шура, растерянная, и сообщает, что всю
кухню обшарила, но мешочков нигде не нашла.

В конце концов она у нас прижилась, отмякла, но от старых
страхов долго не могла избавиться. Бывало, я просто позову ее:
«Шура!» — она вздрагивает, смотрит на меня, и я вижу в глазах ее
страх, Боится, что что-то сделала не так и сейчас будет физически
наказана. Иногда, впрочем, боится не зря. Однажды, войдя к себе в
кабинет, я застал ее за тем, что она, встав на стул, мокрой половой
тряпкой пыталась протереть висевшую над моим столом картину
Поленова «Заросший пруд», не оригинал, конечно, но очень хорошую.

— Ты что делаешь?! — закричал я.

Она медленно сползла на пол, бледная, глядела на меня
обреченно, и губы ее тряслись.

Годы спустя, уже больше ко мне привыкнув, она призналась, что
думала, что я ее буду бить.

Шура живет у нас уже больше шести лет. Мы ей выделили
комнатку на втором этаже с отдельным туалетом и душем. Там она
поставила себе тумбочку с настольной лампой. На тумбочке у нее
иконка, на стене литография — какой-то замок и пруд с лебедями. Мы
отдали ей старый телевизор, она смотрит его в свободное время. Ее
любимые передачи прежде были «Модный приговор» и «Давай
поженимся», но с недавнего времени она стала проявлять интерес и к
политическим ток-шоу, которые смотрит, но отношения к ним как
будто не выражает. Вообще она тиха, неразговорчива, аккуратна.
Личной жизни у нее, кажется, никакой нет. Ходит гулять с Федором. С
некоторых пор стала посещать церковь. Ее отец был, как выяснилось,
членом КПСС и даже секретарем совхозного парткома, но тайком сам
крестился и крестил детей, что не мешало ему по-прежнему много
пить и истязать своих близких.

Я с Шурой борюсь, потому что она всегда пытается навести у
меня свой порядок, переставляет мои вещи, в мое отсутствие
складывает мои бумаги так, что потом я не могу разобраться, где что, и
отучить ее от этого нет никакой ВОЗМОЖНОСТИ.

Прежняя наша домработница Антонина постоянно вмешивалась в
наши с женой разговоры. О чем бы мы ни говорили — о жизни,
политике, экономике, литературе, обо всем она имела свое мнение,
которое, впрочем, всегда совпадало с моим. Эта же никогда не
вмешивается, только слушает, как мы обсуждаем какую-нибудь книгу,
фильм, театральную постановку, телевизионную передачу, перемываем
косточки знакомым, ругаем власть или ругаемся сами. Слушает, иногда
усмехается какой-то своей мысли, но в разговор не вступает.

Я вообще думал, что она ни о чём своего мнения не имеет, но
однажды, заглянув в ее коморку, увидел у нее на тумбочке рядом с
иконкой, изображающей Божью матерь с младенцем, стоит такого же
размера фотопортрет Перлигоса. Естественно, я не удержался,
спросил, откуда, мол, и зачем.

— А что, нельзя? — спросила она.

— Да пожалуйста, но зачем он тебе?

— Но он же хороший.

— А чем он хорош?

— За Россию болеет.

В другой раз я увидел у нее на тумбочке книжку Гарольда
Евсеева, известного нашего «патриота», «Истоки российского жидо-
масонства». Когда я спросил, кто дал ей эту дрянь, она сказала:
Семигудилов.

А я-то сомневался, что она умеет читать.

Мне это не понравилось, и я сказал Варваре, что домработницу
пора поменять.

Но Варвара стала решительно на защиту Шуры, убеждая меня,
что она просто дура, но честная дура. Антонина у нас слегка
подворовывала, а эта пока ни в чем таком не замечена. Свои
обязанности выполняет, в доме всегда чисто, окна вымыты, белье
выстирано, обед приготовлен, а её взгляды не имеют никакого
значения, тем более что на самом деле никаких взглядов у нее нет.

Далее — Глава 4

Оглавление

Ранее — Глава 2